Гладкая кожа? Это просто!

Манера очищать кожу даже от небольших волосков пришла в Европу (а следом за ней и в Россию) от участников крестовых походов. Рыцари быстро оценили преимущества такой процедуры — сперва чисто гигиенические. В условиях жаркого климата и дефицита воды волоски на коже являются своеобразными «сборниками» грязи, потовых выделений и т. д. Это ведет к возникновению раздражений и воспалений кожи, потертостей и прочих неприятных моментов.

---

Николай Ларинский: «ЧП советского масштаба. Часть I»

Часто, во время ностальгических разговоров о «советских временах», приводятся доводы: «тогда был порядок» и добавляется многозначительно: «во всем». Подразумевается, что каждый хорошо знал свое дело и действовал сообразно обстоятельствам, но всегда правильно. В - общем, сплошная «Баллада о неизвестном герое». Разница со стихами С.Я.Маршака состоит лишь в том, что герои известны. Мало того, оба приведенных случая хрестоматийны. Помню, что на занятиях по инфекционным болезням преподаватели упоминали о них, но сугубо в пафосном плане, отмечая героизм коллег и мощь победившего по всем статьям социализма. В детали (да их толком никто и не знал) предпочитали не вдаваться. Итак,  «назад» в СССР. 

I. 1939 год. Чума.

Вымерло бы пол Москвы,

Вой стоял бы, плач,

Но не клонит головы

Мужественный врач.

Э.Саприцкий

Краткая предыстория: В  1936 году в СССР попал штамм возбудителя чумы EV. Сначала он  был получен Государственным институтом микробиологии и эпидемиологии Юго-Востока СССР (НИИ «Микроб», Саратов), где было сотрудниками института проведено предварительное изучение его морфологических, культуральных, биохимических свойств (А.А. Безсонова, В.М. Туманский, Е.И. Коробкова). Для испытания безвредности и иммуногенности штамма в 1938 г. Наркомздравом СССР была назначена специальная комиссия в составе: Н.Н. Жукова-Вережникова, М.П. Покровской, И.И. Елкина, Е.И. Коробковой, А.Л. Берлина и Я.А. Усова. Сравнительное изучение штаммов EV, АМП— живая вакцина, полученная на Ставропольской чумной станции М.П. Покровской и И.Г. Иоффе и испытанная этими учеными в 1936 г. на себе, ЖВ и № 46-S, проведенное при Государственном институте микробиологии и эпидемиологии Юго-Востока СССР на большом количестве животных (более 2000 морских свинок), показало, что «в качестве живой, но ослабленной культуры штамм EV вызывает в организме морских свинок (даже при введении средних доз) реактивные изменения специфического характера, которые, однако, не прогрессируют, не влекут за собой гибели животных, но постепенно рассасываются и исчезают бесследно». Пассажами штамма EV от свинки к свинке и прямыми пассажами органами животных, привитых штаммом EV, не удалось повысить его вирулентность. Было установлено, что чумные микробы EV «приживаются» в организме привитых животных в зависимости от дозы в районе инъекции в среднем от 7 до 15 дней, в регионарном лимфатическом узле до 6–7 дней, в костном мозгу на стороне введения до 3 дней, в селезенке до 6 дней. Сотрудниками института «Микроб» было установлено, что живая  вакцина на основе штамма EV хорошо защищает от заражения не только океаническими, но и континентальными штаммами возбудителя чумы. Опираясь на полученные результаты три сотрудника Саратовского института Абрам Львович Берлин (1903-1939), Виктор Михайлович Туманский и Евгения Ильинична Коробкова (в 1952 году В.М.Туманский и Е.И.Коробкова стали лауреатами Сталинской премии II степени) решили испытать вакцину на себе…Они были первыми, которым доктор Ящук ввел по 250 млн. ослабленных бактериальных тел. Все прошло успешно, кроме тяжелой реакции у В.М.Туманского. Вакцину признали удачной и работа с ней продолжалась. В конце 1939 года А.Л.Берлин был вызван в Москву для доклада результатов исследования на коллегии Наркомздрава СССР. Напомню, что «классический» инкубационный период чумы 1-6 дней, а у привитых противочумными препаратами он может удлиняться до 7-12 суток, так что даже приблизительно время заражения А.Л. Берлина указать невозможно. Ясно лишь, что непосредственно перед поездкой в Москву Берлин проводил опыты с вакциной на животных, зараженных вирулентными живыми бактериями чумы, и не выдержал  положенного карантинного срока. Вот этот момент самый интригующий – опытный чумолог не соблюдает элементарного правила: кроме собственной безопасности есть другие люди, ведь речь идет о главной особо опасной инфекции! А.Л. Берлину был забронирован номер в гостинице «Националь», (рядом с Кремлем!) Он пообщался с персоналом, побрился у местного парикмахера, сделал доклад на коллегии Наркомздрава СССР (отсутствовал только зам. наркома С.А.Колесников). Под удар попали не только девять членов коллегии Наркомздрава, но и десятки  других людей! В гостинице ему стало совсем плохо, и к больному был вызван врач-терапевт М.Россельс.  Пожилой врач, удрученный недавней гибелью сына-врача (Евфимий Михайлович Россельс (1898—1938) получил ожоги при авиакатастрофе, после чего утонул в Северной Двине), осмотрел Берлина невнимательно и поставил диагноз «Крупозная пневмония (!!?)». Когда нас поучают в институте, то твердят: обращайте внимание на анамнез! Ну, был врач подавлен горем, но сам-то больной представлял, о чем может идти речь! Врач ничего лучше не нашел, как направить больного в Староекатерининскую больницу (снимок внизу), клиническую базу I ММИ.

К счастью для всех и к несчастью для себя дежурным врачом в этот день был выпускник Сорбонны и Женевского университета, Симон Зеликович Горелик (1885-1939). Поскольку Берлин был еще в сознании и мог отвечать на вопросы, то диагноз для доктора Горелика (и приговор себе и больному!) быстро стал ясен: первично-легочная чума!  С.З. Горелик, вероятнее всего, обратил внимание на основной симптом легочной чумы: больной тяжелейший, производит впечатление септического, и начало, вроде бы, напоминает крупозную пневмонию, но какую? Времен Гиппократа: лихорадка, одышка, кашель, цианоз,,. кровянистая жидкая мокрота и иногда боль в грудной клетке. Но если это тяжелая пневмония (плевропневмония), то должна быть ее классическая, известная со времен Лаэннека, симптоматика, а ее нет! Вместо этого очень скудная физикальная картина. Как писал У.Ослер: «У основания легких может констатироваться притупление звука с жестким бронхиальным дыханием»… Но это не «крупозка»! Явления интоксикации тяжелейшие, а в легких «кот наплакал», но больной, между тем, работает с больными чумой животными! Умный и опытный врач, Горелик сделал правильный вывод. Дальше Горелик действовал, как учили: заперся вместе с больным и дал знать персоналу, что в больнице особо опасная (карантинная) инфекция. Согласно легенде, о ситуации прежде сообщили в Главное  управление государственной безопасности НКВД СССР, а уж потом в Наркомат здравоохранения. Более жуткой ситуации и представить нельзя: чума в центре Москвы, чума у стен Кремля, чума недалеко от товарища Сталина!

В этот момент «старшим по званию» оказался в больнице не терапевт, не инфекционист, а…стоматолог, профессор Илья Генрихович Лукомский (1893-1958) (слева). Он-то поневоле и возглавил все мероприятия по карантину (снаружи больница была окружена цепью бойцов внутренних войск НКВД). Вся коллегия Наркомздрава, во главе с наркомом Г.А.Митеревым (1900-1974) тоже отправилась в чумной карантин, на Соколиную гору. Туда же везли проводников поезда Саратов-Москва, служащих гостиницы «Националь» и еще многих людей, всех тех, кто контактировал или мог контактировать с А.Л.Берлиным. В карантин попал и прошляпивший все доктор Михаил Россельс. Ему повезло, он остался жив. Кроме Берлина и Горелика погиб парикмахер «Националя», оставшийся безымянным. НКВД сработало оперативно и четко!С.З.Горелик был с Берлиным до конца, который, увы, для обоих, был предрешен с самого начала.  Секцию тела А.Л. Берлина был вызван проводить Яков Львович Раппопорт (1898-1996)     Он вспоминал: «После процедуры переодевания в противоипритный непроницаемый костюм, уже под утро, я был доставлен в больницу. По дороге заехал к себе в лабораторию за инструментами для вскрытия.Своеобразную картину застал я в Новоекатерининской больнице. У входа в здание на часах, одетые в длинные до пят тулупы, стояли часовые с винтовками (был жестокий мороз зимы 1940 года). Такие же часовые у ворот.

В этой палате погибли Берлин и Горелик (слева). Я.Л.Раппопорт (внизу справа). В самой больнице – взволнованная тишина.  Встретил меня комендант больницы, мой давнишний друг профессор Лукомский. Мы выпили чаю, побеседовали в ожидании специалиста-бактериолога, который должен был присутствовать при вскрытии для взятия материалов с целью бактериологического исследования. Я не стану описывать саму процедуру вскрытия. Она производилась в необычной обстановке – в изоляторе больницы, у просмоленного гроба, куда был заранее положен санитарами труп – обстановка, прямо сказать, малопривлекательная даже для профессионала.Я не буду также описывать все последующие перипетии, сообщу лишь о том, что показалось мне в этой истории наиболее примечательным. Усталый после бессонной и волнующей ночи, я после вскрытия вернулся в отведенную мне комнату, где была моя одежда. Едва войдя, услышал щелчок дверного замка и убедился: заперт. Стал стучать в дверь, требовать, чтобы меня выпустили, как было условлено. Голос из-за двери ответил мне, что они не имеют на это права. Я понял, что попал в отряд «зачумленных» и попросил, во-первых, дать мне стакан чаю, а, во-вторых, снестись с Наркомздравом, чтобы убедиться, что, согласно условию, я не подлежу изоляции в карантине. Я, действительно, считал это бессмысленным, так как принял все необходимые для самообеззараживания меры предосторожности. Оба моих требования охранники выполнили. Сначала щелкнул замок в двери, приоткрылась узкая щель, чья-то рука поставила на пол стакан с чаем, и дверь снова защелкнули. Затем, спустя какое-то время, вошел профессор Лукомский и сообщил, что я, действительно, могу покинуть больницу! Я немедленно отправился в Наркомздрав, чтобы сообщить предварительные результаты вскрытия».  А результаты были такие: «…Грудная полость. …В правой плевре незначительное количество жидкости. Оба листка левой плевры сращены трудно разрываемыми спайками. Правое легкое свободно, увеличено в объеме, не спадается, ткань его напряжена. Верхняя доля темно-красного цвета, средняя нормальна, нижняя буро-красного цвета. На поверхности верхней доли свежие кровоизлияния. Она уплотнена, при разрезе края расходятся, и из разреза выступает кровянисто-пенистая жидкость. Нижняя доля значительно плотнее, при разрезе ее выступает мутно-кровянистая жидкость. …Ткань левого легкого темно-вишневого цвета. На разрезе выступает кровянисто-пенистая жидкость .Перибронхиальные железы значительно увеличены, спаяны в пакет, отечны, геморрагичны, окружают трахею, на разрезе мозговидной консистенции. …В околосердечной полости около 50 куб. см серозной жидкости с желтушной окраской. В правом желудочке значительное количество свернувшейся крови, в левом ее меньше. Мышца сердца дрябла, на разрезе мышца левого желудочка буро-красного цвета с восковидным блеском .Брюшная полость. Селезенка умеренно увеличена, дрябла, пульпа маркая, легко соскабливается, темно-вишневого цвета. Печень не увеличена, плотна, грязно-бурого цвета. На посевах из органов культуры чумной палочки. В мазках из легкого громадное количество типичных чумных палочек. Diagnosis: pneumonia pestica dextra. Septicaemia haemorrhagica. Lymphadenitis». Тела Берлина, Горелика и безымянного парикмахера в гробах, пропитанных креозотом, сожгли в Донском крематории (прах Берлина там и покоится).

Когда Сталину (по слухам!) доложили о происшествии, он долго молчал, а потом сказал: «Снова евреи…». Но поскольку в этой истории был один герой – Горелик и один старый еврейский растяпа – Россельс, то никого не посадили, да и погибших больше не было. Кое-кто даже ордена получил, но если бы они призадумались, какой опасности подвергались: при кашлевых толчках, столь характерных для легочной чумы, происходит разбрызгивание мельчайших капелек слюны и мокроты, в изобилии содержащих чумные палочки. Эти капельки, держащиеся в воздухе часами, создают своеобразную инфекционную взвесь , как бы «чумную завесу», причем разбрызгивание не только при кашле происходит, но и при разговоре и стонах больного. Осевшие на окружающих предметах капли мокроты создают угрозу заражения даже при контакте с обстановкой, а выделяющий мокроту больной превращается в «фонтан чумной заразы». Отсюда понятно, что пассажиры поезда, постояльцы (иностранцы!) гостиницы «Националь», члены коллегии Наркомздрава и все случайно контактировавшие с Берлиным люди  и уцелевшие должны были долго молиться и благодарить бога за его милость. Конечно, Берлин никакой не герой, и не жертва «драматической медицины», а обычный халатный советский человек. Невозможно, право, представить себе такую ситуацию в Европе илиСША, разве только в фильме-катастрофе. Но это был еще не конец. Прошло двадцать лет, и история повторилась в еще более устрашающих масштабах…

Н.Ларинский, 2012 г.

---

Оставить комментарий:

Имя:*

E-mail:

Комментарий:*

 я человек

 Ставя отметку, я даю свое согласие на обработку моих персональных данных в соответствии с законом №152-ФЗ
«О персональных данных» от 27.07.2006 и принимаю условия Пользовательского соглашения