Рейд UZRF: травмцентр поликлиники № 2

Поликлиника № 2 находится практически в центре города — в десяти минутах ходьбы от площади Победы. Ее структурным подразделением является амбулаторно-травматологический центр. Он появился в 1994 году, вместе с поликлиникой, а через год начал функционировать как полноценное лечебное заведение.

---

«Miasma vivum»

Малярия страшна не только своими лихорадочными приступами, … она гораздо страшнее теми глубокими изменениями в организме, которые ведут к значительному сокращению продолжительности жизни.

Н. К. Розенберг

Велико насилие, но и протест громок, бойцы часто идут на галеры, скованные по рукам и ногам, но с поднятой головой, со свободной речью. Где не погибло слово, там и дело еще не пропало.

А. И. Герцен

Лет 30 тому назад существовал бы большой соблазн связать историю его болезни с «царскими сатрапами» и равелином Петропавловской крепости, кандалами и Сибирью. Но на самом деле ее причина самая банальная и от политики далекая — малярийный плазмодий!

Николай Чернышевский родился 12 (24) июля 1828 г. в Саратове, в семье Гавриила Ивановича Чернышевского и Евгении Егоровны, урожденной Голубевой. «Мальчик Чернышевский рос, окруженный родительской любовью», — пишет биограф, — однако эта любовь была лишена слепого умиления и тем более потакания детским капризам… По натуре своей Чернышевский был боец, а по воспитанию зритель…» Он поразительно много читал, изучил (в отличие от Белинского!) латинский, греческий, немецкий, французский и, как и любимый им Гегель, изрядно надоедал однокашникам своим занудством. Ему порой изрядно доставалось, хотя «физические развлечения на свежем воздухе очень укрепили организм… и развили его силы». Единственным очевидным его недостатком была близорукость.

Чернышевский, сын священника, по традиции был обречен на получение духовного образования, поэтому неудивительно, что в юности он не отличался атеистическим вольнодумством. «Чернышевский, — вспоминал его родственник, — строго соблюдал посты, ходил в церковь, настольной книгой его была Библия». В духовной семинарии Николай Чернышевский был «крайне застенчивый, тихий и смирный и ни с кем не решался заговорить первым». Но на каком-то этапе этот тихий и смирный, с элементами ананкастичности семинарист забунтовал. Он бросил учебу и поступил на историко-философское отделение философского факультета Петербургского университета. Любопытно, что там «он настолько хорошо познакомился с медициной, что давал советы больным и указывал им на лекарства». Сам он ничем серьезным не болел и, окончив университет, два года прослужил учителем словесности в Саратовской гимназии.

Переехав в Петербург, он 10 мая 1855 года защитил диссертацию со знаковым названием «Эстетические отношения искусства к действительности», на которую немедленно откликнулся И. С. Тургенев: «Книгу Чернышевского, эту гнусную мертвечину, это порождение злобной тупости и слепости, не следовало бы разбирать…», а Л. Н. Толстой назвал Чернышевского «клоповоняющим господином». Классики с эпитетами не церемонились!

Дальнейшие события хорошо известны. 7 июля 1863 года, после того как было перехвачено его письмо к Герцену, Чернышевский был арестован и помещен в самый суровый, Алексеевский, равелин Петропавловской крепости (там когда-то убили несчастного царевича Алексея). 7 февраля 1864 г. управляющий III отделением «свиты Его Величества» генерал-майор А. Потапов докладывает в следственную комиссию: «Состоящий при С.-Петербургской крепости доктор Окель донес коменданту оной от 3‑го сего месяца, что титулярный советник Чернышевский воздерживается с некоторого времени от всякой пищи, вследствие чего заметно ослаб, что цвет лица у него бледный, пульс несколько слабее обычного, язык довольно чистый, прописанные ему капли для возбуждения аппетита он принимал только два раза, а 3-го числа объявил, что не намерен принимать таковые не по причине отсутствия аппетита, а по своему капризу». Но попытка протеста не удалась, и суровость режима не уменьшилась. Несмотря на это, Чернышевский пишет роман «Что делать?» и передает его на волю.

…После позорной «гражданской казни», когда над его головой была сломана шпага (заранее подпиленная, как бутафорский реквизит!), Чернышевского отправили на каторжные работы сроком на семь лет с последующей ссылкой в Сибирь навечно. Тобольск, Иркутск, Усолье, Нерчинский и Кадаинский рудники, Александровский завод, Вилюй — такова география последующих 20 лет жизни Н. Г. Чернышевского. Ревматизм, цинга, катар желудка, «расшатанные нервы» — его спутники в Сибири.

С 20 октября 1883 г. Чернышевский жил под надзором полиции в Астрахани, что имело прямое отношение к его болезни. Астрахань входила в число 10 губерний Российской империи с самой высокой заболеваемостью малярией — 450,4 случая на 10 000 населения (в тогдашнем Петербурге — 8,3, в Москве — 43,2 случая). Ежегодно в России тогда «изнурительной лихорадкой» заболевало 3,5–4 млн человек. Нижнее Поволжье всегда отличалось высокой заболеваемостью малярией, что объясняется обилием водоемов, пригодных для выплода комаров (разливы в дельте Волги), достаточно высокой температурой воздуха, обеспечивающей быстроту комариного метаморфоза и созревание ооцист, из которых появляются новые анофелесы. Пик заболеваемости в регионе — конец лета, сентябрь и даже октябрь. Возбудители малярии переносились в Астрахани комарами An. claviger и An. superpictus. В Нижнем Поволжье встречались все формы малярии: тропическая, трех- и четырехдневная. Находясь в Астрахани, Чернышевский пишет: «…ничем не болею, разве лихорадка иногда навестит…» Чувствуя недомогание, «медицински грамотный» Николай Гаврилович самостоятельно принимал хинин, считая, что страдает «гастритической лихорадкой» (тогда хинин стихийно использовали как «антифлогистическое», жаропонижающее средство, еще ничего не зная о его специфическом действии на возбудителей малярии).

В июне 1889 г. Чернышевского после множества ходатайств перевели на родину, в Саратов. Туда, по свидетельству современников, он прибыл «…с землистым цветом лица, с жестоким недугом в крови, который уже вел его к могиле». Во второй половине сентября 1889 г. после прогулки, во время которой он прозяб, у Чернышевского на фоне высокой лихорадки возникла сильная боль в подложечной области и рвота. К нему вызвали известного саратовского врача Алексея Варфоломеевича Брюзгина (1860–?), который был еще и писателем (псевдоним — Степанов). Супруга больного О. С. Чернышевская, «женщина вздорная и ума недалекого», сказала врачу, что «Николай Гаврилович страдает раком (?), с ним рвота — ясный признак этой болезни…» Чернышевский долго отказывался от осмотра, заявляя: «Я сам хорошо знаю и медицину, и свою болезнь и никогда не прибегаю к пособию докторов». Интересно, а кто и зачем тогда вызвал врача? Чернышевский уверял доктора Брюзгина, что страдает «гастритической лихорадкой», заработанной им в Вилюйске. Уверенно и спокойно А. В. Брюзгин настоял на своем, и Чернышевскому пришлось согласиться на осмотр. Врач внимательно его осмотрел, отметив, между прочим, и увеличение селезенки. Он поставил диагноз «приступ малярийной лихорадки», отметив, что «…иногда действие малярийного яда сосредотачивается только на желудке и выражается только явлениями со стороны последнего; это — так называемая гастритическая лихорадка старых авторов, которую находил у себя Николай Гаврилович». А. В. Брюзгин рекомендовал больному прием хинина в дозе 10 гран (600 миллиграмм).

14 октября А. В. Брюзгина вновь вызвали к Н. Г. Чернышевскому, которому неугомонная супруга на этот раз поставила новый «диагноз» — «воспаление мозга». Доктор обнаружил больного в бреду, с высокой лихорадкой (39 ^°С), «легкие в порядке, пульс полный нечастый (?), тоны сердца чисты, лучевые артерии склерозированы; …отправления желудочно-кишечного канала нормальны, зрачки реагируют на свет… Ясно было, что с Николаем Гавриловичем был пароксизм той же болотной лихорадки». Снова был назначен хинин в той же дозе утром и вечером. Наутро состояние Чернышевского улучшилось: был обильный пот, температура снизилась до нормы, пульс был «хороший». Отмечалась боль в спине и пояснице. Однако вечером «пароксизм болотной лихорадки возобновился, Чернышевский был без сознания и бредил… на этот раз к нему был вызван доктор М. И. Кротков (врач губернской Александровской земской больницы — Н. Л.), а в два часа ночи приехал доктор А. В. Брюзгин». «Лекарства не действовали. Больной был в одном и том же положении, сознание затемнено несколько более, чем раньше, однако при громком оклике Н. Г. как бы просыпался на несколько минут и давал связные ответы на вопросы… Пульс был хороший, селезенка увеличена. Этот пароксизм доктора приписывали действию болотной лихорадки на мозговые оболочки». В медицине такое «затуманенное» состояние называется сопор.

…В восемь утра 16 октября врачи Брюзгин и Кротков вновь осмотрели больного и «определили болезнь особой формой болотной лихорадки». В 10 утра был проведен консилиум в составе докторов А. В. Брюзгина, М. И. Кроткова и Эммануила Андреевича Бонвеча (1843–?) — доктора медицины, статского советника. Они пришли к заключению, что «приступы болотной лихорадки действуют на мозг, так как злокачественная малярия влечет кровоизлияние… Предписано было принимать хинин». Врачи не отрицали наличия какого-либо мозгового явления. В два часа дня Брюзгин и Кротков снова осмотрели Чернышевского: «…больной потел, температура упала, он находился в бессознательном состоянии. Кроме того, заметили упадок сердечной деятельности и односторонний паралич… Дали возбуждающее средство, лед на голову и дигиталис». В шесть вечера больной остается без сознания, «пульс не поднимается… проглотил одну ложку дигиталиса». В качестве последнего средства «стали впрыскивать под кожу мускус и эфир и давали дышать кислородом. Заметивши отек легких, поставили сухие банки, после которых отек исчез» (?). В 12 часов ночи давали те же возбуждающие средства и кислород. За 20 минут до смерти лечение прекратили. Больной умер в 00.37. Сохранилась телеграмма, которую доктора хотели, но не успели отправить доктору П. И. Бокову, когда-то лечившему Чернышевского: «15 апоплексия, левый паралич, 16 сопор, почти без пульса, не глотает. Мускус, кислород, лед, состояние безнадежное». К убежденному атеисту Чернышевскому, лежавшему без сознания, пригласили иеромонаха Дионисия «для напутствия умирающего». Однако тот опоздал и, «увидя покойника, с сердцем проговорил: „Что к мертвому-то приглашаете?“»

Врачи, лечившие Н. Г. Чернышевского, считали, что он был болен «вследствие заражения ядовитым веществом так называемой болотной миазмой, или малярией». Причину болезни в то время видели в специфических miasmavivum — в клетках некоей водоросли, которую находили в мокроте больных малярией (?!). Отсюда понятная «логика»: водоросль живет в воде, посредством которой и заражается человек. Тогда уже знали, что находиться рядом с заболевшим не опасно, но «миазмы» распространяются с потоком воздуха. Опытным путем инкубационный период болезни определили в 14 дней. Пароксизм «перемежающейся лихорадки» состоял из периодов озноба, жара и пота. Врачи знали, что хроническая болотная лихорадка сопровождается значительным, «в полживота»,увеличением селезенки, что следующий приступ может возникнуть через 24, 48 и 72 часа. Высокая наблюдательность позволила врачам увидеть, что при малярии нередки и желудочно-кишечные расстройства. Уже тогда были известны и осложнения малярии: разрыв селезенки и «паралич сердца». Особой формой болезни считали «перемежающуюся коматозную лихорадку», которая сопровождалась глубоким беспамятством, бредом и признаками сердечной недостаточности. При вскрытии умерших от малярии в капиллярах находили огромное количество гемоглобина. Патологи того времени видели сущность злокачественного течения болезни в полнокровии, кровоизлияниях, воспалении и закупорке капилляров мозговых оболочек и других органов «кучками пигмента» (гемоглобином из погибших эритроцитов). Старые врачи называли такую форму болезни, которая была у Чернышевского, перемежающейся пернициозной апоплектической лихорадкой. Все рекомендуемые в таких случаях средства — хинин, согревание, обильное питье, холодные или ледяные компрессы, подкожное впрыскивание эфира или камфоры, большие горчичники к груди, кислород, наперстянка — были применены у Н. Г. Чернышевского. Лишь одну рекомендацию — прием хинина до уменьшения границ селезенки при выстукивании — выполнить не успели…

По современным представлениям, коматозная малярия — это «мозговая» малярия, механизм которой заключается в закупорке мелких кровеносных сосудов мозга паразитарными тромбами — эритроцитами, содержащими паразитов в последней стадии шизогонии. Нарушение кровоснабжения закономерно ведет к кислородному голоданию мозга. Локальные нарушения приводят к деструкции участка мозга с развитием моно- и гемиплегии, а также с развитием самостоятельного кровоизлияния в мозг.

Конечно, к моменту смерти Н. Г. Чернышевский был в России совершенно забыт. Много воды утекло и много бед произошло, но он, безусловно, «был главным выразителем социалистического направления русской интеллигенции шестидесятых годов…» Однако и это, как выяснилось в дальнейшем, кроме беды, России ничего не принесло…

Николай Ларинский, 2001–2015

---

Оставить комментарий:

Имя:*

E-mail:

Комментарий:*

 я человек