Гладкая кожа? Это просто!

Манера очищать кожу даже от небольших волосков пришла в Европу (а следом за ней и в Россию) от участников крестовых походов. Рыцари быстро оценили преимущества такой процедуры — сперва чисто гигиенические. В условиях жаркого климата и дефицита воды волоски на коже являются своеобразными «сборниками» грязи, потовых выделений и т. д. Это ведет к возникновению раздражений и воспалений кожи, потертостей и прочих неприятных моментов.

---

«Прирожденная страсть к путешествию»

 Он был закоренелым бродягой, для которого оседлая жизнь — каторга. Никакие опасности, труды, лишения не могли убить в нем охоты к путешествиям: напротив, она росла и развивалась в почти болезненную страсть.

М. А. Энгельгардт

Культура и пустыня, жизнь и смерть граничили… так близко между собой, что удивленный путник едва верил собственным глазам.

Н. М. Пржевальский

Николай Михайлович Пржевальский был сыном Михаила Пржевальского и Елены, урожденной Каретниковой. О его происхождении сложена настоящая былина. «Родоначальник … Пржевальских — Карнила Анисимович Паровальский — ротмистр войск казацких. Принимая участие в сражениях под Полоцком и Великими Луками, Карнила проявил мужество и храбрость, и за это Стефан Баторий в 1581 году, 28 ноября, пожаловал Карниле Паровальскому дворянское достоинство. С того времени была и переделана фамилия с Паровальского на Пржевальского. В польском языке «прже» означает «через», а «валить» — «воевать», т. е. дворянином К. А. Пржевальский стал через войну. С 1581 года все поколение не только стало носить фамилию Пржевальские, но и дворянское достоинство. Дед Николая Михайловича, Казимир Фомич Пржевальский, воспитывался в Иезуитской школе в Полоцке, которую он ненавидел всем сердцем, поэтому не раз он задумывался уйти из этой школы. Незадолго до окончания курса Казимир бежал из школы, принял православное вероисповедание и переменил имя Казимира на Кузьму.

Кузьма Фомич Пржевальский был женат на девице Красовской и имел троих детей: двух дочерей и сына Михаила. Кузьма Пржевальский хотел видеть своего сына военным, и он приложил немало стараний устроить юношу в юнкерское училище. В 1817 году Михаил Кузьмич Пржевальский был зачислен юнкером в 4-й Карабинерский полк. Первоначально продвижение по военной линии шло вполне успешно. В 1834 г. было присвоено звание поручика с назначением в Невский морской полк. На этом военная карьера Михаила Кузьмича обрывается. Тяжелая болезнь легких, воспаление глаза заставляют его в 1835 г. покинуть военную службу, переехать в дом уже престарелого отца, который в то время был управляющим имением помещика Палийна Ельцинского уезда.

Недалеко от Полибинского имения было расположено село Кимборово — собственность известного петербургского дворянина А. С. Каретникова, который переселился в деревню по причине разгульного поведения своих сыновей. Гостеприимный Алексей Степанович Каретников вскоре и на Смоленщине заслужил всеобщее уважение. Он часто приглашал на обеды своих соседей, среди которых можно было увидеть и отставного поручика Михаила Кузьмича Пржевальского, будущего отца знаменитого путешественника. Часто навещая дом А. С. Каретникова, Михаил Пржевальский привык к его семье. С чувством особого уважения он относился к младшей дочери Алексея Степановича Елене, а вскоре между ними завязалась настоящая любовная связь. Когда же стало известно Каретникову о любовных связях Елены Алексеевны с Михаилом Кузьмичом, он возмутился и запретил Михаилу Кузьмичу бывать у него в доме. Дело в том, что Михаил Кузьмич не отличался красотой, он был высокого роста, всегда бледный, на голове почти не было волос, у него был колтун, поэтому он всегда носил шапочку. Елена же, наоборот, была статная девица, черноволосая, с правильными чертами лица, умела прекрасно вести себя в обществе. Вдобавок ко всему она была любимой дочерью Алексея Степановича. Каретников прямо говорил дочери, что от такого мужа она не увидит счастья. Михаил Кузьмич ясно понял, что он лишний в доме Каретникова и… прекратил навещать Елену. Но одна из женщин — г-жа Севрюкова — посоветовала Михаилу Кузьмичу продолжать знакомство, авось Каретников смирится и даст согласие на брак. Действительно, предсказание сбылось, в 1838 году брак состоялся.

Первоначально молодые поселились в Кимборове, где 31 марта по старому стилю 1839 года у них родился первый сын, Николай — будущий великий человек XIX века, а в 1840 году родился и второй сын, Владимир… Каретникову не нравилось пребывание в доме зятя, и он решил отделаться от многолюдной четы, у которой так быстро росла семья. В 1840 году Алексей Степанович выделил дочери одинокую хижину, располагавшуюся в лесу в полутора километрах от Кимберово. Лишенные денег, молодые супруги перебрались в низенький домишко с покосившимися окнами. Сильная духом Елена Алексеевна не испугалась удручающей обстановки и начала деятельно перестраивать полученное от отца маленькое хозяйство.

Вскоре по завещанию умершей сестры Елена Алексеевна получила 2500 рублей, и на эти деньги была построена усадьба, которой было дано название Отрадное. В 1843 году Пржевальские справили новоселье. Здесь начались годы детства Николая Михайловича.

Недолго Михаилу Кузьмичу пришлось жить в новой усадьбе. Состояние здоровья резко ухудшилось, и 27 октября 1846 года он скончался, оставив на попечение жены трех сыновей. Николаю Михайловичу тогда было всего семь лет… В своем биографическом рассказе Н. М. Пржевальский вспоминает: „Рос я в деревне дикарем, воспитание было самое спартанское, я мог выходить из дому во всякую погоду и рано пристрастился к охоте. Сначала стрелял я из игрушечного ружья желудями, потом из лука, а лет двенадцати я получил настоящее ружье“ (Н. М. Пржевальский, 1940).

В 1855 году, имея 16 лет возраста, Н. М. Пржевальский окончил гимназию с отличием. Крымская война, о которой много читал юноша, особенно подвиги защитников Севастополя, возбудили в нем страстное желание стать воином и уйти на фронт. Пылкое воображение не давало юноше осмыслить действительность армейской службы. И вот 11-го сентября 1855 г. мальчик получил назначение унтер-офицером в сводно-запасной Рязанский пехотный полк 18-й сводной дивизии, а через несколько дней выступил в поход. Уже пеший переход Рязань — Калуга — Белев показал, что представляет из себя солдатская жизнь.

Спустя год, 24 ноября 1856 года, Николая Михайловича произвели в прапорщики в Полоцкий пехотный полк и перевели в город Белый родной Смоленской губернии. Но и там обстановка была не лучше. Дом, в котором жили офицеры, процветало пьянство, картежная игра и драки. Николай Михайлович стал подумывать о том, как бы выйти из того безотрадного положения, в котором он находился, и заняться полезным делом для отечества... Прослужив пять лет в армии, протаскавшись в караулах, и по всевозможным гауптвахтам, и на стрельбу со взводом, наконец ясно осознал необходимость изменить подобный образ жизни и избрать более обширное поприще деятельности, где бы можно было тратить труд и время для разумной цели», — пишет Н. М. Пржевальский.

Летом 1861 г. Николай Пржевальский «с тощим кошельком и большими надеждами» приезжает в Петербург, чтобы поступить в Академию Главного (Генерального) штаба. Окончил он академию весной 1863 года, на год раньше положенного, и был произведен в поручики. Потом он стал преподавать в Варшавском юнкерском училище и даже написал учебник «Всеобщая география», который был высоко оценен в профессиональной среде. Вот как неожиданно нашлось призвание!

В 1867 г. Пржевальский отправился в свое первое путешествие — на Уссури, озеро Ханко и к границам Кореи. Вот забивали нам в школе голову этой ерундой: лошадь Пржевальского, лошадь Пржевальского, словно он был каким-то зоологом и путешествовал из любопытства. Ведь и сейчас об этом говорят школьникам! Прежде всего он был разведчиком, а географом, ботаником и зоологом — поневоле! В 1868 г. капитан Пржевальский сражался с бандами хунхузов, а потом был назначен старшим адъютантом штаба войск Приморского округа. Любопытно его суждение о тогдашнем Приморском крае (интересно, много ли различий с нашими временами удастся найти?): «Основанная исключительно на спекуляциях различных аферистов, пришедших сюда с десятками рублей и думающих в несколько лет нажить десятки тысяч, уссурийская торговля зиждется главным образом на эксплуатации населения, на умении „ловить рыбу в мутной воде“. Как из России, так и из-за границы (Китая) стараются сбыть сюда самую дрянь, которая не идет с рук дома. Притом и цены на нее непомерные… Водка и карты, карты и водка — вот девиз здешнего общества», — пишет Пржевальский. Интересно, что сам он был удачливым картежником и имел прозвище Золотой фазан. Выиграв 1000 рублей, он всегда прекращал игру. Но зимой 1868 года он выиграл 12 000 рублей! Пожалуй, из современников Пржевальского только Некрасову так везло в карточной игре. В феврале 1869 г. Пржевальский выбрался из этого, по его собственным словам, «вертепа разбойников» и уехал на озеро Ханко, а спустя восемь месяцев его перевели на службу в Генеральный штаб. Перед отъездом он сделал подробный доклад о своих наблюдениях на заседании Сибирского отдела Императорского Географического общества.

В начале сентября 1867 г. Н. М. Пржевальский высадился на территорию тогдашней Кореи, где его встретил «хитрый корейский капитан» Юнь Хаб. За год Пржевальский прошел по уссурийской тайге 1100 км. При этом он не только выполнил тщательные картографические наблюдения, но и собрал гербарий из 300 растений. Он изготовил 310 чучел местных птиц, вел журналы метеорологических наблюдений. Зимой 1870 г. Географическое общество отметило труды Пржевальского малой серебряной медалью. Он опубликовал в «Вестнике Европы» статью о населении Уссурийского края, а затем выпустил на собственные средства книгу «Путешествие в Уссурийском крае». Именно она, написанная с большим литературным талантом, сделала имя Пржевальского известным. Его предшественники занимались исключительно ботаникой или ботаникой и зоологией, геологией или описанием лесов, а Пржевальский стал первым всесторонним исследователем (какая удачная маскировка деятельности разведчика!).

После он выдвинул идею об исследовании северных районов Китая и восточных частей южной Монголии — «Внутренней нагорной Азии», как говорили тогда. Эта часть Азии была отгорожена от остального мира Тянь-Шанем (высота до 7740 м), Памиром (до 7495 м), Алтаем (до 4620 м), Саянами (до 3490 м) и горным Забайкальем. На Монгольском нагорье (100 м над уровнем моря), по площади равном европейской части России, численность населения была меньше, чем в тогдашней Московской губернии. В середине XIX века к этому району начала проявлять активный интерес Британская империя, что никак не могло устроить Россию. Миссия Пржевальского была связана именно с этим. Его интересовал Тибет, а особенно Лхаса. Любопытно, что в тогдашнем Пекинском университете географию изучали по переведенному учебнику… Пржевальского! Китайский богдыхан неохотно разрешил путешествие экспедиции Пржевальского в составе четырех человек. За ними строго следили, но разведчик Пржевальский тайком снимал карты местности, наносил на них броды, колодцы, родники, водопои для вьючных животных и т. д. — все, что потребовалось бы армии в случае чего. Было много помех на пути, в том числе и брюшной тиф, но 5 марта 1872 г. Пржевальский ступил на Тибет.

За 34 месяца экспедиция Н. М. Пржевальского преодолела 11 832 км. Он первым из европейцев прошел «путь срединою Гоби» и пересек великую пустыню из конца в конец. Большое белое пятно на карте Азии заполнилось. Пржевальский проводил тщательные метеорологические наблюдения, изучал общественно-политическую жизнь и домашний уклад местного населения, полезные ископаемые, строение земной поверхности. А еще исследовал собранные 10 000 экземпляров растений, насекомых, пресмыкающихся, рыб и млекопитающих — всего более 3500 видов. Среди них многие были описаны впервые: «рододендрон Пржевальского», «ящурка Пржевальского», «расщепохвост Пржевальского» и др. Надо сказать, что на всей территории, которую Пржевальский прошел, велась гражданская война, тем не менее Гоби и Северный Тибет стали главной целью путешественника-разведчика.

Вскоре вышла новая книга Пржевальского — «Монголия и страна тангутов», за которую он получил уже золотую медаль Географического общества.

В 1876 году Пржевальский собирается исследовать Восточный Тянь-Шань, Кашгарию, бассейн озера Лоб-Нор и Северный Тибет. На эту экспедицию ему выделили в десять раз больше средств, чем на предыдущую — 24 000 рублей. Правительство очень интересовали эти районы, на которые явно нацелились англичане. Помимо политической и военной разведки, которую он вел всегда, на этот раз Пржевальский описал «дикого верблюда Пржевальского». А в сентябре 1877 года он впервые заболел: болело горло, распухло лицо, возник нестерпимый зуд, по ночам был озноб (температура около 40 °С). Вот какие средства от зуда использовал Николай Михайлович: мытье отваром табака, квасцов, смазывание трубочной гарью, дегтем, купоросом, китайские лекарства из трав. Ничто не помогало, и он был вынужден возвратиться в Петербург.

Полковник Генерального штаба Пржевальский обратился в клинику С. П. Боткина. Примечательно, что доктора клиники связали его болезнь с нервным переутомлением! Хотя тут могла быть и аллергическая реакция, и паразитарное поражение, и глистная инвазия. Ему посоветовали жить в деревне и ежедневно купаться.

В это время в Европе о Пржевальском говорили как о гениальном путешественнике. Он стал почетным членом Императорской академии наук. Берлинское Географическое общество присудило ему золотую медаль Гумбольдта.

После нескольких месяцев лечения Пржевальский выздоровел, и 21 марта 1879 г. его караван, подкрепленный 20 000 рублей субсидии, выступил в направлении Гоби с северо‑запада. Именно тогда он и описал «лошадь Пржевальского», хотя встречал этих животных только дважды. Убить не удалось ни одной особи, но чучело Пржевальский добыл и привез в Россию. А был еще и «медведь Пржевальского». «Широко‑размашистым планом» назвал Пржевальский бескрайнюю пустыню и, как позже Рерих, писал о «подавляющей массивности» Тибета.

На самый высокий хребет Тибета — Тан-та — Пржевальский поднимался восемь суток. Лагерь разбили на высоте 5000 метров (поразительно, как они справлялись с горной болезнью, которая начинает развиваться уже с 3000 метров?). Дальше тибетцы им пройти не позволили, и экспедиция возвратилась. Но Пржевальский непрерывно вел топографическую съемку и описывал новые виды животных и птиц.

На Николаевском (Московском) вокзале Петербурга экспедицию 10 января 1881 года встречал П. П. Семенов‑Тян-Шанский, академики, ученые, литераторы. Пржевальский был награжден орденом Св. Станислава и избран почетным членом Русского географического общества, Петербургского общества естествоиспытателей и почетным доктором зоологии Московского университета. Его наградили большой золотой медалью, причем было подчеркнуто, что его путешествие превосходит труды всех путешественников в Азию, включая самого Марко Поло!

15 марта 1881 г. в конференц-зале Академии наук открылась выставка зоологических коллекций, собранных Н. М. Пржевальским. Спустя два года вышла его третья книга — «Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки». Он описал свой путь в 4100 км, открытие неизвестных до того хребтов, метеорологические особенности района и собранные образцы флоры и фауны.

Пржевальский совершает еще одно путешествие в 7500 км через пустыни Центральной Азии. Это было четвертое исследование ученым азиатского региона. 22 января 1885 года он был произведен в генерал-майоры Генерального штаба и назначен членом Военно-ученого комитета. Хребет Загадочный, открытый им, был назван хребтом Пржевальского. Большинство европейских географических обществ отметило его своими наградами, Академия наук России постановила отчеканить золотую медаль с профилем выдающегося путешественника. Пржевальский был награжден ею 29 декабря 1886 г. А еще до этого он был приглашен в Особый комитет по обсуждению мер на случай войны в Азии. Вот и объяснились маршруты его путешествий, которые финансировались гораздо более щедро, чем странствования его современника — Н. Н. Миклухо-Маклая.

Вспыльчивость, нетерпимость, известный деспотизм, прямодушие, честность, тяга к одиночеству, любовь к странствованиям («Знать, я жребия такого, Что в затишье не жилец!» — написал он однажды) — вот черты характера Пржевальского, на которые указывали его современники. Если добавить сюда фантастическую память, страсть к карточной игре и эпистолярный дар, то портрет кажется завершенным. Но это не совсем так. Была еще одна страсть, тайная. «Видный гомосексуалист… в каждую его экспедицию включался компаньон-любовник в возрасте от 16 до 22 лет. Известность ученого была столь велика, что каждого нового любовника он мог представлять властям как незаменимого личного ассистента, необходимого в запланированной экспедиции. …главную любовь его жизни, Петра Козлова, Пржевальский встретил за несколько лет перед смертью», — напишет много позже биограф(S. Karlinsky, 1992). Кстати говоря, некоторые именно этим объясняют страсть Пржевальского к путешествиям, подальше от осуждений и кривотолков. Так получилось, что в момент, когда умерла его мать, Пржевальский снова был в путешествии…

Несмотря на перипетии и злоключения, Пржевальский на здоровье особенно не жаловался, но в конце жизни впал в пессимизм и начал прибавлять в весе («заедание аффекта»?). «Пускаться вдаль следует лишь в годы полной силы», — пишет Николай Михайлович, хотя тут же добавляет: «Конечно, такой совет весьма трудно выполнить на практике для энергического, увлекающегося человека». Вот каким он считал себя!

Впервые генерал Пржевальский идет к врачу без видимой причины. Он посещает выдающегося московского терапевта, директора клиники госпитальной терапии Алексея Александровича Остроумова (1844–1908). «Ваш организм работает отлично», — сказал Остроумов Пржевальскому, на что тот ответил: «…для меня уже близится осень».

4 августа 1888 года он отправился в последнее, пятое путешествие, рассчитывая на этот раз дойти до Лхасы. 1 октября экспедиция достигла Пишпека (нынешний Бишкек), а 4 октября на охоте Пржевальский выпил воды из реки Чу. В тот год даже аборигены опасались пить оттуда воду из-за свирепствовавшей эпидемии брюшного тифа. Но известно, что Н. М. Пржевальский часто пренебрегал правилами гигиены, говоря: «…в путешествии нужны, прежде всего, не доктор и не аптека, а сильные организмы самих участников экспедиции». Поскольку до тех пор все обходилось, он уверовал в то, что его организм достаточно силен. На этот раз не обошлось, и 15 октября он заболел: повысилась температура, была слабость и тошнота. 17 октября Н. М. Пржевальский уже не вставал, ничего не ел, была сильная боль в подложечной области, в икроножных мышцах и в затылке. Появилась желтушность слизистых оболочек. Из Каракола приехал врач городского лазарета И. И. Крыжановский. Он сразу поставил диагноз «брюшной тиф».

Это кажется удивительным, но врачи того времени уже знали о брюшном тифе немало. Почти за 70 лет до этого выдающийся французский врач П. Бретонно (Pierre Fidel Bretonno, 1778–1862) обратил внимание на связь между длительной лихорадкой, помрачением сознания и изменениями в лимфатических бляшках кишечника. В 1837 году У. Герхардт заговорил о «тифоидной лихорадке». Другим важным моментом была работа английского профессора У. Бадда (William Budd, 1811–1880) «Брюшной тиф, его характеристика, способ распространения и профилактика» (1873), в которой он впервые показал, что брюшной тиф — заразное заболевание, передающееся через воду. В 1880 году профессор гистологии и сравнительной анатомии Галльского университета К. Эберт (Karl Joseph Eberth, 1835–1926) обнаружил брюшнотифозную палочку в пейеровых бляшках кишечника, селезенке и мезентериальных лимфатических узлах умерших от брюшного тифа людей. Чистую культуру бактерий выделил Г. Гаффки (1884).

Известно, что спутники Пржевальского не раз болели тифом во время путешествий. Например, некий Пыльцов перенес эту болезнь в 1872 году, казак Гармаев — зимой 1879 года. Но они были намного моложе… «Николай Михайлович принял прописанные доктором Крыжановским лекарства, но ему становилось все хуже и хуже. В юрте было холодно, топить ее Николай Михайлович не позволял: блеск огня и дым беспокоили его, а от жары ему становилось дурно. Больной, он лежал не раздеваясь, в меховой одежде, на войлочной кошме, постланной прямо на землю.
Крыжановский считал необходимым срочно перевезти его в город. Но Николай Михайлович соглашался переехать только в такое помещение, возле которого мог бы расположиться весь отряд с багажом и верблюдами. Даже тяжело больной, он не допускал мысли о том, чтобы расстаться со своими спутниками, со своей „семьей“.
Городские власти распорядились отвести для путешественников глазной барак каракольского лазарета. Пржевальского перевезли туда в тот же день. На просторном дворе разместились юрты экспедиционного отряда и багаж. Рядом нашлось пастбище для верблюдов.
После переезда Николай Михайлович оживился, но к ночи он стал бредить. Роборовский, Козлов, Телешов, Нефедов не отходили от его постели.
Приходя в сознание, Николай Михайлович твердым голосом говорил им, что скоро умрет:
— Я нисколько не боюсь смерти. Я не раз стоял лицом к лицу с ней.
Видя на глазах своих преданных спутников слезы, Пржевальский стыдил их. Спокойно делал он завещательные распоряжения. Слободу он завещал брату, ружья — Роборовскому и Козлову, свои заметки о млекопитающих и птицах — зоологам Е. А. Вихнеру и Ф. Д. Плеске, обрабатывавшим его коллекции.
— Похороните меня на берегу Иссык-куля. Надпись просто: „Путешественник Пржевальский“. Положите в гроб в моей экспедиционной одежде.
А прежде чем его похоронят, Пржевальский просил вложить ему, мертвому, в руки его любимый штуцер, и так — в гробу, с оружием в руках — в последний раз его сфотографировать. 20 октября, около 8 часов утра, Пржевальский, долгое время лежавший неподвижно и бредивший, вдруг поднялся с постели и встал во весь рост. Его друзья поддерживали его. Пржевальский осмотрелся кругом, потом сказал:
— Ну, теперь я лягу…
Глаза, с постоянной жадностью вглядывавшиеся во все новое, неизвестное, закрылись. Руки, никогда не остававшиеся праздными, державшие то буссоль, то ружье, то перо, были холодны и неподвижны». Так пишет биограф Пржевальского.

В свое время на кафедре инфекционных болезней нас заставляли зубрить все, что связано с брюшным тифом. Что-то запомнилось, хотя за 36 лет работы я видел только одного больного брюшным тифом (солдат, приехавший из Афганистана). До появления антибиотиков в распоряжении врачей были только ненадежные шаманские средства и… молитва!

Получается, что Н. М. Пржевальский умер на пятый-седьмой день болезни. Для прободения язвы кишечника еще рано. Сознания больной не терял, «паутинку в воздухе» не ловил (есть такой симптом при тифе). От чего же все-таки умер великий путешественник? Я думаю, что речь могла идти о поражении сердечно-сосудистой системы, когда на фоне высокой температуры поражаются бактериальным токсином и сердце, и сосуды. Возникает резкое учащение сердцебиения (хотя вообще-то пульс при тифе редкий) и падает давление. Старые врачи считали, что учащение пульса при тифе указывает на истощение сердечной мышцы, а если такое учащение «держится больше пяти дней — больные обычно погибают при явлениях паралича сердечной деятельности. …пульс выше 140 при t = 39 ° обычно предвещает смерть…» (Н. К. Розенберг, 1934). И поддержать сердечную деятельность тогда было нечем.

Есть одно поразительное совпадение: спустя пять лет П. И. Чайковский, известный своей нетрадиционной ориентацией, как и Н. М. Пржевальский, тоже выпил стакан некипяченой невской воды и тоже погиб, но от холеры. Мрачная мистика…

Н. Ларинский, 2004–2015

---

Оставить комментарий:

Имя:*

E-mail:

Комментарий:*

 я человек

 Ставя отметку, я даю свое согласие на обработку моих персональных данных в соответствии с законом №152-ФЗ
«О персональных данных» от 27.07.2006 и принимаю условия Пользовательского соглашения