Гладкая кожа? Это просто!

Манера очищать кожу даже от небольших волосков пришла в Европу (а следом за ней и в Россию) от участников крестовых походов. Рыцари быстро оценили преимущества такой процедуры — сперва чисто гигиенические. В условиях жаркого климата и дефицита воды волоски на коже являются своеобразными «сборниками» грязи, потовых выделений и т. д. Это ведет к возникновению раздражений и воспалений кожи, потертостей и прочих неприятных моментов.

---

«Из вечности музыка вдруг раздалась…»

Надо сделаться самим собой.

М. Мусоргский

Где кроется причина ранней гибели русских талантов — в них ли самих или в окружающей их среде? — Бог весть…

А. Голенищев-Кутузов

1. «Какой выйдет из тебя офицер?»

Кажется, судьба приготовила Модесту Мусоргскому легкий проторенный путь. Он был потомком древнего рода, занесенного в Бархатную книгу русского дворянства, к которому принадлежал один из Рюриковичей, князь Смоленский. Прадед композитора Григорий и дед Алексей были гвардейскими офицерами, собирался им стать и отец. Модест Мусоргский родился четвертым в семье Петра Алексеевича Мусоргского и Юлии Ивановны, урожденной Чириковой, дальним родственником которой был М. И. Кутузов-Смоленский. Отец был типичным русским помещиком типа Ноздрева: весельчак, хлебосол, кутила. Мать воспитывалась в благородном пансионе, слыла дамой образованной, была мягкой и доброй. В семье умерли подряд два ребенка, названных Алексеями, и следующих сыновей назвали Филаретом и Модестом. Мать мечтала видеть их гвардейскими офицерами. Она же заметила тягу Модеста к музыке еще в детстве и давала ему первые уроки музицирования и пения. В возрасте 10 лет, после завершения домашнего образования, в августе 1849 года Модест был определен в знаменитую Петришуле в Санкт-Петербурге, затем в частный пансион А. А. Комарова, где его и брата Филарета готовили к поступлению в Школу гвардейских подпрапорщиков. Одновременно Модест начал заниматься музыкой с одним из лучших музыкальных педагогов А. Герке, который не занимался с Мусоргским ни теорией музыки, ни композицией, хотя другим ученикам это преподавал. «Зачем это офицеру?» — вероятно, рассуждал он. Это в дальнейшем осложнило жизнь композитора Мусоргского: его считали самоучкой! Любопытно, что Герке был музыкальным «внуком» короля симфонии Бетховена (учился у ученика великого композитора), а Мусоргский не стал симфонистом. 1 сентября 1852 года Мусоргский поступил в Школу подпрапорщиков, где раньше учился М. Ю. Лермонтов. Он учится здесь довольно успешно, приобретает прекрасную пианистическую технику, блестяще читает ноты с листа и, обладая приятным баритоном, поет в церковном хоре. Мусоргского-второго (первым был Филарет) часто приглашали на вечера и пирушки, где он играл и пел арии из итальянских опер. Сохранился лишь один его опус того времени — полька «Подпрапорщик». Однако у него стали проявляться опасные черты: привычка к кутежам, безалаберности и мотовству. Однажды А. Сутгоф, директор школы, благоволивший Мусоргскому, сказал ему: «Какой же, mon cher, выйдет из тебя офицер?» Но офицер все-таки вышел: 16 июня 1856 года высочайшим указом Александра II Мусоргский был произведен в прапорщики и зачислен в привилегированный лейб-гвардии Преображенский полк.

2. «Могучая кучка»

А. П. Бородин оставил любопытные воспоминания о своем знакомстве с Мусоргским: «Я был свежеиспеченным военным медиком и состоял ординатором при 2-ом сухопутном госпитале. М. П. (Мусоргский — Н. Л.) был офицером Преображенского полка, только что вылупившимся из яйца. Первая встреча была в госпитале, в дежурной комнате. Я был дежурным врачом, он дежурным офицером, … очень изящным, точно нарисованным офицериком: мундирчик с иголочки, ножки вывороченные, волоса приглажены, припомажены, ногти точно выточены, ручки выхоленные, совсем барские…» Эти слова хорошо знакомы. Меньше известно высказывание В. Б. Бертенсона, основанное на воспоминаниях Мусоргского: «будучи еще на службе в блестящем Преображенском полку, он пил горькую». В таком контексте давно установившееся мнение, что продолжить службу Мусоргскому помешало занятие музыкой, вовсе не выглядит однозначным. Могли ведь и попросить об отставке, гвардия все-таки. Но в это время не «огненная вода», а музыка, к счастью, остается главной. Он начал посещать музыкальные вечера А. С. Даргомыжского, в конце 1857 г. познакомился с М. С. Балакиревым и военным инженером, начинающим композитором Ц. А. Кюи. Потом к ним присоединился военный моряк Н. А. Римский-Корсаков и военный медик, а позже профессор химии военно-медицинской аккадемии А. П. Бородин. Позднее Балакиревский кружок нашел себе идейного вдохновителя и пропагандиста в лице В. В. Стасова.

…Внешне совсем немотивированный выход в отставку поверг Мусоргского в состояние депрессии, выразившееся в подавленности и апатии, в сочетании с болезненной впечатлительностью. Вяло-апатичный аффект в комплексе «мистицизмом, смешанным с цинической мыслью о божестве». Депрессия была настолько выраженной, что во второй половине 1858 года Модест не написал никому ни одного письма. Свои музыкальные опусы в это время он тоже никому не показывает, опасаясь, что их тональность выдаст окружающим тщательно скрываемое душевное состояние (?!). Примечательно, что Мусоргский в это время читает книги по психологии, философии, религии. И при этом Мусоргский активно использует национальное средство от всех бед — зеленого змия. Придя в себя, он начинает писать малые формы для фортепиано, романсы, знаменитое «Скерцо». Творческий импульс у него теперь уже устойчиво ассоциируется с нехорошими излишествами.

Приехав в 1860 году в Москву, Мусоргский познакомился с группой студентов (Устимович, Щукарев и др.) и тесно общался с ними в течение нескольких месяцев. Это закончилось плохо — двумя затяжными запоями. Вторая половина 1862 года и весь 1863 год были для творчества Мусоргского совершенно бесплодными, а 1 декабря 1863 г. он стал чиновником Главного инженерного управления.

3. «Перехожу Рубикон»

Осенью 1863 года беспризорная жизнь Мусоргского делает новый виток: вместе с Вячеславом, Леонидом и Петром Логиновыми и двумя Николаями, Левашовым и Лобковским, он основал коммуну в доме Стенбок-Фермора на Екатерининском канале (по образцу описанной Н. Г. Чернышевским). В этом странном сообществе он прожил более двух лет. Биографы говорят об этом стыдливо, но суть ясна: алкоголь уже схватил и душу, и тело Мусоргского цепкими когтями… 17 марта 1865 года от сердечной недостаточности умерла на 52 году жизни мать композитора, и алкогольный кошмар завладел им вполне: у него развился алкогольный делирий. Тяжелый алкоголик в 26 лет… С трудом выйдя из «нервного расстройства», Мусоргский в 1866 году берется за клавир. Он пишет «Гопак», «Светик Савишну», услышав которую А. Н. Серов воскликнул: «Это Шекспир в музыке!», другие сцены и песни («Еврейская песня» и т. д.). Симфоническая картина «Иванова ночь на Лысой горе» была напрочь отвергнута Балакиревым, и это отбило у Мусоргского охоту сочинять в дальнейшем симфоническую музыку. Он достиг совершенства в малых формах.

В это время, которое Мусоргский называл самым счастливым и плодотворным, он снова бездомен и живет в семье брата и сестры Опочининых в Инженерном замке. 21 декабря 1868 года Модест Мусоргский (ему было 29 лет) зачислен на должность старшего помощника столоначальника лесного департамента Министерства государственных имуществ. Для этой должности у него было одно неоспоримо важное качество — каллиграфический почерк. Именно таким почерком (а это исследовалось и сравнивалось!) написано чистовое либретто оперы «Борис Годунов». Начав работу над ней в октябре 1868 года, Мусоргский закончил клавир к середине 1869-го, а к 15 декабря была завершена партитура. Кажется, что в этот период композитор жил полной жизнью, на подъеме, с ничем не омраченными надеждами. В. Стасов назвал оперу шедевром, одним из величайших перлов русского искусства. Но «Борис Годунов» был поставлен только пять лет спустя. Мусоргский «не простаивает»: он пишет знаменитую пародию «Раёк», шесть пьес под общим названием «Детская», высоко оцененных Ф. Листом, и другие произведения.

Для характеристики личности Мусоргского важно, что в его жизни не было места женщинам. «Про влюбление Мусоргского никто никогда не слыхал», — пишет В. В. Стасов. Что это — депрессивный радикал, как у Гоголя, Батюшкова, Чаадаева? Сублимация либидо творчеством? Воздействие алкоголя? Непонятно…

---

Оставить комментарий:

Имя:*

E-mail:

Комментарий:*

 я человек

 Ставя отметку, я даю свое согласие на обработку моих персональных данных в соответствии с законом №152-ФЗ
«О персональных данных» от 27.07.2006 и принимаю условия Пользовательского соглашения