Матвей Яковлевич Мудров (1776-1831) был «несомненно, виднейшим представителем клинической медицины в России в первой трети XIX века». Он разработал систему опроса больного, ввел в обиход историю болезни как медицинский документ и сформулировал (правда, провозглашенный уже К.В. Гуфеландом) постулат лечения больного, а не болезни. М.Я. Мудров был учеником и последователем С.Г.Зыбелина и Ф.Г. Политковского. Командированный за границу, он слушал лекции самых известных клиницистов того времени: Гуфеланда (Берлин), Решлауба (Гамбург), Рихтера и Балдингера (Геттинген), Беера (Вена), побывал в университетах Лансгута, Бамберга, Берлина и Вюрцбурга, где слушал не только «хирургию у Зибольда», но и лекции по натурфилософии Ф.Шеллинга, четыре года прожил в Париже, где посещал лекции Порталя, Пинеля, Бойе и других видных клиницистов того времени, работал в Виленском университете, где познакомился с И. Франком. Однако, как врач М.Я. Мудров сформировался в те годы, когда перкуссия была в забвении, а Р.Лаэннек не сделал еще своего гениального открытия. Став ординарным профессором патологии, терапии и клиники Московской медико-хирургической академии (1809), и будучи сначала поклонником эмпирической школы К. Гуфеланда, затем Ф.В.Бруссе, ярого антипода Лаэннека, М.Я. Мудров с физикальными методами познакомился, будучи уже зрелым клиницистом и из вторых рук. М.Я.Мудров и его современники от Лаэннека впервые узнали, что больного, оказывается, можно не только расспрашивать, но и аускультировать! Вероятно, и гигиеническое состояние больных (госпитали предназначались для неимущих) отнюдь не располагало к тому, чтобы врач приникал к ним ухом. Не случайно же появление особо длинных стетоскопов, максимально увеличивающих дистанцию «врач-больной» (рубеж для переползания насекомых?), которые так и именовались: «стетоскоп бедных», «тюремный стетоскоп» и т.д. Вероятней всего, что не аускультация привлекла внимание Мудрова, а патологические изыскания Лаэннека! М.Я. Мудров «…верил в Бога, в наблюдение у постели больного и в секционный нож…». В одной из лекций М.Я. Мудрова, относящихся к 1829 году, он пишет:

«…Применяется также и выстукивание груди по способу Ауэнбруггера, т.е. ударяют пальцами по грудной клетке больного, и тот, кто сумеет различить звуки, получаемые при этом, тот получит много полезного для заключения о характере болезни. Лаэннек по счастливой случайности изобрел посредственное выслушивание и инструмент, который назвал стетоскопом. Если приложить этот инструмент к грудной клетке, можно прослушать различные звуки. В случае заполнения грудной полости водой дыхательный звук не слышен или же он слышен только в верхнем или только в нижнем ее отделах. Если имеются нарывы (vomicae), покрытые оболочкой, то при помощи стетоскопа прослушивается грудной голос. Когда в полости груди имеются гной, воздух или вода, то при помощи стетоскопа прослушивается звук, похожий на блеянье козы».

Основанные на этом лапидарном описании утверждения, что М.Я. Мудров «сделал очень много для популяризации в России методов перкуссии и аускультации» (И.А.Шамов,1987), что им «… впервые в России …подробно обсуждалась значимость предложенной Л.Ауэнбруггером еще в 1761 г. перкуссии и разработанной Р.Лаэннеком аускультации…»(А.В. Недоступ, О.А. Благова, 2010), или что он «…одним из первых в России применил методы пальпации, перкуссии и аускультации» (Т.С. Сорокина,2007) при всем пиетете к имени выдающегося клинициста, выглядят преувеличением.

Нет никаких свидетельств того, что М.Я. Мудров был знаком с первоисточником - 900-страничным трудом Лаэннека, и узнал он о гениальном открытии французского клинициста, всего вероятнее, от А.И. Овера, который слушал в Париже лекции Р. Лаэннека и Г. Андраля.После возвращения А.И.Овера из-за границы «…желая знать о плодах его трудов…и особенно интересуясь успехами патологической анатомии во Франции М.Я. Мудров рассмотрел лекции Лейнека и Андраля, записанные Овером особенно тщательно с изусного их преподавания…». Правильнее предположить, что М.Я.Мудров только « говорил на лекциях о перкуссии и аускультации». В те времена методика освоения опосредованной аускультации еще только формировалась и, конечно, лишь «мастер-класс» клинического преподавателя (как у Р.-Т. Лаэннека) мог помочь студентам овладеть методом. Ведь сам М.Я.Мудров писал: «Врачей самоучек нет и быть не может». В то же время знаток проблемы, Ф.С.Цыцурин спустя двадцать лет говорил: «Аускультацию, следовательно, как и большую часть физической диагностики, невозможно изучить из книг». Но, чтобы проводить «мастер-класс», надо самому практически овладеть методом, а вот на это в биографии М.Я.Мудрова никаких указаний нет. Бесспорно, М.Я. Мудров внес значительный вклад в повышение качества образовательного процесса: содержание его лекций и практических занятий совпадало (в отличие, скажем, от А.Труссо), он обучал студентов приемам диагностики («гиппократовским», конечно), в его клинике практиковались утренние профессорские и вечерние адъюнктские обходы вместе со студентами, ночные дежурства студентов и курация больных. Он стремился, используя достижения естественных наук, перевести медицину « из гадательных наук к наукам верным». При этом он рекомендовал студентам «позабыть у порога храмины болящего тонкости более ученые, нежели умные, выдуманные для книжной торговли; не редких явлений, не новых лекарств искать, но искать точности и пользоваться старыми пособиями, полученных преданием из рук Ваших опытных учителей». Аускультация и перкуссия никак в эти «старые пособия» и «предания» входить не могли! Зато они лежали в основе тех obscurae repertae, которым предавались и Мудров и его современники в своих «носографиях»! Примечательно, что М.Я.Мудров психологию московских купцов понимал ничуть не хуже Г.А.Захарьина, если судить по его советам студентам (А.Ф.Кони,1913). Однако, авторитет М.Я.Мудрова, «крупнейшего московского терапевта, за пределы Москвы не распространялся» (В.И.Бородулин, В.П.Бревнов,1997).