Актуально

Чем опасна киста в носу?

Киста в носу — одно из самых распространенных заболеваний. Ежегодно в лор-клиниках проводятся тысячи операций по поводу этой патологии. Особенность кисты в том, что люди могут жить годами с ней и не подозревать о ее существовании. Чаще всего проблему обнаруживают при профилактическом обследовании. Опасно ли это и можно ли избавиться от заболевания?


2017-12-28 Автор: admin Комментариев: 0 Источник: UZRF
Публикация

Елена Сафронова «История и болезни»

Случайно обнаружив этот очерк очень мною уважаемой и ценимой Лены Сафроновой в Интернете, не без удовольствия, но уж точно без тщеславия представляю его посетителям нашего сайта.

Елена Сафронова

 

История и болезни.

Предисловие.
Десять лет назад мне довелось тесно общаться и работать бок о бок с кандидатом медицинских наук Николаем Ларинским. У этого сверхинтеллектуального (без иронии!) человека было интересное (хотя вряд ли странное для медика) хобби: изучать болезни великих людей и реконструировать причины их ухода из жизни. Свои эссе он часто публиковал в газете «Рязанский медицинский вестник» (ныне несуществующей). Реже - на других печатных «площадках», хотя, признаться, неспециализированные газеты немножко «пугались» медико-исторических материалов. Одно из исследований, посвященное последним годам жизни великого поэта Сергея Есенина, впрочем, полностью опубликовано в газете «Мещерская сторона» в связи с очередным юбилеем главного стихотворца Рязани. http://province.ru/newspapers/img/13/52(197)/text
В связи с тем, что на «ТЗ» в ближайшее время возник интерес к персоне Есенина и горькой теме суицида, я разыскала в собственных архивах два текста. Один – мой очерк, посвященный «болезни доктора Ларинского чужими болезнями», как мы шутили, подготавливая публикацию материала. Другой – клинико-биографический очерк Ларинского о Есенине «Я очень и очень болен», вставленный в мой текст в виде гиперцитаты. Весь этот жанровый «кентавр» в моей сегодняшней редакции носит целых три названия.


Мартиролог как гимн величию Духа.


У человечества всего
То колики, то рези,
И вся история его –
История болезни.
В.Высоцкий


А знаете ли вы, уважаемые читатели, что король Людовик XIV (тот, что сказал «Государство – это я!») страдал облитерирующим атеросклерозом? Или что солнце русской поэзии, Александр Сергеевич Пушкин, частенько омрачалось тучами, потому что болел гений циклотимией – легчайшей формой маниакально-депрессивного психоза? И ведома ли вам разгадка таинственной смерти Николая Васильевича Гоголя?..
Врачу-физиотерапевту, рязанцу Николаю Евгеньевичу Ларинскому открыты тайны болезней и смертей знаменитостей за последние века три- четыре.
Ничего мистического в его познаниях нет – это плоды долгой, кропотливой работы, объединяющей труд историка и диагноста. В архивах, в библиотеках Николай Ларинский разыскивает свидетельства о состоянии здоровья великих людей в тот или иной период; медицинские познания позволяют ему вывести диагноз. Хотя бы предположительный. Примерно так четыре ведущих российских доктора и хирурга в конце XIX века заочно, по бумагам, вынесли диагноз некоему лицу, скончавшемуся в 1-й четверти того же века – и единогласно решили, что оное лицо не могло скончаться от малярии или брюшного тифа. Так был частично развенчан миф о смерти в Таганроге императора Александра I – и подкреплен миф об его уходе в «старчество».
В применении к энергичному, начитанному человеку почти энциклопедических знаний – Николаю Ларинскому - сразу почему-то вспоминается поговорка: «Охота пуще неволи». В хорошем смысле.
Мое воображение потрясли рассказы Николая Евгеньевича о встречах с Дмитрием Волкогоновым, Алексеем Панфиловым, сотрудниками ИМЛ – ведущими есениноведами страны, об изысканиях в центральных российских архивах. В «секретную часть» рязанского эскулапа привело желание заполнить пробелы в истории собственного рода – всем ведомо, как пропадали в 1930-е годы невесть куда люди, семьи, фамилии. Николаю Евгеньевичу открылось многое, касающееся его родственников. А также страницы историй болезни Сталина, наркома тяжелой промышленности Орджоникидзе, командарма Фрунзе. Про этих двоих, например, ходят устоявшиеся слухи, что они были устранены всесильным подозрительным генсеком. Да и про самого Иосифа Виссарионовича живуч миф об отравлении его свитой.
- Почему, если имело место отравление видных политических деятелей, все они умирали при обстоятельствах, несходных между собой, но отвечающих клинике наблюдавшихся у них заболеваний? – задает вопрос историкам Николай Евгеньевич. Историки-то, может, и не ответят. А врачу очевидно: диагноз был серьезен, тогдашний уровень медицины не допустил чуда. Вот и умер Михаил Васильевич Фрунзе от интоксикации хлороформом (не переносил наркоза, но и сам об этом не знал – откуда? Не до лечения под наркозом было в тревожной молодости). И легенда про «устранение» Сталина с помощью отравы - не более чем легенда, подкрепленная медицинской неграмотностью большинства населения. Ведь неопровержимо доказано, что И.В. Сталин в течение многих лет страдал гипертонической болезнью и не лечился. Хотя в последнее время распространяется версия, что ему во время инсульта намеренно долго не оказывали медицинскую помощь – что тоже, по сути, убийство. Это уже больше похоже на правду.
Конечно, угол зрения на мировую историю – через болезни и смерть ее «делателей» – специфический. В оригинальном подходе сказывается медицинское образование. А помогает интерес, уважение к исторической науке и выработавшийся за долгие годы исследовательской практики опыт.
Обратился Ларинский к историям болезни в 1984 году. Начало эпопее положила болезнь основателя психоанализа Зигмунда Фрейда, оформленная в выступление на дне врача-информатора в медицинской библиотеке Рязани. Выступление удалось. Но даже сам автор не предполагал, насколько глубоко захватит его тема «звездных болезней».
- Я, конечно, не открыл Америку, - говорил Ларинский. – Истории болезней известных лиц писали знаменитые психиатры Н.Н.Баженов, В.Ф.Чиж, многие другие – врачи, и историки. В «Медицинской газете» регулярно появлялись публикации «про это»… Меня со студенческой скамьи интриговали биографические материалы. И наступил момент сказать свое слово.
«Толчком» послужил выход в свет в 1990 году сборника «Материалы к биографии Есенина» под редакцией Шубниковой-Гусевой. Под сухим названием скрывался легион бесов, буквально раздирающих «последнего поэта деревни», «самого чистого и самого русского поэта». Это одна из немногих книг, правдиво свидетельствующих о болезни Сергея Александровича. Увы, болезнь эта была – алкоголизм. На ее фоне развился алкогольный психоз с галлюцинаторно-бредовым психозом. Кроме того, факт, что Есенин совершал по меньшей мере три попытки самоубийства, причем первая была в 1912 году…
Это Николай Евгеньевич установил уже сам, собирая из обрывочных сведений, как из мозаики, панно. Панно получилось таким, что рязанцам, привыкшим к сусальному образу поэта, не могло придтись по вкусу. Не знаю, что привлекательного в версии смерти Есенина от рук секретно-оперативного отдела ОГПУ, но она почему-то популярна больше, чем горькая правда: в 1925 году поэт перенес делирий, который лечили убогими средствами того времени, и ушел из клиники за месяц до окончания лечения… 27 декабря, окруженный страшными видениями (дотошно зафиксированными в «Черном человеке»), он решил поиграть со смертью, накинул на шею веревку (не петлю!), дважды обмотал вокруг шеи, не сделав мертвой петли… Типичные самоубийцы могут так поступать: в случае имитации самоповешения все должно быть типично: мертвая петля, скользящий узел… Ларинский твердо убежден, что Есенин решил «поиграть» со смертью, да заигрался… Еще за сорок лет до смерти поэта знаменитый судебный медик Тардье показал в опыте на себе, что в первые секунды после затягивания петли под тяжестью тела самоубийца уже теряет сознание и «передумать», а тем более самостоятельно освободиться от петли не может!
- Интерес к Есенину для меня – прежде всего интерес к его личности, - говорит Ларинский. – Так же, как и ко всем прочим знаменитостям. Сергей Александрович всю свою недолгую жизнь преодолевал в себе мучительный душевный недуг – депрессию… А я, как врач, постоянно вижу, что менее серьезная болезнь ломает волю человека к сопротивлению. Великие покойники подают нам пример достижения неких высот, страдая порой мучительными болезнями. Страдают от болезней все, борются с ними немногие, побеждают их силой духа единицы. Потому эти единицы и заслуживают нашего преклонения.

«Я очень и очень болен…»

(История болезни С.А.Есенина)

 До смертного крика, до каменной боли,
До белого холодца в пьяных ногах
Сухой и блестящий заряд алкоголя
Вошел в мое сердце,
Как пуля в наган.

И тянутся, тянутся красные губы,
Но спирт сквозь аорту, как пуля в окно.
И может, поднимет, а может, погубит,
Суровая похоть и злое вино…
В.Луговской, 1926



…Есенин уезжал в последний раз в Ленинград вечером 23 декабря 1925 года. Позади остались нашумевшие московские буйства, пять незакрытых уголовных дел, разрыв отношений с третьей женой, Софьей Толстой, незаконченный курс лечения в психиатрической клинике профессора Ганнушкина, алкогольный психоз в ноябре и галлюцинации… Впрочем, галлюцинации-то как раз и не остались в прошлом. Есть серьезные основания думать (вопреки раздутому мнению о причастности к смерти поэта различных спецслужб), что галлюцинаторные видения преследовали Есенина до конца дней и – более того! – довели его до самоубийства.
Когда это началось? Ответ на этот вопрос многое проясняет в трагической судьбе поэта. Проследим только факты, без комментариев.
Наследственность Есенина не была «тяжелой»: мать прожила 80 лет, сестры – более 70-ти лет, отец (непьющий, кстати) умер в 58 лет. И хотя село Константиново было «пьющим», крепко «употребляли» дядья поэта и дед по материнской линии, алкоголиков в роду не было. В молодости интерес к жизни и поэтическое честолюбие брали верх, судьба пьянила сама по себе: быть в 20 лет признанным Блоком – это что-то значило! Однако уже в 1916 году Есенин пишет М. Мурашову: «…уж мы давно, кажись, не виделись, и не мешало бы поговорить, только уже без спирта, а то я спился было совсем». Напомню, что с начала 1-й мировой войны в России был объявлен сухой закон, и спиртное добывалось из-под полы. Видимо, начало зависимости Есенина от алкоголя историей сокрыто.
До начала гражданской войны Есенин, уже вошедший в моду, активно посещал литературные салоны, кафе и поэтические «тусовки», и от бокала шампанского никогда не отказывался.
Но клинической проблемы это пока не составляло. С 1918 года в жизни Есенина начался «кафейный» период – поэтам стало проще читать стихи с эстрады, чем их печатать. Есенин был завсегдатаем кафе «Домино», «Элит», «Кафе поэтов» на Тверской, где властвовала богема, и жизнь текла разгульно и пьяно. Его щедро поили друзья и кабацкие прихлебатели. «Всем было лестно выпить с Рязанским Лелем», - писали очевидцы. Во хмелю же «Лель» становился буен, неуемен и злобен… Уже в 1919 году он выглядел совершенно не так, как изображают его тщательно отретушированные фотографии – кожа его стала желтовато-серой, из-под глаз не исчезали припухлости. А ведь ему было всего 24 года!
11 января 1920 года бывший сильно подшофе Есенин устроил скандал в кафе «Домино», заявив с эстрады: «Вы думаете, я вышел читать вам стихи? Я вышел послать вас к … матери!» Он был задержан дежурным комиссаром МЧК и до трех часов ночи пробыл в СИЗО МЧК. Уголовное дело № 10095 было передано в суд. До суда, назначенного на 31 марта, Есенин уехал в Харьков. Турне Харьков-Таганрог-Новочеркасск сопровождалось частыми попойками и всяческими безобразиями. Уже в это время у Есенина появилось подозрение, что его хотят убить. Он впервые заговорил о неодолимой, безысходной тоске. Выяснилось также, что уже тогда поэт обращался к врачам, и те пригрозили ему слепотой, болезнью печени и белой горячкой, если не бросит пить. Однако Есенина, как и абсолютное большинство систематически пьющих, такая перспектива не испугала.
В августе 1921 года его с компанией друзей задержал на частной квартире начальник секретно-оперативного отдела ВЧК Т. Самсонов и препроводил как «подозрительных» во внутреннюю тюрьму ВЧК на Лубянке. После освобождения Есенин, уже в одиночку, три дня пил в квартире в Богословском переулке. В этом же году Есенин познакомился с Айседорой Дункан, которая откровенно признавалась: «… не буду танцевать, если не взбодрюсь шампанским, или, в крайнем случае, виски». Союз поэта и балерины вылился в череду бесконечных «ужинов» в ее особняке на Преображенке. Заграничное турне дела не поправило. Так, 27 мая 1923 года, после скандала в “Palace de Trocadero”, учиненного Есениным, Дункан вызвала полицию и отправила мужа в частную психиатрическую лечебницу “Maison de Sante”, где он пробыл три дня. Приехав затем в Берлин, Есенин поразил Романа Гуля своим больным, безжизненным лицом с голубоватым отливом. Вернувшись в Москву, Есенин был не в состоянии писать, так как пил без передышки. Тяжелые приступы похмелья сопровождались все более сильными приступами чувства вины - перед собой, перед близкими.
Хронология последних лет жизни Есенина полна трагических повторов. 15 сентября 1923 года – скандал в «Стойле Пегаса». Привоз в приемный покой при МУРе. Свидетельство доктора Перфильева: «Гр-н Есенин по освидетельствовании оказался в полной степени опьянения с возбуждением». Очередное уголовное дело по ст. 176 УК РСФСР (хулиганство) судом не закончилось. Своей тогдашней возлюбленной Надежде Вольпин Есенин пожаловался на боли в печени, на что та зло пошутила: «…приличнее умереть с перепоя, чем с пережора».
20 ноября 1923 года - дебош с «разжиганием межнациональной розни». Есенин с Орешиным, Клычковым и Ганиным попали в уже знакомый им приемник МУРа. Новое дело № 2037 по статье 59 УК РСФСР. Подписка Есенина о невыезде. Где-то между 22 ноября и 17 декабря этого же года Есенина осмотрел выдающийся российский психиатр, наш земляк (уроженец Рязанской губернии. – Е.С.) П.К. Ганнушкин.
Его вердикт суров: «С.А.Есенин, 28 лет, страдает тяжелым нервно-психическим заболеванием, выражающимся в тяжелых приступах расстройства настроения и в навязчивых мыслях и влечениях… Заболевание делает гр. Есенина не отдающим себе отчета в совершаемых им поступках». Есенина фактически признали недееспособным. Но почему-то не изолировали от общества… То есть любые сумасбродства поэта должны были рассматриваться как заранее ненаказуемые действия! Кстати, Есенин неоднократно падал на лестничных площадках, ушибая голову…
17 декабря 1923 года поэта с трудом «уложили» в санаторий в Москве, на Полянке. Выйдя оттуда, он снова четыре раза подряд попадал в милицию, из которой его отпускали после протрезвления. К началу 1924 года оставалось одно место на свете, где Есенин мало пил – Константиново. В 1924 году он начал пить и здесь, испугав и огорчив отца и мать. Татьяна Федоровна (мать) пыталась отучить сына от вина с помощью некоей «гадалки из Марьиной Рощи», но безуспешно. Уехав весной 1925 года на Кавказ, мучимый алкогольной депрессией, Есенин пил запоем и там. Даже приговор врачей: «Не бросите пить – через три месяца смерть», - удержал его в воздержании недолго. Стоило вернуться в Москву – и трезвость как ветром сдуло. Гонорары за стихи Есенин пропивал на месте, утром, по словам Г. Бениславской, ему постоянно не на что было купить хлеба. На Кавказ в течение последнего года своей жизни Есенин ездил трижды, осенью – с последней женой Софьей Толстой. В один из приездов он в Баку попал в больницу, а выйдя оттуда, запил напропалую. По пути с Кавказа в сентябре 1925 года (с Толстой) «сцепился» с дипкурьером А. Роогом, словесно оскорбил его, на основании чего и было возбуждено последнее в жизни Есенина уголовное дело.
Но апофеозом «последнего лета» стал его приезд в Константиново 7 июня 1925 года с компанией друзей и подруг. Все жили в маленьком домике родителей поэта. В деревне Сергей стал совершенно невменяем. Его причуды принимали тяжелые, явно нездоровые формы, чему есть множество свидетельств. Один из гостей, писатель И.Старцев, уезжая в Москву, запомнил: «…крестьянская изба, Есенин, без пиджака, в растерзанной шелковой рубахе, вдребезги пьяный, сидит на полу и поет хриплым голосом заунывные деревенские песни. Голова повязана красным деревенским платком».
Близкие были очень обеспокоены судьбой Сергея. Да и не только близкие – ходатайства родных «долетали» до высших уровней власти! По чьей-то просьбе предсовнаркома Украины, врач по профессии, лично просил Ф. Дзержинского направить с Есениным в санаторий чекиста, дабы тот не давал ему пить. М. Горький, член ЦК ВКП (б) П. Бляхин, член ЦК ВКП (б) И. Варейкис пытались договориться о лечении Есенина в Италии или Германии. Но, видно, рок навис над Есениным – ни любовь к Миклашевской, ни подготовка «Собрания стихотворений» не пробудили в нем интереса к нормальной жизни. В конце лета 1925 года Есенин обреченно сказал мужу сестры Екатерины В. Наседкину: «Да… я ищу гибели». Наседкин видел Есенина в бредовом состоянии. Неделя Есенина делилась на трезвую и пьяную половины. Пьяным он стихов никогда не писал. Мольбы матери, умоляющее письмо отца от 18 октября 1925 года: «Милый Сережа! Слезно прошу тебя, брось ты этот злой напиток, всего его никогда не выпьешь, и займись собой…» – не возымели действия.
26 ноября 1925 года Есенин лег в клинику 1-го МГУ (психиатрическую клинику П. Ганнушкина). Лег, в основном, чтобы избежать суда по делу об оскорблении А. Роога. Но вместо положенных двух месяцев Есенин пролечился там всего 25 дней. Держали его в «остром» отделении. Передачи тщательно осматривали на предмет наличия колюще-режущих предметов и веревок.
За семь дней до смерти Есенина лечащий психиатр А. Аронсон предположил, что поэт не проживет и года. Фактически это было грозное предупреждение, которому никто, включая самого Есенина, не внял. Поэт фактически бежал из клиники, три дня где-то пьянствовал, потом уехал в Ленинград. Провожал его С.Клычков, они посетили вокзальный ресторан… При отъезде поэт говорил: «А пить я не брошу». – «Почему?» – «Ты понимаешь, мне скучно, и я устал». Выглядел он кошмарно: красные опухшие глаза, щеки втянутые, кожа грязно-желтая.
В Ленинграде Есенин сразу поразил всех знакомых странностью поведения: он был уверен, что его хотят взорвать (?). Сделал несколько надрезов бритвой на предплечьях и кровью от порезов написал знаменитое «До свиданья, друг мой, до свиданья!» Несвязная, горячечная речь, боязнь чего-то неконкретного, десятикратное чтение вслух «Черного человека» за день до смерти – таким запомнился поэт видевшим его в эти дни.
Дальнейшее известно: судебный эксперт обнаружил «посередине лба, над переносьем, вдавленную борозду длиной около 4 см., шириной 1,5 см., странгуляционную борозду на шее, рану длиной 4 см. на правом предплечье и три раны длиной 3 см. на левом». Вдавление на лбу было от трубы, к которой Есенин привязал веревку, а раны нанес себе собственной рукой. Порезы не проникали толщи кожи…

Друг мой, друг мой!
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь, осыпает мозги алкоголь…»


P.S. Эта горькая правда о болезни и кончине Сергея Есенина может оскорбить искренних поклонников его таланта. Творческого человека ценят за след в искусстве. А он – несомненен.
Николай Ларинский, врач, кандидат медицинских наук.

В годы перестройки на читателей обрушился шквал «исторических» откровений, и мы, потрясенные обилием информации, стали глотать все без разбору, потрясаясь: вон оно как было-то!.. Николай Евгеньевич в каком-то смысле «попал в струю». Но профессиональная привычка «не доверять, но проверять» руководила им, и поэтому большинство послеперестроечных книг об истории Отечества он поделил на две большие группы (по достоверности). У Николая Евгеньевича огромная библиотека, и в ней солидное место занимают исторические публикации последних лет (статья написана в 2002 г. - Е.С.) Составлена картотека по типу архивной.
За собственный счет (увы, это не редкость нынче) Николай Евгеньевич выпустил ряд книжечек – «История болезни». Есенин. Тургенев и Мопассан. Гейне и Ю.Тынянов. Салтыков-Щедрин. Горький. О.де Бальзак. Некрасов. Фрунзе и Орджоникидзе. А. Чехов и С.П.Боткин. Гоголь. Добролюбов и Чернышевский. «Младенец и Ирод» – о цесаревиче Алексее и обрекшем его на смерть Ульянове-Ленине. Лесков. Булгаков. Два великих писателя, два страдальца земли Русской. Не только в переносном смысле слова. Смерть автора «Мастера и Маргариты» в 1940 году протекала медленно и мучительно – с головными болями, не отступавшими даже перед морфием, с болями в животе, рвотой и прочими признаками уремии – почечной недостаточности. Современник, лечивший М.А. Булгакова, профессор М.С. Вовси поставил ему диагноз «гипертонический нефросклероз». То есть злокачественная фаза гипертонической болезни привела к развитию склеротического поражения сосудов почек. А одним из важных факторов возникновения и прогрессирования гипертонической болезни является «травматизация и перенапряжение нервной системы отрицательными эмоциями». Их у затравленного писателя было явно больше, чем положительных. На фоне истории болезни Булгакова уход в мир иной Н.С. Лескова – ночью, во сне – выглядит милостью Божьей. Правда, до того он шесть лет страдал грудной жабой, как называли наши предки ишемическую болезнь сердца. Ее тоже порождает «сильная эмоциональность, …те профессии, при которых работа сопряжена с психическими эмоциями». Болезнь артистов, писателей – людей искусства.
Всякая «история болезни» - еще и возможность досконально изучить тогдашний уровень медицины.
Написана Ларинским также книга, не имеющая отношения к медицине – «Перечитывая «Брестскую крепость» 30 лет спустя» (речь идет о романе С. Смирнова).
О цели своей работы Ларинский говорил просто:
- На каждое историческое явление или персону нужен объективный взгляд. А что поможет его сформировать? Только факты. Зачем ваять неправдоподобные образы? Или распространенная позиция: не надо копаться в белье великих, обнародовать, с кем они спали, чем болели! Они, дескать, великие! Но вы попробуйте уважать их. Зная, что они прежде всего были обычные люди, слабого здоровья, с расстроенной психикой, и тем не менее оставили после себя такое, что нам и не снилось! Вот что главное.
По глубочайшему убеждению Ларинского, история болезни – исследование не личного плана. Если речь идет о творческих людях, смешно отрицать влияние состояния здоровья на произведения:
- Мистика «Вечеров на хуторе…» Гоголя берет начало в его душевной болезни. Историю болезни Гоголя я назвал «Невольник страдания». Цитирую: «В детстве Гоголь демонстрирует черты тревожной (боязливой) личности… В более старшем возрасте в характере Гоголя на первый план выступают… тенденция к абулии, навязчивые сомнения и скрупулезность, …тенденция к интроспекции и самоанализу…Однако более всего у Гоголя… были выражены ипохондрические опасения и страхи… Едва ли будет ошибкой предположить наличие у Гоголя аффективного расстройства в виде депрессии с ее соматическими эквивалентами», - таковым могла являться и страсть Гоголя к путешествиям, и даже его ядовитый юмор. Врачам известно понятие «смеющейся депрессии» - избыток скорби смеется. От этого нет спасения даже сегодня. А в середине XIX века? Гоголя лечили так, как лечили тогда «умалишенных» вообще: кровопускание, холод на голову и т.д. Умер великий сатирик от истощения, потому что очередной спад его настроения пришелся на Великий пост. Он голодал, можно сказать, сознательно – незадолго до того увидел во сне себя мертвым и счел это пророчеством. Бороться с «судьбой» не стал.
- Я уверен, - утверждал далее Ларинский, - что Салтыков-Щедрин не был бы так желчен и критичен в своей прозе, если бы не желчекаменная болезнь и хронический ревматизм. Интересен аспект: болезнь и власть. Классический пример: Ленин, «вождь мирового пролетариата», глава Советского государства , перенеся шесть инсультов (!), формально оставался главой Совнаркома и партии до самого конца, в то время как фотографии ленинского мозга, где левое полушарие потеряло треть массы, просто ужасают… И как повлияла его болезнь на судьбу страны?
Помимо книг, у Николая Евгеньевича были эфиры на рязанском телевидении. Все о том же. Каждый из них был фактографически подготовлен не хуже иной лекции, но зрелищнее: с видеорядом и музыкой. Некоторые передачи выглядели скандальными, благодаря их «своеобразным» героям – от Фреди Меркьюри до Адольфа Гитлера. Но особый негатив вызвала, конечно же, передача о Есенине. На доме напротив телестудии кто-то черной краской написал: «Есенин гений, а Ларинский…» не совсем, мягко скажем. Шедевральный ход в защиту слащавого образа Есенина от исторической правды! Но Николай Евгеньевич отнесся к нему философски… а потом и надпись закрасили…
Резонен вопрос: то, что человек постоянно пишет о мрачном – о болезнях, о смертях… не накладывает ли отпечаток на его личность и судьбу? Николай Ларинский уверял, что нет. Более того, он всегда был против того, чтобы его любимое хобби (постоянная работа – в медицинских учреждениях) считали мрачным, приравнивали к мартирологу. «Я пишу гимн Человеку, который заслужил того, чтобы остаться в нашей памяти!». Да, исследователь не всегда свободен от эмоций. В биографиях многих искренне почитаемых Ларинским людей находились страницы, от которых омерзение охватывало – некоторые этапы жизни Есенина, Высоцкого, Меркьюри, Нуриева или Н.А. Некрасова (простите, сифилитика). Но, наверное, здесь уместно вспомнить концовку «бородатого» анекдота: «Мы их любим не за это!..». Не за болезни или пороки, а за вклад в сокровищницу мировой культуры и науки.


2011-06-17 Автор: Larinsky_N.E. Комментариев: 0 Источник: UZRF
Комментарии пользователей

Оставить комментарий:

Имя:*
E-mail:
Комментарий:*
 я человек
 Ставя отметку, я даю свое согласие на обработку моих персональных данных в соответствии с законом №152-ФЗ
«О персональных данных» от 27.07.2006 и принимаю условия Пользовательского соглашения
Логин: Пароль: Войти