Здоровый взгляд

Для того чтобы в квартире было чисто, нужно не мусорить. Чтобы быть уверенным в своем долголетии, надо регулярно проверять свое здоровье. Не зря врачи напоминают даже самым маленьким пациентам, что посещать стоматолога и окулиста надо регулярно. Тем более, сейчас это сделать совсем нетрудно. В сети появилось огромное количество приложений и сайтов для записи к специалистам, таких как meds.ru.

---

«Не испытывал холопского пристрастия к королям и шутам…»

 В юности мы ищем наслаждений, в зрелые годы — славы, богатства и положения в обществе, а под старость рады уже и тому, что все спокойно и нигде не болит…

Вальтер Скотт

Многие произведения, которые были написаны для людей взрослых и степенных, с течением времени перекочевали в рекомендательные списки чтения для детей и подростков. Это касается, прежде всего, уважаемых классиков. У нас это, конечно, А. С. Пушкин, а из английских авторов это В. Скотт и Ч. Диккенс. Мой внук читает одновременно «Капитанскую дочку» и «Айвенго». А между тем вышедшее в 1960–1965 гг. розовое 20-томное собрание сочинений В. Скотта, приобрести которое почиталось за счастье, содержало произведения, которыми в его время зачитывались люди, давно перешагнувшие порог совершеннолетия!

1. «Я родился не в блеске…»

 Вальтер Скотт родился в Эдинбурге 18 августа 1771 (1770) года в семье Вальтера Скотта, «родом из старинного и достойного семейства». Отец писателя первым в семье обзавелся профессией — выучился на адвоката, а затем, став королевским стряпчим, вошел в привилегированное сословие законников. О нем говорили как о человеке честном, трудолюбивом, но без особого воображения. Вальтер Скотт-старший был сторонником Стюартов и принадлежал к евангелической пресвитерианской церкви, к которой младший Скотт с детства питал отвращение (в зрелом возрасте он стал приверженцем англиканской церкви). Мать писателя Анна Резерфорд была старшей дочерью доктора медицины Джона Резерфорда, профессора Эдинбургского университета в 1726–1765 гг., который, кстати говоря, первым ввел практические занятия в клинике.

Скотт родился седьмым ребенком в семье (старшие дети умерли в младенчестве). В возрасте полутора лет Вальтер Скотт перенес полиомиелит, после чего у него на всю жизнь осталась хромота на правую ногу. На нем испробовали различные методы лечения, в том числе и такой экзотический, как завертывание в свежеснятую овечью шкуру! Любопытно, что спустя сто лет то же самое проделывали с будущим императором Германии Вильгельмом II, у которого развился акушерский паралич правой руки. Ни свежий воздух и морские купания, ни лечение на курорте Бат никакого результата в случае В. Скотта не дали.

Что примечательно, в юности хромота не очень досаждала ему. Только в зрелости, омраченной заботами и недугами, как пишет биограф, хромота стала бросаться в глаза окружающим. Впрочем, чтению она никогда не мешала: Скотт рано узнал и полюбил Шекспира-драматурга, столь же рано познакомился с богатым прошлым Шотландии, ее обычаями, сказаниями, балладами и мифами. В 1779 году его отдали в Эдинбургскую школу, перед поступлением основательно натаскав в латыни, которая там была едва ли не профильным предметом. Позже Скотт настолько овладел этим мертвым языком, что мог легко и быстро (правда, не всегда точно) читать первоисточники. Он хорошо знал французский, немецкий, испанский и итальянский языки и свободно читал иностранные стихи и прозу в подлинниках. Его хромота не мешала ему успешно драться, лазить по деревьям и всячески бедокурить (как и Д. Байрону). Уже в детстве он имел славу хорошего рассказчика. Скотт много читал сверх программы, но главным для него всегда оставался Шекспир. Читал он и древнюю английскую поэзию, отдавая явное предпочтение балладе. В. Скотт собирал коллекцию т. н. «народных книжек» (типа наших лубков). Огромный круг знаний и превосходная память здорово выручали его, когда он сам начал писать. В таких случаях всегда трудно сказать, чем человек обязан школе, а чего он достиг как автодидакт. Тяга к рыцарскому роману началась у Скотта с того момента, когда он прочитал изданную в 1726 г. историю Мальтийского рыцарского ордена.

В 12 лет (!) Скотт поступил на факультет искусств Эдинбургского университета, где для получения степени бакалавра студенты должны были на протяжении четырех семестров изучать латынь, древнегреческий, риторику и изящную словесность, логику и метафизику. Учебу Скотту пришлось прервать в конце 1784 года, когда у него возникло кишечное кровотечение (полипоз толстого кишечника, как предполагают исследователи). Лечение снова оказалось страшнее болезни: его заставляли голым лежать под легким одеялом на морозе при распахнутых окнах и до полусмерти заморили кровопусканиями и мушками. Кормили только овощами (при кишечном кровотечении?), причем давали ровно столько, чтобы он не умер с голода. Ему запретили разговаривать и позволяли только читать и играть в шахматы. И тут снова пошли в ход рыцарские романы, сборники стихов, старинные баллады и Шекспир. Скотт перенес один или два рецидива (что немудрено при таком лечении). Кто-то из врачей назвал его выздоровление чудом!

2. «Рутину конторы я терпел…»

Нервный, раздражительный, мнительный и капризный из-за многомесячной вегетарианской диеты Скотт понемногу восстановил здоровье и поступил на стажировку в юридическую контору отца. Его уже направляли в командировки, которые тогда именовались «деловыми поездками».

В 1789 г. Скотт вернулся в университет, где прослушал курс этики, всемирной истории, шотландского и гражданского права. 11 июля 1792 года он наконец облачился в адвокатскую мантию. В это время Скотт уже был членом литературного и философского обществ, а будучи в горной Шотландии, познакомился с Робертом Бернсом.

Осенью 1791 г. он познакомился с Вильяминой Белшес, «очаровательным сочетанием важности и веселости», но выдали ее за Уильяма Форбса, сына состоятельного банкира и баронета (кстати, позже они со Скоттом стали близкими друзьями — правда, уже после смерти предмета их страсти в 1810 г.). «Напряженный физический труд всегда считался лучшим средством от мук неразделенной любви», говорили тогда. И Скотт, мечтавший стать офицером, подался в военные, стал квартирмейстером Эдинбургского королевского корпуса легких драгун. Весной и летом 1797 г. корпус ежедневно в пять утра выезжал на учения. Он был душой компании, был первым и на плацу, и в казарме. Он скакал на лошадях, фехтовал, рубил репу, пил, писал песни и даже пел, совершенно не имея слуха. Однажды Скотт принял участие в подавлении беспорядков, и один из грабивших склад с мукой попал камнем ему в голову. Оглушенный, но разъяренный Скотт ударил его саблей плашмя по спине. Это был, кстати говоря, единственный случай реального использования холодного оружия автором «Айвенго»!

Скотт активно ухаживал за своей новой знакомой — Шарлоттой Карпентер (Шарпантье), француженкой, дочерью шталмейстера Лионской военной академии. Она была «добродушна, нежна, жизнерадостна, но решила, что никогда не выйдет замуж за хромого». Однако дар Скотта развлечь и позабавить увлек ее, и 24 декабря 1797 г. они обвенчались. Их семейная жизнь ничем серьезным не омрачалась. У них родились две дочери и два сына.

В конце 1799 года Скотт бросил адвокатуру и стал шерифом (главным судьей) графства Селкиркшир. В это же время он выпустил сборник «Песни шотландской границы», а затем «Песнь последнего менестреля». Как писатель он дебютировал поздно (ему было 33 года!), однако книга быстро создала ему известность не только в Шотландии, но и в Лондоне. Насладиться славой ему помешали конфликты с младшими братьями. Один был любителем огненной воды, а второй растратил чужие деньги, и только вмешательство Скотта спасло его от каторжной тюрьмы.

В 1810 г. Скотт, по общему признанию, совершил ошибку, которая укоротила и его век, и век его жены: он основал книгоиздательскую контору «Джон Баллантейн и К^о», истинным главой которой был он сам. Был, но никаких способностей к этому не имел. Предпринимательской жилки у него не было, а доверчивость к людям, совершенно неоправданная, была! Он руководил этой фирмой, готовил к печати свои произведения и творения других авторов, исполнял обязанности шерифа, был секретарем Судебной комиссии, писал поэмы, следил за фермой и своим имением. Так и подмывает сказать, что все, за исключением обязанностей шерифа и творчества, у него получалось не слишком хорошо. Не будучи богачом, за пять лет он вложил в издательство девять тысяч фунтов — по тем временам огромные деньги. Заняв крупную сумму, Скотт купил участок земли «Грязное логово», переименовал его в Аббатсфорд и начал строить… настоящий рыцарский замок.

Любопытно, что, не написав еще своих главных романов, Скотт был очень известен в Англии. Его почтил своей дружбой принц Уэльский, будущий король Георг IV.

Скотт путешествует, участвует в тусовках, веселится, принимает гостей. Надо сказать, что он всегда был не дурак выпить, причем предпочитал вовсе не вересковый мед и не сидр, а доброе шотландское виски, портвейн и кларет (франц. clairet — «легкий, прозрачный») — недорогие легкие сорта красных (розовых) французских вин, притом во внушительных количествах. Скотт был крепким мужчиной: рост 183 см, «телом массивен, но не тучен, строением грудной клетки, рук и плеч напоминал Геракла» (любопытно, а кто видел Геракла?). «Но правой ногой он едва доставал до земли кончиками пальцев, поэтому раскачивался и переваливался на ходу, опираясь на трость каждый раз, когда ступал на правую ногу. Голова у него была вытянутой формы, причем нижняя часть лица от глаз до подбородка была короче верхней на 4 см. Маленькие проницательные глаза, лохматые брови, рыжие (к 50 годам поредевшие и поседевшие) волосы, хитрый пронизывающий взгляд, надменное и порой брезгливое выражение и… очаровательная улыбка!» Так пишет биограф. Скотт любил плотно позавтракать (говядина, холодная баранья голова, каравай черного хлеба), но легко пообедать. Еще он любил шампанское. Но больше всего он любил читать — Байрона, Шекспира, Бернса, Вудсворта.

Одно качество Скотта — доверчивость — мы уже отметили, а еще одним была доброжелательность: он щедро раздавал не только советы, но и последние деньги. Современники также отмечали в качестве достоинства неложную скромность писателя, что не каждому публичному человеку присуще. От самомнения он не страдал, жил в свое удовольствие, коллекционировал старинные доспехи, принимал многочисленных гостей. Был упрям и скрытен (но доверчив!) и обожал все, что связано с рыцарскими временами.

После разгрома Наполеона Скотт отправился в турне по Европе и начал свою деятельность как романист. Последняя его поэма — «Гарольд Бесстрашный» — вышла в 1817 году, а незадолго до этого приказала долго жить его фирма, принесшая своему владельцу одни огорчения и убытки…

3. «…от боли я ревел, как теленок»

Закончились поэмы, зато началась желчнокаменная болезнь. В марте 1817 года Скотт испытал жесточайшую печеночную колику. Ему снова пустили кровь, назначили шпанские мушки и настойку опия, чтобы снять боль. Он сам очень точно описал колику в виде боли под правыми ребрами, тошноты, рвоты и механической желтухи («разлитие желчи»). В довершение всего ему назначили каломель (соединение ртути), и то ли колика уступила этому снадобью, то ли камень «проскочил» в кишечник. В следующем году приступы были редкими, но в 1819 г. снова усилились. Боль не отпускала Скотта по шесть-восемь часов кряду, а как-то раз приступ продолжался с половины седьмого вечера до половины пятого утра! На глазах пришедших в ужас домочадцев Скотт извивался от боли, оглашая дом криками и стонами. За болью следовала тошнота и рвота, а затем желтуха. Три недели приходили доктора, прописывали наркотики, кровопускания, мушки и каломель. Скотт за шесть часов принимал по шесть гран опия (один гран в Англии ≈ 65 мг), три грана гашиша и 200 капель настойки опия. Нагретой солью ему сожгли рубашку! Он даже не мог писать и лишь диктовал. По счастью, не возникло серьезных осложнений болезни, которые запросто могли его погубить: желчного перитонита, водянки желчного пузыря или печеночной недостаточности. Из двух романов, написанных во время болезни, Скотт потом не мог вспомнить ни одного эпизода, характера или диалога. Крики больного были слышны далеко от дома, а однажды (в июле 1819 г.) Скотт решил, что пришел конец, и благословил детей! Он упорно принимал хлористую ртуть (каломель), а тут и еще напасть: в конце 1819 г. умерла его мать и дядя с теткой. Но ни болезнь, ни кончина родственников не помешали Скотту в ноябре 1819 г. возглавить войско для подавления очередного мятежа (мифического, как оказалось).

Дети В. Скотта: старшая, София — мягкая, но без гениальности, «прирожденная нянька»; Вальтер-младший — друг и неизменный товарищ отца в развлечениях и забавах на свежем воздухе, гусарский офицер; Анна — честная, прямая, чувствительная, но умевшая поязвить других (как пишет биограф, Скотт называл ее «Беатриче» и гордился ее стройными ножками); Чарльз — выпускник Оксфорда, лентяй и лежебока. Примечательно, что никто из детей никакого интереса к правоведению не проявил (Скотт был почетным доктором права Оксфорда, Кембриджа и Дублина), неинтересна им была история и литература. Природа отдохнула…

В 1818 г. принц-регент пожаловал Скотту титул баронета, и его стали называть сэр Вальтер Скотт.

4. «Я разорен полностью, дочиста...»

В 1825 году в Англии начался биржевой бум. Колонии Испании в Америке начали войну против метрополии, и англичане почувствовали запах легких денег («кому война, а кому мать родна»). Биржа всегда реагирует быстро, поэтому состояния делались в течение нескольких часов, но так же быстро наступал крах. Скотт, получивший, казалось бы, хороший урок во время первого банкротства фирмы, его не учел. Щедрость, доверчивость, непрактичность и недальновидность (у него только в романах герои нередко мудрые и предусмотрительные!) привели его к полному краху. Он вкладывал деньги не в печатное дело, а в приобретение земли, в бесконечные приемы, причем занимал деньги под векселя своей фирмы. Банки учитывали их, а погашения долгов не происходило. Сроки векселей удлинялись, а долги росли. Уже 17 января 1826 года Скотт был полностью, окончательно разорен. Общая сумма долга составила 116 838 фунтов. Даже король расстроился, узнав о крахе Скотта. За ним сохранили только посты шерифа и секретаря Верховного суда Шотландии, поместье, библиотеку и коллекцию древностей. На момент смерти Скотта остаток долга составлял 22 тысячи фунтов и проценты.

После краха Скотту пришлось уволить слуг и экономить на всем. Жена, страдавшая «грудной водянкой» (ей была назначена открытая дедом Ч. Дарвина наперстянка), из-за переживаний быстро умерла… Для того чтобы отдать долги, Скотт вынужден был писать день и ночь. Он начал работать над жизнеописанием Наполеона (планировалось 27 томов!), встречался с маршалами Наполеона и Джеймсом Фенимором Купером.

Всю зиму В. Скотт страдал от болей в кишечнике, сильной простуды и приступов ревматизма (подагры?). «Голова болит, глаза — болят, спина — болит, как и грудь, уверен, что болит и сердце», — пишет он зимой 1827 года. Однако год закончился на оптимистической ноте: Скотт не только подтвердил свой авторитет историка, но и «отработал» 40 тысяч фунтов долга. Опекуны согласились приобрести права на его произведения. Было решено выпустить иллюстрированное библиотечное издание всех его романов, поэм и баллад с авторскими примечаниями, предисловием и автобиографией. Здоровье между тем не улучшалось: Скотт стал плохо переносить застолья. В мае 1829 года у него снова возникло кишечное кровотечение. Была и почечная (?) колика, но самым тревожным оказалась частая головная боль. Несколько утешало лишь то, что его произведения продолжали оставаться бестселлерами: 25‑тысячный тираж романа «Уэверли» разошелся за две недели (ни у одного современного Скотту писателя такой тираж не расходился так быстро).

5. «Чертовски смахивало на паралич…»

Сейчас невозможно себе представить жизнь без измерения артериального давления, но во времена Скотта врачи даже предполагать не могли существования гипертонии и мало что знали о сосудистой патологии головного мозга. Правда, например, выдающийся английский врач сэр Д. Аберкромби (John Abercrombie, 1780–1844) в 1836 году — через четыре года после смерти В. Скотта — высказал мысль, что инфаркт мозга возникает подобно гангрене конечности. Р. Карсвелл (Robert Carswell, 1793–1857) описал облитерацию сосудов мозга уже в 1838 г., а Р. Брайт (Richard Bright, 1789–1858) — в 1831 году. На эту же тему писал в начале века знаменитый Д. Чейн, а в 1846 году вышла блестящая работа выдающегося клинициста врача королевы Виктории Д. Берроуза (George Burrows, 1801–1887) о связи болезней сердца и мозговых нарушений. Несколько позднее писали о «транзиторной апоплексии» Д. Хоуп, Д. Беннет, Д. Причард, Р. Тейлор. Наконец, в 1856 году вышла эпохальная работа Р. Вирхова о роли эмболии в развитии апоплексии. Но это, увы, никак не могло помочь Скотту.

Случившееся со Скоттом было для всех полной неожиданностью. Утром 15 февраля 1830 года после плотного завтрака его речь вдруг стала бессвязной, лицо перекосилось. Приступ продолжался 15 минут (Скотт успел засечь время!). Ему прописали банки, кровопускания, диету, запретили спиртное и сигары. Он продолжал писать, но творческий упадок уже был налицо… Любопытно, что сестра приходского священника в это время вдруг воспылала страстью к Скотту и ждала предложения руки и сердца, но ему было не до того. Он стал брюзглив и раздражителен.

В конце ноября Скотт нарушил врачебные предписания и побаловал себя неразбавленным виски. Идя в спальню, он потерял сознание и упал. Придя в себя, он кое-как добрался до постели. Это, без сомнения, был второй «удар». Лечение осталось таким же, только ужесточили диету, но не тут-то было.

В начале 1831 года во время званого обеда Скотт снова выпил несколько бокалов шампанского, и вечером с ним случился третий «удар», тяжелее двух предыдущих. Снова кровопускание, шпанские мушки, диета.

Он плохо выглядел: худой, изможденный, щека перекошена, голова обрита наголо… Его мучила мочекаменная болезнь, боль в печени и суставах. Он стал забывать слова (ранее великолепный рассказчик!) и терять нить повествования. Правительство Англии выделило Скотту фрегат, на котором он отправился для поправки здоровья в Италию. Он посетил Мальту и Неаполь, где уже никакой диеты не придерживался и пил что вздумается. На обратном пути Скотт побывал в Риме, Венеции. А в Германии 9 июня 1832 года с ним случился очередной «удар». Обученный слуга, постоянно имевший при себе ланцет, сделал ему кровопускание. С трудом Скотта доставили в Лондон, где в течение трех недель он находился в беспамятстве или полубреду.

Все английские газеты публиковали бюллетени о состоянии его здоровья, судьбой Скотта интересовались члены королевской семьи. Правительство снова предложило помощь. Без сознания великого писателя доставили домой, где он и умер 21 сентября 1832 года.

Порядок есть порядок — было проведено вскрытие черепа В. Скотта, которое выполнили доктора отец и сын Кларксоны и доктор Адольф Росс из Эдинбурга. Доктора обнаружили то, что они приняли за три эхинококковых кисты в области сосудистого сплетения левого полушария. Были обнаружены и признаки свежего инсульта (J. Miller, 1932). В свое время в «Ланцете» была даже публикация об эхинококке у В. Скотта! Это явная ошибка. Непредвзятые исследователи предполагают, что Скотт перенес три ишемических инсульта и очаги размягчения по общему правилу превратились в кисты. Подобное обнаружил А. И. Абрикосов на вскрытии у В. И. Ленина.

Примечательно, что инсульт поставил финальную точку в жизни двух великих писателей — В.Скотта и Ч. Диккенса, причем почти в одном возрасте. Что это: рок, наследственность или следствие того, насколько они вживались в судьбы своих героев и жили их жизнями?

Вальтер Скотт был признанным мастером афоризмов, и свою жизнь он подытожил одним из них: «Мы — паломники на жизненном пути, и вечер, по необходимости, — самый мрачный и тягостный его отрезок; но пока цель ясна, а воля тверда, этот путь нам по силам, и, с Божьей помощью, мы в положенное время придем к его концу, — возможно, с натруженным сердцем и натруженными ногами, но не утратив ни мужества, ни чести…»

Н. Ларинский, 2004–2015

---

Оставить комментарий:

Имя:*

E-mail:

Комментарий:*

 я человек