«Несчастие сделало его поэтом…»

История болезни И. И. Козлова

---

«Дикое настроение охватывает меня…»

Вся жизнь его была пестра, подвижна, тревожна и по-своему блестяща, вся на краю риска, часто лицом к лицу со смертью!

А. И. Куприн

Здесь нельзя было пробовать, нужно было сразу научиться летать!

С. И. Уточкин

Он был еще более порывист, еще сильнее возбужден. Мысли догоняли и перегоняли одна другую…

А. Г. Алексеев

Я гений, гений…

С. И. Уточкин

 

Сергей Уточкин родился в Одессе 30 июня 1876 года в семье купца второй гильдии Исая Кузьмича и мещанки Аустиньи Стефановны Уточкиных. В 1881 г. умерла мать, в 1886 году — отец, и сразу у Сергея возникли проблемы. Он учился в шести местах, но в конце концов окончил только шесть классов коммерческого училища.

Уточкин с ранних лет стремился к хорошей физической форме (редкость по тем временам): превосходно плавал, бегал на длинные дистанции, однажды пробежал наперегонки с трамваем 12 верст и все‑таки обогнал его! Одним из первых в России Уточкин начал играть в футбол, хорошо боксировал, фехтовал на эспадронах, бегал на коньках, управлял яхтой. Особой страстью проникся к велосипеду и выступал на циклотронах (велотреках) Петербурга, Москвы, Киева, Тифлиса. Неоднократно побеждал на соревнованиях в Италии, Франции и Португалии, где поставил несколько местных рекордов. Уточкин быстро освоил мотоцикл и автомобиль и однажды, поспорив на бутылку вина, спустился на машине по знаменитой Потемкинской лестнице. Он опускался в скафандре на дно Черного моря, а 31 мая 1907 года поднялся вместе с итальянцем Эрнесто Витолло на воздушном шаре. Вскоре Уточкин приобрел собственный шар у Рудольфа Бруннера, но во время первого полета его выбросило из корзины, а шар был безнадежно испорчен. 1 октября 1907 г. он все-таки поднялся в воздух, летел на высоте 3 км в течение нескольких часов и благополучно приземлился. 13 октября 1909 г. с ним рискнул полететь А. И. Куприн.

Бесшабашно отважный и чрезвычайно пылкий — так характеризовали Уточкина современники. «Порой играл безудержно в карты, всегда бывал влюблен без ума и памяти, испытывал на себе действие разных наркотиков — и все это ради живой, ненасытной жажды впечатлений», — писал о нем А. И. Куприн.

Скоро Уточкина осенила новая идея — приобрести собственный аэроплан. Он отправился в Париж и за десять тысяч франков приобрел там биплан Фармана, а 15 марта 1910 г. без всякой предварительной подготовки сам взлетел. «Дикое настроение охватывает меня, безудержность упоения, восторг новизны ощущения… Земля, мой враг, уже в десяти саженях подо мною. И я несусь, подымаясь все выше и выше», — писал он позднее. В воздухе он был 12 минут.

Уже через месяц Уточкин стал совершать публичные полеты на Киевском скаковом поле, а затем отправился в Москву, где аэропланы были еще в диковинку. Билеты на его «авиашоу» на ипподроме за Тверской заставой стоили от 50 копеек до 15 рублей. За эти деньги Уточкин предполагал показывать зевакам «эволюции в воздухе, спуск с остановленным мотором, полеты с пассажиром, посадку в намеченном месте и, наконец, метание „бомбы“». Пять раз взлетает Уточкин 2 мая 1910 года и еще удачнее летает 4 мая: описывает круги над ипподромом, носится вдоль трибун, закладывает виражи, поднимается на высоту 100 метров, улетает далеко за пределы ипподрома, что представляло серьезный риск (вынужденная посадка вне ровного ипподрома была рискованной, что он вскоре и подтвердил). Уточкин за сто рублей катает пассажиров и при этом небрежно курит сигару. Двадцать пять полетов совершил Уточкин над Москвой, и только за один день сбор составил 17 тысяч рублей!

В том же году Уточкин совершил вояж по 15 городам России, пробыл в воздухе 60 часов и пролетел 3000 км в присутствии миллиона зрителей. Его виражи видели не только А. И. Куприн и молодой К. Г. Паустовский, но и будущие авиаконструкторы и герои‑пилоты: Игорь Сикорский (в Киеве), Николай Поликарпов (в Орле), Павел Сухой (в Гомеле), Петр Нестеров (в Нижнем Новгороде). Уточкин победил на «авиационном митинге» в Варшаве, завоевав все призы, а 3 июля 1910 г. совершил первый в России полет над морем, пролетев 20 км.

Но терпение судьбы уже подходило к концу, и 17 июля в Екатеринославе произошла первая авария. В конце июля в Ростове-на-Дону на взлете у аэроплана заглох двигатель, и он превратился в груду обломков, но пилот только ушиб руку и ноги.

Неугомонный Уточкин в конце августа гастролировал в Москве, а осенью отправился в Петербург для участия во всероссийском празднике воздухоплавания. Тут он и сам чуть не погиб, и едва не погубил двух человек: аэроплан зацепил т. н. «змейковый поезд» С. А. Ульянина, состоявший из множества воздушных змеев и имевший корзину для пассажиров. В этой корзине находился… сын Уточкина и неизвестная дама! Они были на высоте 200 метров, и только чудо всех спасло. В то время Уточкин не смог бы использовать ни уже запатентованный парашют Глеба Котельникова, ни более удобный парашют Жюкмеса: мешали расчалки аэроплана, да и малая высота не дала бы парашюту «сработать».

Уточкин и в России, и в Египте (летая над пирамидами), и в Греции, и в Турции, где он побывал зимой 1911 года, демонстрировал «забвение опасности». 2 июля 1911 г., пролетев над Одессой в сотый раз, Уточкин выехал в столицу для участия в перелете Санкт-Петербург — Москва. 10 июля он первым взлетел с Комендантского аэродрома, но, не долетев семь верст до Новгорода, совершил вынужденную посадку, при которой его биплан «Блерио» был поврежден. На следующий день он взлетел, но двигатель заглох, и аэроплан упал. У самой земли Уточкин выпрыгнул, но его зацепило крылом и сбросило в реку. Потерявший сознание Уточкин непременно утонул бы, но его спас крестьянин, который убирал сено у реки. Врачи ближайшей земской уездной больницы диагностировали сотрясение мозга, сильные ушибы, перелом ключицы и вывих надколенника. Долечивался пилот уже в Москве. Он долго выздоравливал, а потом снова съездил в Париж за двигателем и снова колесил и летал по России…

Последний «звонок» не испугал Уточкина, но надломил его: он перестал быть «королем воздуха». Он потерял все, что имел, и остался один: жена Уточкина Лариса ушла к одесскому олигарху Артуру Анатре. Тут и еще одна напасть свалилась. Видимо, Уточкин знал, что такое морфин, еще до травмы, а после нее ему стали снимать боль им, и пилот «вошел во вкус». Теперь он не расставался со шприцем и флаконом сантиграммового раствора зелья. Утверждают, что ему были знакомы гашиш и кокаин…

Психическое расстройство, которое, несомненно, уже было у Сергея Уточкина, манифестировало в 1913 году как мания преследования с несистематизированным бредом и идеями величия. Утром 26 июня 1913 года Уточкин в состоянии сильного возбуждения проник в подъезд Зимнего дворца (!) и стал требовать от оторопевшего швейцара доложить Николаю II о своем визите… Швейцар, верный инструкции, попытался задержать буйного посетителя, но тот накинулся на него с кулаками. Подоспевшая охрана бросилась на безумца, который исступленно кричал: «Я гений, гений! Пустите! Я слышу. Меня зовут…»

Невменяемого авиатора быстро доставили в печально знаменитую петербургскую психиатрическую больницу св. Николая Чудотворца, где раньше работал и лечился В. Кандинский, проходил психиатрическую экспертизу Юзеф Пилсудский, лечились М. Врубель и Антонина Чайковская. Лечение шло туго, и Уточкина перевели в больницу «Всех скорбящих», причем затраты на лечение взяла на себя городская управа. В ноябре 1913 года Уточкин был заключен в психиатрическую лечебницу доктора Штейнфинкеля на Среднефонтанской дороге в Одессе. Консилиум психиатров поставил диагноз «тяжелое нервное расстройство на почве употребления наркотических веществ». 23 февраля 1914 года Уточкина перевезли из лечебницы доктора Штейнфинкеля в психиатрическую колонию в Костюженах. «Легендарная жизнь закончилась безумием. Точно кара Божья обрушилась на гордую голову смельчака», — цветисто написал петербургский журналист. Снова и снова Уточкин попадал в психиатрические лечебницы, но в минуту просветления еще совершил полет на «Фармане». Принимал ли он в это время наркотики, неизвестно…

Есть еще одна версия: в начале Первой мировой войны ему присвоили чин прапорщика и зачислили в автомобильно-авиационную дружину, базировавшуюся в Лигове под Петербургом. Осенью 1915 года во время одного из полетов Уточкин простудился и заболел воспалением легких… Это совсем удивительно: психически нездоровый человек, злоупотребляющий психоактивными веществами, зачисляется на военную службу. Кажется, что это такая «оправдывающая» оговорка, хотя вся канва говорит об ином…

Один из знакомых встретил Уточкина на Невском: «Он был еще более порывист, еще сильнее возбужден. Мысли догоняли и перегоняли одна другую. Вдруг он заспорил с кем‑то страстно, злобно. Потом забормотал, забормотал… Быстрей, быстрей… И пошел‑побежал, смешался с толпой и исчез…»

В декабре 1915 г. Уточкин, ходивший полуодетым, простудился и заболел пневмонией. Психоз немедленно усилился, и он снова угодил в больницу св. Николая. В первый день 1916 года он умер от «паралича сердца» во время кризиса пневмонии на сороковом году жизни и был похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры среди первых русских авиаторов, погибших в авиакатастрофах. Известно, что Уточкину был поставлен диагноз «паранойя». О злоупотреблении морфием не говорилось…

Найти историю болезни С. Уточкина не удалось, но в 1982 г. была предпринята попытка ее ретроспективной реконструкции. Тут была почти детективная история, но суть не в этом.

П. Б. Ганнушкин в работе «Клиника психопатий» описывал фанатиков, которые посвящают «всю жизнь служению одному делу, совершенно не оставляющему в их личности мест ни для каких других интересов. Это и сближает их с параноиками». Но есть и существенное отличие: фанатики не выдвигают свою личность на первый план, а подчиняют ее претворению идей в жизнь. Идеи эти, как правило, неглубоки, но благодаря яркой аффективной окраске не подвергаются изменениям до самой смерти их носителей. Фанатики верят во что им хочется. Их воля, по мнению П. Б. Ганнушкина, «движется глубоким, неистощимым аффектом».

Биография Уточкина фрагментарна, но есть неоспоримые факты. Частая смена учебных заведений, увлечение спортом и автомобилем совершенно затмевали для Уточкина заботу о хлебе насущном. Он готов был пожертвовать последним, совершенно не задумываясь о последствиях (может быть, это было проявлением наркотической эйфории?). Ни отсутствие денег, ни тяжелая травма до определенного момента не останавливали Уточкина в достижении одной цели — летать. Но «форпост-синдром», или «зарницы», уже проявился: это и внезапная тревога Уточкина относительно чего-то нового, неожиданного, неизвестного, и постоянная смена целей (спорт, автомобиль, воздушный шар, аэроплан). Несомненно, тут был и пиар. Но если болезнь уже «сидела», то она была вялая, и эта вялость сменялась только любовными увлечениями или страстью к испытанию наркотиков (тогда в России были известны гашиш, морфин и кокаин).

Все перечисленные особенности предшествовали развитию основной болезни Уточкина — параноидной или шубообразной шизофрении среднего возраста. Бред — формальный признак психоза — был, причем это были болезненные утверждения без всякой логики. Возникло это остро, и эмоциональная патология сочеталась с помрачением сознания. А это уже галлюцинаторно-бредовое или аффективно-параноидное состояние.

Была еще идея величия, достигавшая маниакальной степени. Есть предположение, что именно наличие мании не давало Уточкину бросить летать после первой аварии. До определенного момента у авиатора преобладало приподнятое настроение, был постоянный оптимизм, возникали все новые влюбленности. Он постоянно искал новых и острых ощущений, причем не пренебрегал и наркотиками. Сначала это был энергичный, быстро откликавшийся на все новое, предприимчивый, склонный к авантюризму, доброжелательный, отзывчивый, щедрый до расточительности, легко сходящийся с людьми, утрированно общительный, немного бестактный человек. Уточкин был остроумен и хвастлив, обладал повышенной самооценкой. Интересы его возникали быстро, но были нестойкими. Авиатор был легкомысленным, морально не слишком устойчивым, поэтому уход жены от него не очень удивителен. А еще у него был чрезвычайно широкий спектр социальных ролей! Психиатр скажет: гипертимическая форма психопатологии.

Был и еще один малозаметный, но важный симптом — агглютинация, или нанизывание, слов (исчезновение речевых промежутков между словами). Слов было много, речь ускорялась, превращалась в бормотание. Это была даже и не речь, а речевой поток. Вот отсюда и родилось предположение о наличии у авиатора шизофрении, которая в «предболезни» проявилась и тягой к наркотикам…

Н. Ларинский, 2005–2015

---

Оставить комментарий:

Имя:*

E-mail:

Комментарий:*

 я человек