В ноябре скончался рязанский врач Иван Успенский, который три года боролся с онкологической патологией и подробно описывал историю своей болезни в социальных сетях. На его страницах остались посты от благотворителей, организовавших сбор средств, отчеты о дорогостоящем лечении и покупке препаратов, стоимость которых превышает цену автомобиля. Не остались в стороне и региональные власти, которые подключили все возможные ресурсы льготного обеспечения для помощи человеку, попавшему в капкан тяжелой болезни.
4. «Одиночество — оптимальное состояние человека...»
...Резкое ухудшение состояния В. Шаламова началось в 1977 году, сразу после выхода сборника его стихов «Точка кипения». Клинику его состояния лучше всех описал не врач, а... поэт:
И вспомнил Шаламова я,
Как враскачку он шел по Тверской,
руки за спину круто заламывая,
макинтош то и дело запахивая
и авоськой плетеной помахивая
с замороженной насмерть треской...
На винтах, на шарнирах, на слове честном,
на пределе, на грани сознанья и тьмы,
и мычит, и клекочет орлом, и хрустит
и хрустит, как кустарник в костре...
и — о ужас кромешный. И стыд.
Скоро на улицу он уже не выходил, а 21 февраля 1979 г. бригадой скорой помощи Шаламов был доставлен в первое неврологическое отделение московской городской клинической больницы № 67. Там он находился до 5 апреля 1979 года. Речь уже не шла о болезни Меньера, но появился новый диагноз — «хорея Гентингтона, системный артериокоронарокардиосклероз, мерцательная аритмия, глаукома обоих глаз». В отделение Шаламов был доставлен с насильственными движениями «во всех конечностях, голове», у него было «затруднение речи». Из документа явствует, что насильственные движения у писателя начались в 1971 году. Он был доставлен в отделение в связи с усилением гиперкинеза и невозможностью самообслуживания. А дальше начинается наша обычная несуразица: в диагнозе фигурирует мерцательная аритмия, а при осмотре врач описывает ритмичные тоны сердца, АД 160/80 мм рт. ст. На ЭКГ — «признаки рубцовых изменений миокарда» (даты нет). Окулист ставит диагноз ангиосклероза и глаукомы, но нет цифр ВГД и остроты зрения, а ведь это для такого больного принципиально. Возможно, что из-за гиперкинезов ВГД просто не измеряли, а диагноз поставили по аналогии: отец болел. Известно, что Шаламову назначали витамин В6, аминазин, меллерил, дигоксин, панангин, пилокарпин в оба глаза. Интересно, на чем основывался лечащий врач М. И. Левин, когда поставил Шаламову диагноз хореи Гентингтона (Хантингтона) (в выписке — «хорея Гетингтона»)? Из родословной писателя не следует, что его родители были ею больны (в истории болезни написано, что у Шаламова «память на прошлые события хорошая», значит, и анамнез можно было собрать), а ведь это семейное, доминантно наследуемое заболевание, передающееся только от больных родителей (М. Б. Кроль, Е. А. Федорова, 1966). Классик отечественной неврологии подчеркивал «резко наследственный» характер хореи Гентингтона (С. Н. Давиденков, 1932), да и описание Джорджа Хантингтона (George Huntington, 1850—1916), сделанное в 1872 г., говорило именно о семейном характере страдания (D. Lanska, 2000). Второе утверждение М. И. Левина, что хорея именно неврологическое, а не психоневрологическое страдание, не соответствует истине: психика при этом заболевании редко остается сохранной, и развитие деменции в исходе неизбежно, чего нельзя сказать о «хантингтоновских эквивалентах», по крайней мере, этот процесс не так заметен и развивается медленнее. Но я не об этом. Болезнь В. Т. Шаламова представляется совершенно загадочной, но биографы умалчивают об очень существенном обстоятельстве, которое многое объясняет. Известно, что он умер в интернате для психохроников от пневмонии с констатированным диагнозом слабоумия. Гиперкинез появился у Шаламова в 1971 году, последнее произведение цикла «Колымские рассказы» написано в 1973 году, какое-то время он еще писал стихотворения. В конце 70-х он иногда еще ухитрялся диктовать стихи. Значит, интеллектуальная деградация произошла за 2-3 года! Не было ли здесь другой причины?
5. «Жизни в искусстве учит только смерть...»
Удивительное дело, как легкомысленно биограф В. Т. Шаламова замечает, дескать, подумаешь, писатель принимал этот простой препарат (В. Есипов, 2012). Сам Шаламов едва ли не с гордостью говорил: «Я каждый день принимаю снотворное (нембутал) и не делал ни одного перерыва за восемнадцать лет... За эти восемнадцать лет я написал немало, и так как я никаких лекарств, кроме нембутала, не принимал и не принимаю, то все отношу на его благодетельный счет» (выделено мною — Н. Л.). Возникает вопрос: значит, никаких лекарств по поводу болезни Меньера писатель не принимал?! И своим творчеством Шаламов обязан «благодетельному» нембуталу?!! Не говоря уже о том, что десятки писателей и поэтов покончили с собой с помощью этого «простого» препарата, что у погибшей М. Монро была обнаружена в крови огромная его доза, систематический прием нембутала, дешевого и доступного (раз Шаламов мог принимать его десятилетиями), с одной стороны, представлял большую наркологическую проблему, а с другой — многое объяснял в судьбе писателя. Ясно, что у него быстро сформировалась психическая зависимость от снотворного. Эту зависимость сначала можно расценивать как ритуал, привычку. «В рассматриваемом случае психическая зависимость — своего рода „костыль инвалида“. Человеку не спится без снотворного, как ему не спится в чужом доме, не в постели, к которой он привык», — пишет нарколог (И. Н. Пятницкая, 1995). Но на этом дело не кончается: «Уже спустя несколько месяцев после приема малых доз пациент может отметить нарушение запоминания, рассеянность. Он становится несобранным, медлительным, качество работы снижается. Возникают периоды сниженного настроения... Через 1 год регулярного или через 3-6 мес. нерегулярного приема на фоне уже увеличившейся толерантности, иногда при резком подъеме дозы до 4-5 таблеток („чтобы поскорее заснуть“), возникает особое состояние — поднимается настроение, больные ощущают прилив бодрости, желание что-то делать, двигаться, говорить; ускоряется мышление, смена представлений; обостряются влечения (либидо, аппетит). Пациенты не оценивают это состояние как опьянение. В дальнейшем стремление ощутить его повторно больные объясняли желанием „повысить работоспособность“. ...в группе симптоматической наркомании долгое время сохраняется социально положительная мотивация наркотизации». Вот он, «благодетельный» характер нембутала! Важно и другое: «Способность оптимального психического функционирования в интоксикации наглядна у наркоманов интеллигентных профессий: они строго контролируют свои дневные дозы, боясь разоблачения, и разрешают себе передозировку вечером, дома... Примечательно, что умеренная интоксикация делает больного внешне более здоровым, чем он казался, будучи трезвым. Наступившие к этому времени осложнения хронической интоксикации... тяжелые. Дизартрия, дискоординация, отупение постоянны; они слегка купируются приемом снотворного. ...у больных резко падает работоспособность. Работают они короткими периодами при условии приема достаточной дозы (состояние психического и физического комфорта в интоксикации). Утомляемость, истощаемость внимания, недостаточная способность к концентрации, невозможность интенсивной деятельности начинают появляться и при режиме регулярной достаточной наркотизации. Сужается сфера интересов. Психическое истощение проявляется и в эмоциональной неустойчивости даже вне состояний дисфории.... Осложнения при наркомании снотворными проявляются очень рано, показывая, насколько злокачествен этот наркотик. ...осложнения ... при наркоманиях снотворными средствами приближены к началу заболевания. ...Самая брутальная патология, развивающаяся как осложнение злоупотребления снотворными средствами, может быть определена как состояние энцефалопатии. ...Барбитуровой энцефалопатии свойственны все клинические признаки энцефалопатии любой этиологии: неврологические симптомы и изменение психики органического характера. ...по своему развитию барбитуровая деменция представляет особый тип инвалидизации». Зависимость от снотворных гораздо сильнее алкогольной или опиатной!
...В конце жизни, и это всех поражало, В. Т. Шаламов, который и в лагере старался, насколько было возможно, сохранять человеческий облик, совершенно деградировал. Описание его облика во время пребывания в интернате для престарелых ужасает, как и сама обстановка там: «...такого рода заведения — это самое страшное и самое несомненное свидетельство деформации человеческого сознания, которое произошло в нашей стране в XX веке. Человек оказывается лишенным не только права на достойную жизнь, но и на достойную смерть».
«Это инвалидный дом! Вы находитесь внутри картины Босха — без преувеличения... Это грязь, смрад, разлагающиеся полуживые люди вокруг, какая к черту медицина там?» Но ни этим, ни снижением слуха и зрения когнитивные нарушения, которые возникли у Шаламова «обвально», объяснить нельзя. А вот постоянным приемом снотворных препаратов можно: «Происходит глубокое, ядерное изменение личности. Если в больном алкоголизмом еще можно разглядеть следы прежнего воспитания, интеллигентности, то при первом общении с барбитуроманом это не всегда удается. Больные грязны, неряшливы; этические представления, нормы поведения для них не имеют значения — это тот случай, когда нравственная деградация обусловлена биологическим фактором. Обычным является состояние отупения — сниженная сообразительность, затруднения в продолженном умственном усилии, медлительность осмысления, медленная речь с ограниченным запасом слов, лицо маскообразно. Грубо нарушена память: страдают запоминание и воспроизведение недавних событий. Практически барбитуроман не может полностью и последовательно сообщить свой анамнез. Апатоабулическое состояние сменяется периодами дисфории или депрессии. Постоянный фон настроения — злобно-враждебный, с готовностью к агрессии». Возможно, вот откуда постоянно нараставшая у В. Т. Шаламова склонность к разрыву отношений, причем в какой-то особенно раздраженной манере, с самыми разными людьми: с Н. Я. Мандельштам, А. И. Солженицыным, с редакторами или, например, с людьми, вместе с ним находившимися в лагере, «коммунальная война» с соседями по квартире, терроризирование продавщиц в местных магазинах и скрупулезное перевешивание продуктов и т. д. Один из знакомых Шаламова вспоминал, какие возмущенные и раздраженные письма писал тот по поводу задержки с рецептами на нембутал. Рецепты на него в 50-60-е гг. действовали в течение 10 дней, хотя выписывались не на розовом бланке, как наркотические препараты, но были с двумя печатями и подлежали «предметно-количественному учету». Какой человек станет устраивать скандал из-за отсутствия рецепта на снотворное? Что стоит за таким скандалом? Уже сформированная психическая зависимость от препарата. Для неврологической картины энцефалопатии при злоупотреблении снотворными препаратами и вне их приема характерны снижение (вплоть до выпадения) поверхностных и глубоких рефлексов, признаки пирамидной недостаточности, неустойчивость в простой позе Ромберга, мышечная гипотония, шаткая походка, атаксия, грубо измененный почерк, мелкий тремор рук, нарушение тонких движений, дизартрия (временами речь Шаламова понять было совершенно невозможно), нистагм, иногда диплопия и страбизм, затруднение аккомодации и гипомимия. У В. Т. Шаламова шаткость походки преобладала над другими проявлениями гиперкинеза. Изменения ЭЭГ у злоупотребляющих снотворными препаратами такие же, как у больных эпилепсией. И еще: при злоупотреблении снотворными больные могут стать слабоумными за 4-5 лет! И слабоумие развивается сразу, без предшествующей, как у алкоголиков, многолетней психопатологической симптоматики. Вот как раз быстрая деградация, наступившая у Шаламова, заставила биографа предположить, что в 1980-1981 гг. он перенес инсульт. Но никаких документальных подтверждений госпитализации В. Т. Шаламова по этому поводу до сих пор не найдено, как не найдено и объяснений катастрофическому течению его болезни (болезней). То, что не смог сделать с Шаламовым лагерь, сделал этот «простой» препарат...
Тем, кто любит вопить «Слава товарищу Сталину!», надо почаще читать рассказы Шаламова: это поможет охладить воспаленную голову...
Николай Ларинский, 2013