Гладкая кожа? Это просто!

Манера очищать кожу даже от небольших волосков пришла в Европу (а следом за ней и в Россию) от участников крестовых походов. Рыцари быстро оценили преимущества такой процедуры — сперва чисто гигиенические. В условиях жаркого климата и дефицита воды волоски на коже являются своеобразными «сборниками» грязи, потовых выделений и т. д. Это ведет к возникновению раздражений и воспалений кожи, потертостей и прочих неприятных моментов.

---

История трех ранений

Ранения, о которых пойдет речь, имеют не только баллистическое сходство. Все они были причинены свинцовой безоболочечной и свинцовыми с медной оболочкой и насечками пистолетными пулями среднего калибра (7,65 мм). Но важнее другое: они были причинены трем выдающимся политическим и государственным деятелям, революционерам. Всех троих лечили выдающиеся врачи своего времени, но достигли они различных результатов…

I. « Я не могу вам обещать ничего, кроме крови, тягот, пота и слез…» (Д. Гарибальди)

Джузеппе Гарибальди (Giuseppe Garibaldi, 1807–1882) — «национальный герой Италии, человек-легенда, одна из главных фигур итальянского Рисорджименто, движения за объединение Италии» (О. В. Муромцева, 2002). Любопытно, что и фашисты, и коммунисты, и либералы считали его глашатаем своих идей! Авантюрист и лидер по натуре, он многое в своей жизни успел, в том числе и повоевать — с французами, австрийцами, испанцами, неаполитанцами и пруссаками. Воевал он храбро, себя не щадил и был не менее десяти раз ранен. Вот об одном из этих ранений и пойдет речь далее.

В 1862 г. Гарибальди решил предпринять поход к Риму под лозунгом «Рим или смерть!». Но король Виктор Эммануил II не поддержал его начинание. Наоборот, Гарибальди был объявлен мятежником, против него была направлена итальянская армия. У горы Аспромонте в Калабрии 29 августа 1862 г. волонтеры Гарибальди столкнулись с войсками короля. В бою Гарибальди получил три огнестрельных ранения, но только одно из них стало проблемой — ранение чуть выше и кпереди от медиальной лодыжки правой ноги, причиненное «берсальерской» (конической, «сардинской») пулей с расстояния в 300 шагов снизу вверх. Несмотря на усилия лечащего хирурга Гарибальди, Энрико Альбанезе, пуля не была найдена. Д. Гарибальди был доставлен вниз по склону на носилках: его нога распухла и мучительно болела. Затем его на пароходе Duc de Gêne доставили в местечко Вариджиано возле порта Специя, где Гарибальди был заключен в тюрьму по обвинению в государственной измене. Два дня спустя его осмотрел профессор Л. Порта (Luigi Porta, 1800–1875, Павия) в присутствии профессоров Ф. Риццоли (Francesco Rizzoli, 1809–1880, Болонья) и Ф. Занетти (Fernando Zannetti,1809–1880, Флоренция) и хирургов Прандина (Кьявари), Д. Динегро (Генуя) и Т. Риболи (Турин), уже ранее лечивших Гарибальди. Они сошлись во мнении, что пуля не проникла в кость.

Медицинские бюллетени, приходившие из Италии, через две недели после инцидента давали мало поводов для оптимизма. В «Британском медицинском журнале» приводилось мнение некоего венского хирурга о неотвратимости ампутации… Все это вызвало недоумение в протестантской Англии, где поддержка итальянской борьбы за свободу всегда была восторженной. У сочувствующих быстро сложилось мнение, что Гарибальди не получает необходимой медицинской помощи в родной стране и ему необходимо воспользоваться советами британского хирурга. В скором времени энтузиасты собрали сумму, превышающую тысячу гиней, и к Гарибальди отправился профессор госпиталя Королевского колледжа в Лондоне Р. Партридж (Richard Partridge,1805–1873). Почему был выбран именно Партридж, нам, наверное, никогда не узнать. Он считался кропотливым, но не блестящим хирургом, «копался в деталях и колебался в исполнении» (O. Moscucci, 2001). Вызывал тревогу тот факт, что он не имел опыта лечения огнестрельных ранений. А были сомнения и другого рода: считали, что Партридж взялся за консультацию Гарибальди из корыстных соображений (тогда гонорар в 680 фунтов был огромным), что подрывало престиж английского врача вообще. Он поехал, клюнув на деньги, ведь Гарибальди его не приглашал!

Несмотря на все опасения, Р. Партридж смог выполнить свою миссию. Он приехал к Гарибальди 16 сентября 1862 года и был радушно принят его врачами. Он оценил состояние раненого как удовлетворительное: хотя тот и был изможден, но аппетит сохранялся, пульс был нормальным, язык — «чистым и влажным». Партридж пришел к выводу, что пуля не задела кость и при правильном уходе рана заживет. Но репутация хирурга говорит сама за себя — несмотря на оптимизм Партриджа, рана Гарибальди не заживала.

К концу октября появились, как казалось врачам, признаки «антонова огня», и зловещая необходимость ампутации снова стала актуальной… Сторонники Гарибальди, однако, не теряли надежду на сохранение конечности, и его венгерский поклонник врач М. Гереши (Мaurice Hereczeghy) уговорил своего учителя, выдающегося французского хирурга, профессора, который вскоре стал членом Академии медицины и личным врачом Наполеона III, О. Нелатона (Auguste Nélaton,1807–1873) проконсультировать Д. Гарибальди. Любопытно, что, отбывая из Парижа, О. Нелатон во всеуслышание заявил, что ампутации не потребуется! Он прибыл в Специю в два часа ночи 28 октября 1862 г. При осмотре Гарибальди Нелатон использовал для исследования раны обычный зонд, который на глубине одного дюйма, т. е. около 3 см (на зонде были деления), натолкнулся на твердый предмет. «Кость или металл?», — размышлял хирург. Он считал, что резкий звук и ощущения отличаются от тех, которые наблюдаются при встрече зонда с некротизированной костью. Кроме этого, он учел и другие обстоятельства: направление выстрела, форму раны, наличие пулевого отверстия в сапоге и отсутствие пули в обуви, присутствие в ране фрагментов кожи от сапога. О. Нелатон рекомендовал использовать для извлечения пули хирургические щипцы, предварительно расширив рану путем введения в нее корня горечавки и губок. Ампутации не потребуется, Гарибальди выздоровеет, хотя тугоподвижность в голеностопном суставе может остаться — такой прогноз сделал Нелатон. Но, несмотря на уверенность Нелатона, врачи Гарибальди пребывали в сомнении: Порта, исследовавший рану пальцем, уверял, что пуля не застряла в кости, а Занетти предположил, что все как-нибудь само собой рассосется.

Англичане, конечно, не могли смириться с заключением француза, и вскоре Р. Партридж приехал к Гарибальди вместе с выдающимся российским хирургом профессором Николаем Ивановичем Пироговым (1810–1881). При осмотре страдальца Н. И. Пирогов обнаружил раневое отверстие и отек лодыжки и предположил, что пуля находится ближе к наружной поверхности сустава. Общее состояние раненого он оценил как отличное и предложил «выжидательный» метод (количество гноя и отхождение фрагментов или формирование абсцесса покажет, когда пулю надо извлекать). Любопытно, что Пирогов рану не зондировал, но определил, что в раневом отверстии выраженные грануляции, гноя мало, пассивные движения в суставе мало болезненны, окружность поврежденной лодыжки (он измерил ее дугообразным циркулем!) больше здоровой на 1,5 см. Нелатон предсказывал, что пуля выйдет через шесть дней, а прошло уже 25, как и говорил Пирогов. Причем он был уверен, что если бы пулю начали удалять раньше, то «ему (Гарибальди), верно, пришлось бы быть без ноги».

Вот что значит отсутствие рентгенографии: доказать, есть ли пуля, хирурги не могли и не верили уже ни своим глазам, ни рукам! Профессор Фавр из Марселя предложил даже использовать гальванометр для этого, но и он не показал наличия пули! И тут выручила смекалка О. Нелатона. Он подумал: стальной зонд не позволяет обнаружить частицы металла пули — а если сделать наконечник зонда из грубого фарфора (бисквита)? Так и сделали. «Зонд Нелатона» отправили доктору Ф. Занетти. Тот убедился, что пуля в ране, и решился ее удалить. Сначала он ввел в рану шарик воска с лигатурами, а уже после этого щипцами извлек «согнутую подковкой пулю». Простыни, испачканные кровью Гарибальди, были разорваны на сувениры, некий англичанин предлагал выкупить за баснословную сумму пулю как реликвию, но сын Гарибальди не согласился. Любопытно, что это было оценено как триумф О. Нелатона — его наградили золотой табакеркой с портретом Д. Гарибальди, а в честь Занетти была выбита памятная медаль.

Безусловно, это был успех. Мы знаем печальные истории ранений П. И. Багратиона и Н. И. Ватутина (оба были ранены в ногу), а тут Гарибальди словно кто-то ворожил: рана, полученная в полевых условиях, загрязненная землей и частицами обуви, длительный срок до момента удаления пули — все, казалось бы, говорило в пользу развития газовой гангрены, но повезло. Кому-то должно было повезти!

II. «В политике нет мести, но есть последствия» (П. А. Столыпин)

1 сентября 1911 года Киевский оперный театр сиял: шла опера Н. А. Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане», на которой присутствовал император Николай II и масса других чиновных бонз, среди которых, несомненно, выделялся председатель Совета министров Российской империи министр внутренних дел Петр Аркадьевич Столыпин. В антракте после второго действия он вместе с министром двора бароном Фридериксом, военным министром Сухомлиновым и обер-прокурором Синода Саблером стоял у места № 5 первого ряда левой стороны партера, опершись рукой о барьер оркестровой ямы. В это время к нему на расстояние трех шагов подошел высокий молодой человек с зачесанными назад волосами, во фраке, в очках, неожиданно выхватил из кармана пистолет (браунинг № 2, калибр 7,65 мм, начальная скорость полета пули 290 м/с) и дважды выстрелил в Столыпина…

Одна пуля ранила Петра Аркадьевича в кисть частично парализованной с молодых лет правой руки*, пробила барьер оркестровой ямы и ранила (на излете) в ногу музыканта Андрея Берглера. Вторая пуля попала в орден Св. Владимира, изменила направление, прошла через брюшную полость и застряла в мышцах правой половины поясничной области. Публика была в шоке. Первым к Столыпину бросился профессор Военно-медицинской академии, будущий первый министр здравоохранения России Георгий Ермолаевич Рейн, затем профессор детских болезней Киевского университета и Бактериологического института (и председатель Киевского клуба русских националистов) Василий Егорович Чернов (1852–1912) и доктор Вячеслав Алексеевич Афанасьев, который уже успел по телефону вызвать карету скорой помощи и хирургов. Столыпина в кресле вынесли в коридор для перевязки и отправили в клинику доктора И. С. Маковского, куда его доставили (если верить тогдашним газетам) с рекордной скоростью — через 22 минуты! Он был в сознании, но сильно страдал от боли. В первую ночь около раненого находились лейб-медик профессор Е. С. Боткин, профессор судебной медицины Киевского университета Николай Александрович Оболонский (1856–1913), заведующий кафедрой факультетской хирургии того же университета Николай Маркианович Волкович и доктор Афанасьев. При осмотре стало ясно, что пуля прошла через печень, не задев крупных сосудов (тогда смерть бы наступила очень быстро) и кишечника (явных признаков перитонита врачи не видели), поэтому с ее удалением решили повременить. Ночью резко упал пульс, поэтому применили камфору и внутривенное введение физиологического раствора.

В полдень 2 сентября под председательством почетного лейб-медика академика Г. Е. Рейна состоялся консилиум. В нем приняли участие Н. М. Волкович, приват-доцент его кафедры Михаил Михайлович Дитерихс — в будущем известный советский травматолог («шина Дитерихса»), профессор «Киевского университета по кафедре частной патологии и терапии и директор факультетской терапевтической клиники Киевского женского медицинского института» Григорий Митрофанович Малков (1869–?), заведующий кафедрой факультетской терапии Киевского университета профессор Феофил Гаврилович Яновский и доктор Афанасьев. Врачи констатировали, что входное отверстие в грудной клетке находится между VI и VII ребрами, внутрь от правой среднеключичной линии, а выходного отверстия нет, пуля прощупывается сзади под XII ребром на расстоянии трех-шести сантиметров от линии остистых отростков. Температура тела –37 °С, пульс 92 уд./мин. Ранение в правую кисть врачи расценили как легкое. Но они понимали, что, если «рана (в брюшной полости — Н. Л.) заражена частицами одежды, занесенными пулею в глубину раневого канала, … предстоял воспалительный процесс, более или менее тяжкий и опасный для жизни, в зависимости от силы и характера инфекции». Жена Столыпина Ольга Борисовна вызвала телеграммой из Петербурга профессора кафедры факультетской хирургии Военно-медицинской академии Германа Федоровича Цейдлера (Герман Альберт Людвиг Федорович (Федосеевич), 1861–1940). Он был выдающимся хирургом своего времени, в 1903 г. первым в России ушил рану сердца (больной выжил) и начал оперировать на желчных путях. Опытнейший, первоклассный хирург, Цейдлер осмотрел Столыпина утром 3 сентября и сказал: «Пулю все же надо доставать».

К вечеру 4 сентября состояние П. А. Столыпина ухудшилось: «Появились признаки воспаления брюшины в зависимости от кровоизлияния под грудобрюшной преградой. Температура утром — 36,6, пульс — 80, дыхание — 26–28». Температура медленно нарастала, пульс участился до 104 уд./мин. При перевязке «рана в области входного отверстия найдена в хорошем состоянии. Сзади в конце пулевого канала под кожей пуля, которая была удалена под местным обезболиванием. Больной перенес удаление пули вполне удовлетворительно». Эту простую операцию по желанию Столыпина произвел Г. Ф. Цейдлер. Безусловно, все действовавшие тогда правила асептики и антисептики соблюдались (это была хирургическая клиника с претензией на европейский уровень), но признаки перитонита продолжали нарастать, хотя температура все время была нормальной. Уже днем 5 сентября падение сердечной деятельности приняло угрожающий характер: пульс 132 уд./мин., очень слабого наполнения, температура 37 °С, общее состояние тяжелое. Затем температура тела поднялась и появился хорошо известный старым врачам симптом паралича диафрагмы — жуткая, неукротимая икота. Вечером того же дня П. А. Столыпин умер.

Секцию тела премьер-министра произвел Н. А. Оболонский, который обнаружил следующее: «…вся печень оказалась раздробленной глубокими трещинами, радиально расходившимися во все стороны от пулевого канала. Пуля браунинга среднего калибра имела два перекрещивающихся надреза и действовала как разрывная. Разрывному действию пули способствовали и занесенные ею в рану частицы простреленного ордена. Ранений крупных сосудов и кишечника не оказалось. Таким образом, вскрытие подтвердило прижизненный диагноз, но столь глубоких ранений печени не предполагалось. Ввиду найденных повреждений печени возможно допустить, что смертельная инфекция могла проникнуть не только через пулевой канал, но и из полости кишечника через вскрытые желчные пути». Патолог отметил еще «склерозное состояние сердца и почек».

Недоумение вызывает замечание биографа Столыпина Б. Федорова: «Лечили Петра Аркадьевича тоже необычно — давали вино и черный кофе, кофеин, бром, а при приступах боли впрыскивали морфий. В этом смысле Петр Аркадьевич стал жертвой отсталости медицины того времени». По злой иронии судьбы, самого Б. Федорова не смогли спасти от фатального инсульта в лучшем лондонском госпитале, где, несомненно, были все современные методы и средства лечения… А что могли предложить П. А. Столыпину хирурги в то время, даже такие великолепные, как Цейдлер и Волкович? Не было антибиотиков, инфузионной терапии, возможностей реанимации. Врачи боролись с недостаточностью кровообращения и болью, а в целом судьба Столыпина ничем не отличалась от судьбы раненного много раньше А. С. Пушкина.

* Известно, что брат Столыпина Михаил был смертельно ранен на дуэли князем И. Шаховским. Умирая, он завещал Петру руку своей невесты Ольги Нейгардт. Столыпин предложил ей руку и сердце, а потом послал вызов убийце брата, стрелялся с ним и был ранен в правую руку, которая с тех пор стала плохо действовать. Он мог ею писать, но очень оригинально: брал перо (только гусиные перья), а потом водил ее левой рукой. Сын Аркадий утверждал, что отец перенес в детстве острый ревматизм, его плохо лечили, а потом в губернатора Столыпина бросили камень и ушибли больную руку. Якобы с тех пор она и перестала работать. По другой версии, рука стала «сохнуть» еще в юные годы, потом было сделано несколько операций, но они не помогли. Именно поэтому Столыпин выбрал гражданскую службу (все его предки были офицерами и даже генералами). Родственник Столыпина, А. Мейендорф писал, что примерно в 1890 г. операцию на правой руке Столыпину сделал известный петербургский хирург — главный врач Семеновского военного госпиталя доктор медицины Карл Карлович Рейер (1846–1890). Это был опытный хирург, он учился у самого Д. Листера, был доцентом у Э. Бергмана и имел богатый опыт. Недоумение вызывает лишь вопрос, когда он оперировал Столыпина, поскольку хирург умер 30 декабря 1890 г. Но факт остается фактом: однажды П. А. Столыпин выехал из своего имения в Литве на любимом жеребце. Ремень упряжи слез и затянул шею коня. Столыпин не смог больной рукой освободить ему шею, и жеребец задушил себя ремнем… Ведь именно в эту больную руку и попала пуля еврея Д. Богрова…

III. «Пусть 90 % русского народа погибнет, лишь бы 10 % дожили до мировой революции» (В. И. Ленин)

Ф. Каплан стреляла в В. И. Ленина из такого же браунинга, как и Богров в Столыпина, и пули тоже имели крестообразную насечку. Одна пуля пробила пиджак вождя под мышкой, вторая попала в левое плечо, третья в грудную клетку и вышла около правой ключицы. Ленин медленно осел на землю… Санитар‑красноармеец остановил кровотечение. От машины до квартиры Ленин дошел сам. Его осмотрели врач Д. Н. Винокуров, профессор Б. С. Вейсброд и заведующий хирургическим отделением Солдатенковской (Боткинской) больницы В. Н. Розанов, который произвел перкуссию (у раненного в грудную клетку?!) и аускультацию. Он обнаружил «громадное кровоизлияние в левую плевральную полость, которое сместило так далеко сердце вправо», но доктор медицины терапевт Н. Н. Мамонов (он когда-то лечил П. И. Чайковского) считал, что гемоторакс умеренный. Б. В. Петровский, анализируя историю болезни Ленина, считал, что ошибался Розанов. Действительно, на рентгенограмме, которую сделал Д. Т. Будиновым 1 сентября на квартире Ленина переносным аппаратом, хорошо видны пули, но тотального гемоторакса (заполнения кровью плевральной полости) нет. Консилиум врачей установил, что одна пуля вызвала огнестрельный перелом левого плеча, а другая прошла через грудную клетку, не задев крупных кровеносных сосудов. Пули не стали извлекать сразу из-за шока кровопотери. Использовали сердечные средства, обезболивающие, крепкий чай.

Мнения специалистов по поводу ранения сходятся: первая пуля вошла в плечо сбоку на границе верхней и средней его трети, раздробила плечевую кость и застряла в дельтовидной мышце. Она частично деформировалась и повернулась головкой кнаружи, и от нее оторвались два фрагмента по 0,1-0,2 см каждый.

А вот по поводу второй пули существуют разногласия. Она вошла в левое надплечье, зацепила ость лопатки, оторвала ее фрагмент, прошла через верхний купол левой плевральной полости, ранила верхушку левого легкого и, пройдя мягкие ткани основания шеи между трахеей и пищеводом, вышла справа кнаружи от правого грудино-ключичного сочленения головкой вниз рядом с правым плечевым сплетением (Б. В. Петровский, 2000). «Повреждение пулей легочной ткани составило около 2 см. В этом участке шеи (лестнично-позвоночный треугольник) расположена густая сеть кровеносных сосудов (щитовидно-шейный ствол, глубокая артерия шеи, позвоночные артерии, венозное сплетение). А главное — сонная артерия и яремная вена, блуждающий и симпатический нервы. Пуля не могла не разрушить густую сеть артерий и вен в этой области и так или иначе не повредить или ушибить (контузить) стенку сонной артерии. Из раны на спине обильно текла кровь, которая в глубине раны поступала также и в плевральную полость. Далее пуля скользнула позади глотки и, столкнувшись с позвоночником, изменила свое направление, проникнув на правую сторону шеи в область внутреннего конца ключицы. Здесь образовалась подкожная гематома» (Ю. М. Лопухин, 1997). Б. В. Петровский расценивал подобное ранение как смертельное (он видел только двоих выживших раненых, все остальные умирали еще до оказания хирургической помощи).

В чем же состоит расхождение точек зрения? Б. В. Петровский считал, что это ранение не могло стать причиной того катастрофического сужения сонной артерии, которое обнаружил А. И. Абрикосов на вскрытии (в просвет артерии не проходил тонкий зонд). Ю. М. Лопухин пишет: «Все дальнейшие события четко укладываются в картину постепенного сужения левой сонной артерии, что связано с рассасыванием и рубцеванием тканей вокруг нее. Наряду с этим, очевидно, начался процесс формирования внутрисосудистого тромба, прочно спаянного с внутренней оболочкой в зоне первичного ушиба артериальной стенки. К 1921 году просвет артерии сузился на 80 %, что повлекло за собой манифестацию мозговой клиники». Этого мнения придерживался и известный отечественный невропатолог профессор З. Л. Лурье: „…была сужена левая сонная артерия не вследствие атеросклероза, а из-за стягивающих ее рубцов, оставленных пулей, прошедшей через ткани шеи вблизи артерии при покушении на его жизнь в 1918 году“ («Болезнь Ленина в свете современного учения о патологии мозгового кровообращения», 1967)». Кстати говоря, хирурги, лечившие В. И. Ленина, потому и опасались удалять пулю у ключицы, что «она могла прикрывать отверстие, „пролежень“ в подключичной артерии, и при ее удалении могло развиться кровотечение». Только 22 апреля 1922 года экстраординарный профессор клиники хирургии Берлинского университета директор хирургической клиники больницы Моабит М. Борхардт (Moritz Borchardt, 1868–1948) под масочным эфирным наркозом молниеносно удалил пулю и очень удивился, что такую простейшую операцию («einfachste Bedienung») В. Н. Розанов не мог сделать сам. Наверное, рассуждения о роли ранения должны были совершенно развеять легенду о сифилисе вождя. Но это уже совсем другая история…

Николай Ларинский, 2005–2015

---

Оставить комментарий:

Имя:*

E-mail:

Комментарий:*

 я человек

 Ставя отметку, я даю свое согласие на обработку моих персональных данных в соответствии с законом №152-ФЗ
«О персональных данных» от 27.07.2006 и принимаю условия Пользовательского соглашения