Наступает лето — пора тепла и легкой одежды. Естественно, именно в такое время желание иметь идеальную фигуру становится особенно острым.
Читая статьи Николая Ларинского, об интереснейших людях прошлого, мы невольно рисуем себе новый образ тех, о ком, кажется, знали со школьной скамьи. В чём причина этого явления? Рискну предположить. Такие сочные, контрастные портреты удаются потому, что Николай Ларинский не просто описывает медицинские проблемы той или иной исторической личности. Являясь опытнейшим врачом, он искренне переживает о том, что не может помочь хорошему человеку своими знаниями и своим умением. В его новой статье, посвящённой одному из соавторов книги «Двенадцать стульев» это видится особенно ярко.
Мне не нужна вечная игла для примуса,
я не собираюсь жить вечно.
Илья Ильф
…Я очень хорошо помню эту книгу: приятно потрепанная, в желтом переплете, с хорошими (не помню, чьими!) рисунками. Первый раз я прочитал ее лет в десять и ничего не понял, но какая-то интрига в памяти осталась. Потом я читал ее все более осознанно, и, наконец, стала она одной из тех, к которым много раз возвращался: «Тихий Дон», «Мастер и Маргарита», «Сага о Форсайтах», «Орельен». Но эта отличалась тем, что у нее были два автора, имя которых сливалось в одно – ИльфиПетров. Много позже я стал читать все, что вышло из-под их пера. Биографии авторов как-то оставались за кадром. Потом вышли три фильма, самым блистательным из которых я считаю «Золотой теленок» с Юрским, Куравлевым, Гердтом и Евстигнеевым. Круг замкнулся, фильмы разошлись на цитаты, а поскольку тяготели они, конечно, к комедийному жанру, то судьба автором этих замечательных книг, неизвестная абсолютному большинству зрителей - простофиль, представлялось вполне успешной и благополучной. Но так ли это было на самом деле?
Вот что пишет ВИКИПЕДИЯ:
Илья Арнольдович Ильф (Иехиел-Лейб Файнзильберг, псевдоним «Ильф» может являться сокращением от его имени Илья́ Файнзильберг, но более вероятно аббревиатурой его еврейского имени в соответствии с еврейской традицией именных аббревиатур) (16 октября 1897, Одесса — 13 апреля 1937, Москва) — русский советский писатель и журналист.
Илья (Иехиел-Лейб) Файнзильберг родился 4 октября (по новому стилю — 16-го) 1897 годa в Одессе третьим из четырёх сыновей в семье банковского служащего Арье Беньяминовича Файнзильберга (1863—1933) и его жены Миндль Ароновны (урожд. Котлова; 1868—1922), родом из местечка Богуслав Киевской губернии (семья переехала в Одессу между 1893 и 1895 годами). В 1913 окончил техническую школу, после чего работал в чертёжном бюро, на телефонной станции, на военном заводе. После революции был бухгалтером, журналистом, а затем редактором в юмористических журналах. Был членом Одесского союза поэтов. В 1923 приехал в Москву, стал сотрудником газеты «Гудок». Ильф писал материалы юмористического и сатирического характера — в основном фельетоны.
В 1927 с совместной работы над романом «Двенадцать стульев» началось творческое содружество Ильи Ильфа и Евгения Петрова (который также работал в газете «Гудок»).
Впоследствии в соавторстве с Евгением Петровым были написаны: - роман «Двенадцать стульев» (1928); - роман «Золотой телёнок» (1931); - новеллы «Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска» (1928); - фантастическая повесть «Светлая личность» (экранизирована) - новеллы «1001 день, или Новая Шахерезада» (1929); - повесть «Одноэтажная Америка» (1937).
В 1932 — 1937 годах Ильф и Петров писали фельетоны для газеты «Правда».
В 1930-е годы Илья Ильф увлекался фотографией.
… Илья Ильф скончался от туберкулёза в Москве 13 апреля 1937 года.
Старшие братья И. Ильфа — французский художник-кубист и фотограф Сандро Фазини, также известный как Александр Фазини(Срул Арьевич Файнзильберг (Саул Арнольдович Файнзильбер), 23 декабря 1892, Киев — 1942, концлагерь Освенцим, депортирован 22 июля 1942 из Парижа с женой) и советский художник-график и фотограф Михаил (Мойше-Арн) Арьевич Файнзильберг, пользовавшийся псевдонимами МАФ и Ми-фа (30 декабря 1895, Одесса — 1942, Ташкент). Младший брат — Беньямин Арьевич Файнзильберг (10 января 1905, Одесса — 1988, Москва) — был инженером-топографом.
…Конечно, творческое соавторство вещь нередкая: Ч.Диккенс и У.Коллинз, братья Гонкуры и т.д., но об Ильфе и Петрове говорили, что они были «половинами единого целого». «…это был единый организм, один писатель- ИЛЬФПЕТРОВ». Поразительно, но именно такое ощущение у меня и было, когда книга читалась впервые! Много позже у Евгения Петрова возникла идея написать книгу, которая должна была называться «Мой друг Ильф», из этого, к сожалению, ничего не вышло, но сохранившиеся наброски позволяют хоть в какой-то мере представить историю болезни Ильи Ильфа. Здесь есть известная загадка: молодой человек (37 лет) талантливый, известный, не самый бедный, недолго проболев, внезапно умирает! Понятное дело, Николай Добролюбов – болел едва ли не с детства, имел крайне неблагоприятное сочетание – сахарный диабет и туберкулез или А.П.Чехов, потерявший нескольких родственников от несомненно бациллярного туберкулеза, и сам «всю жизнь умиравший». Но остроумный и саркастичный ИЛЬФ, в письмах которого практически нет, за исключением последнего, «предсмертного» года, упоминаний о проблемах со здоровьем, «вдруг» заболевает и «вдруг» умирает?! Вот как это описано у Евгения Петрова: «…Я не помню, кто из нас произнес эту фразу:
- Хорошо, если бы мы когда-нибудь погибли вместе, во время какой-нибудь авиационной или автомобильной катастрофы. Тогда ни одному из нас не пришлось бы присутствовать на собственных похоронах.
Кажется, это сказал Ильф. Я уверен, что в эту минуту мы подумали об одном и том же. Неужели наступит такой момент, когда один из нас останется с глазу на глаз с пишущей машинкой? В комнате будет тихо и пусто, и надо будет писать.
А через три недели, жарким и светлым январским днем, мы прогуливались по знаменитому кладбищу Нового Орлеана, рассматривая странные могилы, расположенные в два или три этажа над землей. Ильф был очень бледен и задумчив. Он часто уходил один в переулочки, образованные скучными рядами кирпичных побеленных могил, и через несколько минут возвращался, еще более печальный и встревоженный.
Вечером, в гостинице, Ильф, морщась, сказал мне:
- Женя, я давно хотел поговорить с вами. Мне очень плохо. Уже дней десять, как у меня болит грудь. Болит непрерывно, днем и ночью. Я никуда не могу уйти от этой боли. А сегодня, когда мы гуляли по кладбищу, я кашлянул и увидел кровь. Потом кровь была весь день. Видите?
Он кашлянул и показал мне платок.
Через год и три месяца, 13 апреля 1937 года, в десять часов тридцать пять минут вечера Ильф умер.
Вернувшись в Москву, уже смертельно больной, Ильф снова вернулся к этой идее и стал регулярно записывать свои наблюдения, но уже не в форме дневника, а в виде коротеньких самостоятельных записей. За последний год своей жизни он напечатал так около двух листов.
Эти заметки он делал весной 1936 года в Остафьеве и в Кореизе, затем летом на даче под Москвой, осенью - в Фороссе и зимою с 1936-го на 37-й год - в Москве.
Эта последняя работа - не просто "писательская кухня". На мой взгляд, его последние записки (они напечатаны сразу на машинке, густо, через одну строчку) -выдающееся литературное произведение. Оно поэтично и грустно.
Ильф знал, что умирает. Потому так грустны его последние записки. Он был застенчив и ужасно не любил выставлять себя напоказ.
- Вы знаете, Женя, - говорил он мне, - я принадлежу к тем людям, которые входят в двери последними.
Только в двух местах рукописи Ильф вспоминает о своей болезни:
"...и так мне грустно, как всегда, когда я думаю о случившейся беде".
"Такой грозный ледяной весенний вечер, что холодно и страшно делается на душе. Ужасно, как мне не повезло".
Это все, что он написал о себе. …Вечером мы возвращались домой после какого-то заседания. Мы молча поднялись в лифте и распрощались на площадке четвертого этажа.
- Значит, завтра в одиннадцать, - сказал Ильф
- Завтра в одиннадцать.
Тяжелая дверь лифта закрылась. Я услышал звонок - последний звонок, вызванный рукой Ильфа. Выходя на своем этаже, я услышал, как захлопнулась дверь. В последний раз захлопнулась дверь за живым Ильфом…»
Никакой информации для анамнеза жизни И.Ильфа из опубликованных воспоминаний извлечь невозможно. Разве что знакомый Ильфа с молодости С.Бондарин писал, что году в 1920 или 1921 Илья Ильф заболел: «Илью Арнольдовича я нашел в постели. На столике рядом с лекарствами красовалось румяное яблоко. Больной выздоравливал после серьезной болезни. Возможно, уже тогда проявлялись симптомы чахотки, сведшей Ильфа в могилу через шестнадцать лет, но никто этого тогда не подозревал». Из контекста ясно, что это была какая-то легочная болезнь: Пневмония?; Плеврит?; Манифестация легочного туберкулеза? Если это была манифестация, то произошло чудо, в бедственное время, в голод и холод, активный туберкулез затих сам собой, без всякого стрептомицина, до открытия которого соплеменником и почти земляком Ильфа, З.Ваксманом, кстати говоря, должно было пройти больше двадцати лет! В 1922 году умерла в возрасте 54-х лет мать Ильфа, от чего, неизвестно. Не было ли связи между болезнью Ильфа и ее смертью? Неизвестно. На двадцать лет Ильф про болезнь забыл, или, все-таки, она давала себя знать, но выдержанный и спокойный Ильф это скрывал? Как бы то ни было, Ильф влюбился, затем женился на М.Тарасенко, переехал в Москву и начал свою успешную журналистскую и писательскую деятельность. Это хорошо известно, поэтому сразу перейду к печальному финалу…
…Итак, Ильф и Петров в Соединенных Штатах Америки. Масса впечатлений, жесткий график, сотни километров в пути. Эпизод с кровохарканьем у Ильфа описан выше. Известно, что после этого он обращался к двум американским врачам. Одна из них поставила писателю несомненный диагноз – туберкулез. Второй, сделав рентгеновский снимок, диагноз отверг, но Ильфа это уже не успокоило…Примечательно, что старший брат Ильфа, Александр Фазини (Сандро Фазини, Al Fas. 1892-1944), живший в Париже, так описывал приезд туда Ильфа в 1933-34 гг.: «Уже в первый раз, когда он пришел ко мне, я отнесся с некоторой подозрительностью к румянцу на его щеках (Пресловутый румянец туберкулезных больных. «чахоточные розы» - Н.Л.) Мне казалось, что я не помнил его таким, но он был бодр, так весел и разговорчив, когда мы оставались одни, что я скоро перестал обращать на это внимание. Конечно, он иногда пугал меня своей нервозностью, вспышками какой-то чрезмерной нежности. Но это были мгновения. Во всяком случае, в течение этого месяца он нм разу не жаловался на свое здоровье, несмотря на то, что жизнь он здесь вел достаточно утомительную». Иное впечатление было у Фазини после возвращения ИЛЬФА из США. «Я нашел,- пишет Фазини, что он (Ильф-Н.Л.) похудел, мрачноват, но не чрезмерно….Я отвез его в отель, и так как мне нужно было забежать на минутку домой, то Иля попросил меня принести ему термометр. Я спросил его, не простужен ли он:. «Не знаю, что-то нездоровиться»…Вечером они с Женей (Е.Петровым-Н.Л.) должны были куда-то пойти, но Иля отказался и не пошел. Лежал, все время измеряя температуру, которая у него была нормальная, но тут я впервые заметил, что Иля кашляет как-то нехорошо, частым суховатым кашлем. Настроение у него сделалось ужасное, все время возился с термометром, жаловался на усталость, боится, что у него туберкулез, что врачи в Нью-Йорке советовали прекратить путешествие». Несмотря на уговоры брата, Ильф не остался в Париже, где были, конечно, выдающиеся фтизиатры (правда, чем они могли, кроме установления диагноза, помочь?) Е.Петров, которого, вероятно, ужасала по многим причинам, болезнь друга и соавтора, всячески опровергал, ссылаясь на некоего американского врача, ужасный диагноз Ильфа и они отбыли в Советский Союз.
…Умный человек, Ильф все понял - вернувшись домой, он не поцеловал жену при встрече, и не подходил близко к дочери – боялся их заразить…
Жена Ильфа, М.Тарасенко.
…Ильф приехал в Москву в начале февраля 1936 года, а уже в марте он оказывается в подмосковном санатории (доме отдыха НКВД) Остафьево. В конце апреля он переезжает в Крым (Мисхор - Кореиз).
***Из курортного справочника: Южнобережная зона Крыма — всемирно известный курорт, в которую входят города Ялта, Алушта, Алупка, Судак и поселки Симеиз, Гурзуф, Ливадия, Коктебель, Канака, Кореиз, Мухалатка и Форос. Курорты Южного берега Крыма расположены на сравнительно небольшом расстоянии друг от друга, однако, несмотря на общие черты, имеют и свои характерные особенности и даже в одной курортной местности микроклиматы порой различны. Это различие связано с рельефом местности, наличием или отсутствием лесопарковой зоны и более благоприятным наклоном территории к солнцу. Это не меняло жуткой ситуации с туберкулезом во «всесоюзной здравнице». Например, по данным Ялтинского туберкулезного диспансера в 1940 году в Ялте, при населении 34 тыс. 893 чел., умерли от туберкулеза 156 больных, из них местных жителей 56, приезжих – 100. В перерасчете на 100 тыс. населения смертность составляла показатель 447,1, т.е в 20 раз больше чем сейчас! В основном это были как Ильф, приезжие больные – 64%. Из них более 50% умирали в санаториях, 30% в больницах и около 20% на дому, т.е. на снимаемых квартирах. Распространенность (болезненность) бактериальных форм туберкулеза в Ялте составляла более 2000 на 100 тыс. нас. (2161). Это почти в 15 раз выше, чем в настоящее время, но это характерно только для Ялты, где был очень высокий удельный вес больных туберкулезом со всего Советского Союза, и Ялта была Всесоюзной туберкулезной здравницей. Риск заразиться туберкулезом в Крыму был в разы выше, чем в Москве!
Ничего не изменилось в лечении туберкулеза со времен Н.А.Добролюбова и А.П.Чехова – в основе лежали климатотерапия и обильное питание. «Пишущий человек», Илья Ильф отправлял домой подробные письма, из которых мы знаем, что у него держится субфебрилитет, что его в Мисхоре осмотрел тамошний врач: « Доктор здесь опытный, сам больной легкими, он меня смотрел, хрипов, говорит, почти не слышно, нашел меня упитанным очень хорошо,…он хочет посмотреть снимок»… Масса тела у Ильфа – 76,3 кг. Он радуется тому, что поправился на 3 кг…Примечательно другое, он просит жену переслать ему рентгенограмму легких. Значит, рентгеновского аппарата не было там! А был ли он в санатории НКВД им. Дзержинского, где чуть позже лечился «номенклатурный пациент» И.Ильф? У чекистов в это время работу уже была тяжелая и условия им создавали не то, что простым учителям или врачам. Ильф описывает свое шикарное размещение, еду как во французском ресторане. Если бы это могло лечить…Субфебрилитет и кашель у Ильфа остаются. Он впервые пишет о появлении одышки. Врачи в то время вполне отдавали себе отчет, что в данном случае одышка – мера разрушения туберкулезным процессом легочной ткани или это были признаки легочного сердца? Но тогда становится понятным, что не в США заболел писатель, а много раньше! При этом хороший внешний вид, прибавка в весе затуманивают и Ильфу и, вероятно, врачам, адекватное восприятие серьезности положения. Или это сознательно? «Мои дела по-прежнему неплохие, - пишет Ильф 5 мая 1936 года,- Температура за последние дни: 36,8;36,7;36,8;36,9.Правда, ведь хорошо? Чувствую себя тоже хорошо. Конечно, я не чувствую себя, как когда-то, совершенно здоровым, но со времени возвращения из поездки несомненно лучше, чем за все время. Вчера кашлял довольно сильно, вечером. Порошки я принимаю вот уже три дня». (речь, вероятно, идет о доверовом порошке –Н.Л.)(Pulvis Doveri. Pulvis Ipecacuanhae opiates):
Опий в порошке 10,0
Корень рвотный в порошке 10,0
Сахар молочный или калия сульфат 80,0
Доверов порошок назначали внутрь при заболеваниях дыхательных путей как отхаркивающее и успокаивающее средство по 0,2–0,5 г на приём.Иногда его заменяли прописью иного состава: Pulvis Thermopsidis opiatus:
Опий в порошке 10,0
Трава термопсиса в порошке 10,0
Сахар 80,0
Или Pulvis ammoniatus opiatus:
Опий в порошке 10,0
Калия сульфат 60,0
Аммония хлорид 30,0
Примечательна фраза Ильфа: «Я не думаю совсем, что я болен». Из его письма мы узнаем еще одну подробность (10 мая 1936 года): « Меня смотрел известный крымский доктор по туберкулезу Панов. Он меня выслушал, посмотрел снимок и сказал, что я хороший больной и поправлюсь. Он как раз интересуется такими формами туберкулеза, как у меня, давними, медленными. Он сказал, что я болен наиболее удобной для излечения формой. Сказал, что мой процесс, в стадии, как бы затухания. Ну что ж, как будто хорошо». Но сатирик Ильф верен себе, записывая в это время в дневнике: «Опять дует северо-восточный ветер. Море пустынно. «Восемь лет, как жизни нет»,- как выразился один философ в общественной уборной»…17 мая 1938 года Ильфу производят рентгенограмму органов грудной клетки и анализ мокроты на БК… Снимок без динамики, говорит ему доктор, а в мокроте обнаруживают туберкулезные палочки. БК+, как говорили тогда…
Ильф возвращается в Москву и все лето они с Петровым пишут свою знаменитую книгу «Одноэтажная Аменрика». Из-за опасности заражения живут они не вместе, Ильф на даче в Красково, где песок и сосны и считалось, что это подходящее место для больного туберкулезом. И снова Ильф верен себе. Вот его описание местного магазина: «Еще продаются в продмаге мухи. На маленьком черном куске мяса сидит тысяча мух, цена за кило мух 5 рублей. Недорого, но надо самому наловить».
…В конце сентября Ильф снова в Крыму, в знаменитом теперь Форосе. Динамика, приблизительно, такая же ,т.е, никакой. Он возвращается в Москву и старается вести нормальную жизнь: 26 ноября 1936 года Ильф и Петров с женами навещают М.А.и Е.С.Булгаковых. Известно, что не очень богатый Ильф после запрещения пьес Булгакова предлагал ему финансовую помощь. А между тем, обстановка была такой, которую Ильф, как всегда, остроумно определил: «Летит кирпич». Вышла в журнале «Знамя» «Одноэтажная Америка», на которую тут же обрушились критики. Петров пишет, что Ильф отдавал себе отчет в тяжести прогноза своей болезни: « Над своей болезнью он старался шутить. Две грустные фразы в "Записных книжках" - вот, пожалуй, и все, что сказал Ильф о своем несчастье. За несколько дней до смерти, сидя в ресторане, он взял в руки бокал и грустно сострил:
- Шампанское марки "Ich sterbe" 1...
1 "Я умираю" (немецк.).
Как известно, "Ich sterbe" были последние слова А. П. Чехова, тоже скончавшегося от туберкулеза.
Ильф отлично понимал, что он болен тяжко. Близкие тоже придавали серьезное значение его недугу, но никто не ждал такой быстрой развязки»...
Потом наступил апрель…9 апреля у Ильфа началось профузное легочное кровотечение. Жена побежала к их соседу С.Кирсанову, который вызвал врача из «Кремлевки». Что он мог сделать? Ильфу давали глотать лед (как Д.И.Кошлаков – Ф.М.Достоевскому, умершему при таких же обстоятельствах). Ему запретили разговаривать. Температура с 9 по 13 апреля была типично «чахоточной» 36,9-37,4, 37,4-38,5,37,4-37,7,38,1 и т.д.
Я никогда не забуду этот лифт, и эти двери, и эти лестницы, слабо освещенные, кое-где заляпанные известью лестницы нового московского дома. Четыре дня я бегал по этим лестницам, звонил у этих дверей с номером "25" и возил в лифте легкие, как бы готовые улететь, синие подушки с кислородом. Я твердо верил тогда в их спасительную силу, хотя с детства знал, что когда носят подушки с кислородом - это конец. И твердо верил, что, когда приедет знаменитый профессор, которого ждали уже часа два, он сделает что-то такое, чего не смогли сделать другие доктора, хотя по грустному виду этих докторов, с торопливой готовностью согласившихся позвать знаменитого профессора, я мог бы понять, что все пропало. И знаменитый профессор приехал, и уже в передней, не снимая шубы, сморщился, потому что услышал стоны агонизирующего человека. Он спросил, где можно вымыть руки. Никто ему не ответил. И когда он вошел в комнату, где умирал Ильф, его уже никто ни о чем не спрашивал, да и сам он не задавал вопросов. Наверно, он чувствовал себя неловко, как гость, который пришел не вовремя.
И вот наступил конец. Ильф лежал на своей тахте, вытянув руки по швам, с закрытыми глазами и очень спокойным лицом, которое вдруг, в одну минуту, стало белым. Комната была ярко освещена. Был поздний вечер. Окно было широко раскрыто, и по комнате свободно гулял холодный апрельский ветер, шевеливший листы нарезанной Ильфом бумаги. За окном было черно и звездно…».
Не ясно, о каком профессоре говорит Е.П.Петров. Есть версия, что это М.П.Кончаловский, но точно известно, что лечил И.Ильфа Герман Рафаилович Рубинштейн. (1871 – 1955), фтизиатр и пульмонолог. Доктор медицины (1899), профессор (1934). В 1896 окончил медицинский факультет Юрьевского ун-та. Будучи студентом, получил золотую медаль за работу «Качественные и количественные изменения состава крови при раковых заболеваниях» (1895). С 1896 помощник прозектора, с 1901 приват-доцент кафедры патологической анатомии университета и одновременно- старший ассистент клиники госпитальной терапии. Совершенствовался в Германии у Р.Вирхова. С 1903 ассистент терапевтической клиники университета в Киеве, ассистент В.П.Образцова. В 1905 основал и до 1925 заведовал бесплатным санаторием для детей больных туберкулезом «Пуща-Водица» Киевской еврейской общины. В 1925–27 консультант в санаториях Мосздравотдела и в Институтете курортологии, в 1927–39 научный руководитель санатория им. В.И.Ленина в Кратово (Московская обл.). В 1932–41 гг. заведующий кафедрой туберкулеза ЦИУВ, созданной им на базе этого санатория. В 1941–52 зав. основанной им кафедрой туберкулеза 1-го ММИ. Блестящий знаток физикальной диагностики.Автор более 100 научных работ, посвященных проблемам патогенеза, клиники, раннего выявления, дифференциальной диагностики и профилактики заболеваний легких. Г.Р.Рубинштейн предложил классификацию туберкулеза легких, установил, что начальной. формой туберкулеза легких является очаговый процесс. Он подчеркивал роль эндогенной реактивации различных остаточных туберкулезных изменений и значение экзогенной суперинфекции в развитии активного туберкулеза. Заслуженный деятель науки РСФСР (1946). Автор известных монографий «Клиническая группировка легочного туберкулеза». М.-Л., 1936; «Плевриты». М., 1939; «Туберкулез легких». М., 1948; «Дифференциальная диагностика заболеваний легких». Т. 1–2. М., 1949–1950. За нее Г.Р.Рубинштейн был удостоен Сталинской премии. Если бы еще он мог спасти И.Ильфа… Говорят, что во время похорон Ильфа, кто-то спросил у Е.Петрова: «У вас такой вид, как будто хоронят Вас?» Да, ответил он, считайте, что хороните меня…Наверное, оно так и было, писатель ИЛЬФИПЕТРОВ умер…
О каком диагнозе можно говорить в случае И.Ильфа? Хронический гематогенно-диссеминированный туберкулез легких. Обострение, деструкция легочной ткани. Смертельное легочное кровотечение. Нельзя исключить и асфиксию аспирированной кровью. Жестокое подтверждение беспомощности не советской даже, а медицины вообще…
…У Ильфа в то время были товарищи по несчастью и довольно известные. Лев Семёнович Выго́тский ( Лев Симхович Выготский,1896-1934) , выдающийся советский психолог, основатель культурно-исторической школы в психологии и лидер круга Выготского. В 38 лет умер от деструктивного туберкулеза легких. Помните, у Корнея Чуковского: « Мура к деревцу пришла, Мура туфельку сняла…»? Мура- это дочь К.Чуковского, которая в десять лет умерла в Алупке мучительной смертью, потеряв глаз, от туберкулеза…И никто ничего не смог сделать. Когда сейчас часто и безумно говорят о плохой, беспомощной медицине, неплохо помнить и об этих, совсем недавних временах. Тогда достоинства медицины сразу становятся значимыми!
Н.Ларинский,20.11.2011.