Гладкая кожа? Это просто!

Манера очищать кожу даже от небольших волосков пришла в Европу (а следом за ней и в Россию) от участников крестовых походов. Рыцари быстро оценили преимущества такой процедуры — сперва чисто гигиенические. В условиях жаркого климата и дефицита воды волоски на коже являются своеобразными «сборниками» грязи, потовых выделений и т. д. Это ведет к возникновению раздражений и воспалений кожи, потертостей и прочих неприятных моментов.

---

«Нельзя жить без надежды»

Все в Дягилеве страшное и значительное.

Аалександр Блок

Истории, часто повторяемые, совсем не обязательно правдивы.

Шенг Схейен

…Говорят, что его крупная голова стала причиной смерти его матери. На самом деле его мать, Евгения Дягилева (Евреинова), умерла спустя три месяца после родов от «воспаления кишечника», хотя биограф называет причиной смерти «родовую горячку» (сепсис). Действительно, до начала 80-х гг. XIX века каждая пятая роженица в Европе (в России, вероятно, еще чаще) погибала от стрептококкового сепсиса. Необходимость для врачей и акушерок мыть руки (хоть изредка!), открытая И. Земмельвейсом, вероятно, до Новгородской губернии к моменту рождения С. Дягилева не дошла. Отец Дягилева, молодой офицер-кавалергард, происходил из семьи пермских помещиков, которые принадлежали к элите: отец Дягилева стал генерал-майором, тетки были женами высокопоставленных чиновников… Одна из них, А.П. Философова, была женой военного прокурора В. Философова и матерью Д.В. Философова, первой «любви» С. Дягилева… Они жили в самых престижных районах Петербурга и были не бедными. Если дед С.Дягилева был блестящим, энергичным, предприимчивым и ярким… производителем водки, то его отец, Павел Павлович, был «романтиком и гедонистом, большим знатоком музыки и музыкантом-любителем». Так что у Сергея Дягилева во всей полноте проявились черты и деда и отца. Правда, было пара «но» — его нетрадиционная ориентация и роковая болезнь, предрасположенность к которой в значительной степени детерминирована генетически…

Спустя три года после смерти жены Павел Дягилев женился на Елене Панаевой, и у них родилось еще двое сыновей. На свадьбе присутствовал кавалергардский полк П. Дягилева в полном составе! Любопытно, что Сергей Дягилев позаимствовал от мачехи, с которой у него сложились прекрасные отношения, замечательную черту — оптимизм. И она же привила ему силу воли. По словам Дягилева, мать (именно так он ее называл) часто говорила ему: «Эту фразу ты должен забыть: «я не могу». Когда хотят — всегда могут!». При всем своем романтизме отец Дягилева был человеком непрактичным (как Раневская в «Вишневом саде»!), и уже в 1878 году у них начались финансовые проблемы. Им пришлось перебраться из фешенебельной столицы в глухую Пермь (1 400 верст!): поездом до Нижнего Новгорода, а потом пароходом по Волге и Каме до Перми — вот такое путешествие. С детства Дягилеву пришлось привыкнуть к длинным переездам. Сестра мачехи Дягилева, певица Е. Панаева-Карцева, была замужем за племянником П.И. Чайковского. Сергей Дягилев, по его словам, несколько раз бывал у Чайковского в Клину, был хорошо знаком с его братьями, Модестом и Анатолием, и принимал активное участие в похоронах композитора. В детстве Дягилев несколько раз видел М. Мусоргского. В доме Дягилева все любили музыку, а сам Сергей серьезно учился игре на фортепиано, пению и композиции. Итак, с одной стороны, жизнь в глухой российской провинции, с другой — высокие духовные интересы, музыка, хорошее знание иностранных (особенно французского) языков и неуемное честолюбие. Изысканная, изящная внешность, с одной стороны, и апломб, ловкость и изворотливость — с другой! И это уже с подросткового возраста. И вдруг отец, который в воспитание Сергея никак не вмешивался, решил подвергнуть 17-летнего сына инициации — отвел его к проститутке. Вероятно, Сергей уже понимал свою необычную ориентацию и перенес это как унизительную и мучительную процедуру. «Вероятно, это был первый и последний случай, когда он делил свое ложе с женщиной», — пишет биограф. С. Лифарь много позже утверждал, что, на беду, С. Дягилев еще и заразился венерической болезнью! Потом его отношения с женщинами носили или семейный (мачеха, няня), или дружеский (Т. Карсавина, М. Серт, Коко Шанель) характер.

Между тем финансовые дела семьи Дягилевых запутались окончательно. Мало того, управляющий их поместьем А.П. Эскин в феврале 1884 года зарезал сестру, двух братьев и жену, после чего перерезал себе горло. Это было лишь началом катастрофы, и к концу XIX века Дягилевы окончательно обанкротились — все имущество пошло с молотка. Но Сергей имел право на наследство матери, которое не было вовлечено в дело о банкротстве. Он успешно заканчивает в 1896 году юридический факультет Петербургского университета, но юристом не служит ни одного дня. Его влечет совсем другое: сначала живопись и организация выставок, потом издательская деятельность (журнал «Мир искусства»), а потом дело, которое позволило бы сегодня назвать его продвинутым менеджером, классным переговорщиком и в высшей степени успешным продюсером! А тогда для обозначения всего этого существовало итальянское слово «импресарио» (ит. impresario, от imprendere — предпринимать, затевать). Ошибочно называть Дягилева меценатом, нет, меценатами для него были совсем другие люди: М. Тенишева, С. Мамонтов, великие князья и даже сам Николай II, а много позже за рубежом — богатые россияне и не россияне. Важнее другое — итог его деятельности. Он хорошо известен — появление «Ballet Russe». Примечательно, что всю жизнь у Дягилева странным образом сочетались жизнелюбие, гедонизм и куча всяческих фобий и предрассудков. Да они и проявлялись как-то странно и избирательно: каждый раз он протирал носовым платком телефонную трубку, боясь что-нибудь «подцепить», разговаривал с больным тифом В. Нижинским через дверь гостиничного номера, боясь сунуть туда нос, но совершенно открыто объезжал петербургские бани, где подбирал себе молодых партнеров, едва ли не обмывал тело умершего от холеры П.И. Чайковского, когда все со страху разбежались, или ухаживал за больным дифтерией братом Юрием. Уж в этих-то случаях опасность заразиться по тем временам крайне опасными или даже смертельными болезнями была куда как велика! Он панически боялся воды и верил в приметы. Дягилев не был верующим, а вакуум веры всегда очень хорошо заполняется суевериями!

З. Гиппиус недаром называла Дягилева «диктатором». Диктаторские замашки проявлялись у него во всем и по отношению ко всем. Мало было людей, которые обладали для Дягилева каким-то авторитетом. Он спорил (в довольно хамской манере) с В.В. Стасовым, бил цилиндром по голове В. Буренина, а слуга Василий предлагал ему даже отравить… М. Кшесинскую, которую он ненавидел!.. В достаточно молодом возрасте определились сексуальные предпочтения Дягилева по детской считалочке:

В радуге есть цвет любой,
Я выбираю голубой!

Первой известной любовью Сергея был его двоюродный брат Дима Философов (1872—1940). Обладатель «хорошенького», «ангельского» личика, он еще в гимназии имел особые отношения с будущим известным художником, своим однокашником К. Сомовым, место которого и занял Дягилев. Они вместе учились на юридическом факультете, жили, работали, ездили за границу и расстались в 1905 году, когда Дягилев публично обвинил Философова в посягательстве на своего нового юного любовника! После создания «Ballet Russe» Дягилев получил широкую возможность выбирать красивых и талантливых любовников. Его сексуальные пристрастия «были запрограммированы жестко, он увлекался только очень молодыми людьми» (эретофоб!). В. Нижинский, Л. Мясин, А. Долин, С. Лифарь и Б. Кохно пришли к нему 18-летними, композитор и дирижер Игорь Маркевич — 16-летним. «Властный, нетерпимый и в то же время застенчивый (он стеснялся своего тела и никогда не раздевался на пляже), Дягилев не тратил времени на ухаживание. Пригласив подающего надежды юношу к себе в гостиницу, он сразу же очаровывал его властными манерами, богатством обстановки и перспективой блестящей карьеры. Судя по всему, никакого эротизма никто из его партнеров к Дягилеву не испытывал. Л. Мясин и И. Маркевич были бисексуальны, В. Нижинский до знакомства с Дягилевым долго жил с князем П. Львовым и Дягилева больше боялся, чем любил». Как выяснилось позже, Нежинский страдал шизофренией, и разрыв с Дягилевым привел к прогредиентности болезни — хотя он прожил долго, в конце концов впал в слабоумие и умер в 1950 году в лондонской психиатрической клинике.

Примечательно, что наставник и проводник Дягилева в мире испанского танца Ф. Фернандес-Гарсия, который, должен был заменить Нижинского, тоже внезапно заболел (1921 г.) психически: полиция обнаружила его совершенно голым, лежавшим на алтаре церкви Св. Мартина (на Трафальгарской площади в Лондоне). Он был госпитализирован в психиатрическую больницу, где и умер спустя двадцать лет…

С В. Нижинским была связана одна из многих скандальных историй: он позировал О. Родену — прямо во время сеанса и Роден, и Нижинский заснули, и их в весьма сомнительном виде застал ревнивый Дягилев. Разразился жуткий скандал! Женитьба Нижинского положила конец их отношениям с Дягилевым, причем Сергей всерьез воспринимал это как измену! Ему везло на би- и гетеросексуалов, которые рано или поздно женились, оставляя своего патрона в одиночестве… Дягилев, наряду с М. Кузьминым, быстро стал «королем» петербургских ценителей однополой любви. Он вполне владел их специфическим жаргоном («дамы», «тетки», «тапетки» и т.д.) и прекрасно ориентировался в местах их постоянных тусовок: в Зоологическом саду в Петербурге, в сквере Таврического дворца, на катках зимой и в банях во все времена года. Особенно оживленными были эти «биржи» по субботам и воскресеньям, когда приезжали из лагерей и были свободны от занятий юнкера, полковые певчие, кадеты, гимназисты и мальчишки-подмастерья. Хорошо ему были известны специализирующиеся на подобной клиентуре гостиницы и рестораны. С. Дягилев не был «подарком» и для своего окружения вообще, и для интимных друзей в частности: он требовал безоговорочного подчинения, был груб на людях, ревновал и к мужчинам, и к женщинам (например, Д. Философова к З. Гиппиус, Л. Мясина к В. Савиной, Л. Маврина к О. Федоровой и т.д.). Но он давал им первые роли, возил в Италию, таскал по театрам и музеям, формировал художественный вкус и талант, дарил драгоценности (труппа «Русских балетов» всегда знала, когда Дягилев добывал деньги у спонсоров: у Л. Мясина появлялось новое кольцо…). Вероятно, Дягилев был мощной и обаятельной личностью: даже после разрыва любовники вспоминали о нем с благоговением, а его эта любовь окрыляла! Как говорил И. Маркевич, «все дягилевские балеты — результат любовных историй». Примечательно, что в 1898 г. Дягилев посетил Лондон, где познакомился с только что освобожденным из тюрьмы О. Уайльдом, который назвал его «крупным коллекционером» и «богачом». Говорят, что это была неповторимая сцена: Оскар Уайльд, шествовавший под руку с С. Дягилевым мимо шеренги лондонских проституток, осыпавших их проклятьями!

 

…Незадолго до смерти Дягилев впервые за свою жизнь снял квартиру в Париже: ему стало негде сохранять свою коллекцию библиографических редкостей (он был страстным собирателем раритетов и рукописей, в частности, писем А.С. Пушкина). Квартира ему, увы, не понадобилась… Первые зловещие «звонки» страшной болезни прозвучали для Дягилева в середине 10-х гг. Давно не видевший Дягилева С. Прокофьев отметил, как сильно он располнел. М. Серт в это же время пишет: «Серж все толще и толще, его одежды все теснее, а шляпа все меньше», а видевший его в Милане поэт Ф. Канджуло писал, что Дягилев ходил как «принявший вертикальное положение гиппопотам, …экстравагантно нарумяненный и с огромной хризантемой в петлице». Неверующий Дягилев ухитрялся объедаться и опиваться шампанским даже во время Страстной недели, как и все его окружение. Про наследственность Дягилева известно мало, но можно предположить, что его болезнь досталась ему по материнской линии. Неясно где — в Англии или Франции — в 1921 году (?)Дягилеву был поставлен диагноз сахарного диабета. После 1917 года он перенес несколько стрессов. Мало того, что был разлучен с семьей, он практически потерял всех родственников: в 1919 г. от саркомы умерла мачеха (отец умер раньше), в 1919 г. умер племянник Алексей, в 1921 г. — другой племянник, Павел (их отца, брата Дягилева, Валентина, расстреляют в 1937 году), в 1924 г. внезапно, «на ходу», умер Л. Бакст… Безусловно, болезнь Дягилева была диабетом II типа, хотя диабет поделили на «I» и « II» уже после его смерти, в 1936 году. Основным методом лечения тогда была диета, которую пятидесятилетний Дягилев не соблюдал, а единственный известный тогда заменитель сахара — сахарин — имел очень неприятное горькое послевкусие. Вернее, Сергей соблюдал диету, но очень недолго, а потом снова объедался и накачивался шампанским. Дягилев то худел, то полнел, что вовсе не способствует компенсации диабета. Начиная с 1927 года, у него возник фурункулез и, даже, появились карбункулы — в доинсулиновую эпоху частые спутники диабета (и сегодня до 20% больных диабетом имеют гнойные осложнения). Примечательно при этом, что всю жизнь Дягилев панически боялся бактерий и инфекций! Он наверняка не забыл, как в 1913 году погиб от сепсиса, вызванного карбункулом верхней губы, сорокадвухлетний «отец цветомузыки» А.Н. Скрябин. Однако, даже тяжелобольной Дягилев нисколько не потерял своего довольно злого юмора: в 1928 году он специально приехал из Англии на балеты, поставленные бывшей звездой его труппы И. Рубинштейном, которая когда-то сильно напугал Дягилева, натравив на него… ручную пантеру! Ох как он ее прохватил: «Сгорбленная, с всклокоченными рыжими волосами, без шляпы, в танцевальной обуви, …чтобы казаться меньше… Танцевать ничего не может. Стоит на пальцах с согнутыми коленями… От лица остался лишь один огромный открытый рот с массой сжатых зубов, изображающий улыбку. Один ужас…» Любопытна концовка: «Нет, пусть придут большевики или Наполеон, это все равно, но пусть кто-нибудь взорвет все эти старые бараки с их публикой, с их рыжими б…и, …мнящими себя артистками, с растраченными миллионами и купленными на них композиторами». Тут он, конечно, имеет в виду творчески «изменившего» ему И. Стравинского. Это был последний всплеск ядовитого дягилевского сарказма…

…Летом 1928 года Дягилев посетил постоянного лечащего врача в Париже. Им был известный профессор Р. Далимье. Он вообще был популярен среди людей искусства, в частности, пытался вылечить от опиумной зависимости близкого приятеля С. Дягилева, Ж. Кокто, который выкуривал в то время по 60 трубок в день! Р. Далимье, вероятно, увидел отрицательный прогресс болезни и предупредил об этом Дягилева. Конечно, его рекомендации соблюдать диету и больше отдыхать остались гласом вопиющего в пустыне. Далимье, кстати говоря, был противником поездок Дягилева в Венецию, считая, что ее сырая атмосфера крайне вредна для фурункулеза импресарио… Дягилев его не послушал. Он даже с  каким-то лихачеством пишет уже накануне смерти, что Далимье ахнул, когда увидел еще не зажившую рану от карбункула на животе (Дягилев был у него накануне последней поездки в Венецию, 25 и 27 июля 1929 г.). Наступал 22-й сезон «Русских балетов», последний в жизни С. Дягилева… Он  посетил Германию и Англию.  В Мюнхене у Дягилева появилась интенсивная боль в спине, природу которой тамошние доктора не понимали, относя все к «ревматизму». Лондонский врач советовал ему нанять медицинскую сестру для обработки фурункулов, но допустить женщину до своего тела Дягилев не мог, и Б. Кохно должен был ежедневно выдавливать у него гной и делать перевязки (?!). На животе у Дягилева снова возник карбункул. Лондонские друзья ужасались тем, как он плохо выглядит, а Дягилев «продолжал давать интервью и пить шампанское». Однако утверждение И. Чайковской о том, что Дягилев «умер неожиданно для близких ему людей, для сотрудников, для ценителей его таланта. Ему было 57 лет. В последний год жизни здоровье его начало сдавать, но не до такой же степени, как говорится у Гоголя», — явное преувеличение. Он болел восемь лет (за это время диабет без лечения легко может привести к слепоте, сосудистым и неврологическим осложнениям!). Одно осложнение диабета, частое и в наши дни, у Дягилева проявилось вполне: за несколько лет маэстро потерял почти все зубы и носил съемный протез («вставную челюсть»). После утомительного путешествия по Германии со своим новым протеже, юным Игорем Маркевичем, Дягилев приехал в Венецию — отдохнуть, а как оказалось, умирать… Тамошний доктор Бидали осмотрел его, аускультировал сердце и легкие, но ничего серьезного не нашел (ревматизм, переутомление, остатки фурункулов…) и порекомендовал долечить гнойники, делать массаж ног (они очень сильно болели!), а главное — отдохнуть! Дягилев приехал уже тяжелобольным, с несомненной декомпенсацией диабета, которую гнойная инфекция только усилила. Была крайняя слабость, Дягилев не мог встать с постели без помощи и самостоятельно одеться… Как правило, кома и сегодня у больных «подготавливается» исподволь, а последнее ухудшение состояния Дягилева продолжалось 12 дней, и в течение последней недели с постели он уже не вставал. Это, несомненно, была кома, и, скорее всего, гиперосмолярная (была лихорадка, которая развивалась постепенно: 37,6 °С 12 августа и 41,1 °С 19 августа). Частые визиты доктора Бидали (16 августа он приезжал к Дягилеву 5 раз) и приглашение на консультацию профессора Витоли (по С. Лифарю, 1994) мало что изменили. Врачи, между прочим, думали о тифе и несколько раз исследовали кровь (реакция Видаля), но ничего не обнаружили. 16 августа у Дягилева на фоне лихорадки возник приступ аритмии (ишемическая болезнь сердца?). После консультации немецкого доктора Мартина врачи отправили телеграмму профессору Далимье с просьбой прислать противотифозную сыворотку (в Венеции ее нельзя было достать). Из американского госпиталя пригласили медицинскую сестру, некую Gaydon, для производства инъекции (врачи назначили камфору в связи с падением сердечной деятельности). У Дягилева возник симптом, неоспоримо свидетельствовавший о наличии диабетической комы: у него появилось «большое», шумное дыхание Куссмауля… Развитию комы, бесспорно, способствовала лихорадка и обезвоживание (ему не назначали введение жидкостей, хотя бы раствора Рингера, а пить он самостоятельно не мог). Шансов у С. Дягилева не было никаких. В то время понятия «интенсивная терапия коматозных состояний» не существовало, и после развития комы ни применение инсулина, ни питье раствора соды спасти уже не могли, а уж тем более многочисленные амулеты и обереги от порчи и сглаза… 

---

Оставить комментарий:

Имя:*

E-mail:

Комментарий:*

 я человек

 Ставя отметку, я даю свое согласие на обработку моих персональных данных в соответствии с законом №152-ФЗ
«О персональных данных» от 27.07.2006 и принимаю условия Пользовательского соглашения