Манера очищать кожу даже от небольших волосков пришла в Европу (а следом за ней и в Россию) от участников крестовых походов. Рыцари быстро оценили преимущества такой процедуры — сперва чисто гигиенические. В условиях жаркого климата и дефицита воды волоски на коже являются своеобразными «сборниками» грязи, потовых выделений и т. д. Это ведет к возникновению раздражений и воспалений кожи, потертостей и прочих неприятных моментов.
Когда человек не желает быть серым он стремиться стать разноцветно-ярким. При этом вовсе не обязательно, что тона окажутся благородными, а палитра жизнерадостной и весёлой. Всё зависит от оттенков. Рязанский врач и публицист Николай Ларинский, словно опытный и искусный художник придирчиво разглядывает полотна жизни, прожитые некоторыми выдающимися людьми. Эти исторические личности имеют те же свойства, что и картины. Стоит немного изменить угол освещения и новые штрихи характера уверенно проступают на передний план, внезапно заставляя привычный образ заиграть новыми красками. Новая статья Николая Ларинского посвящена неоднозначной личности, но яркому поэту Валерию Яковлевичу Брюсову.
(История болезни В.Я.Брюсова)
В течение нескольких лет я тщательно изучал историю физикальной диагностики, начиная с Ауэнбруггера и Лаэннека, и все это время не покидала меня мысль о вторичности, несамостоятельности отечественной медицины. Ну, посудите сами – перкуссию предложил австриец Л.Ауэнбруггер, стетоскоп – француз Р.Лаэннек, рентгеновский метод – немец В.Рентген, струнный гальванометр и, соответственно, ЭКГ- голландец В.Эйнтховен, УВЧ – немец Э.Шлифаке, УЗИ, КТ,МРТ и т.д. – американцы, англичане и т.д. и т.п., но только не русские. (Нет, все-таки Сидору принадлежала «сидорова коза»)! Ну, это, скажем так, касается медицины. Может быть, в других областях иначе? Мы вот гордимся великой русской литературой. А если коснуться не «золотого» века, а времени чуть поближе к нам, литературы чуть посовременней? Было здесь что-то самостоятельное? В этой связи меня давно интересовала фигура Валерия Яковлевича Брюсова.
« Властолюбивый литературный вождь с «самодержавными» замашками, рассудочный поэт, который трудолюбием заменил вдохновение, третьей гильдии купец, тщившийся выдать себя за европейца…» А еще «сочетание декадентской экзотики с простодушнейшим московским мещанством. Смесь очень пряная, излом очень острый, диссонанс режущий…»,- вот лишь некоторые характеристики В.Брюсова. Есть и еще более остроумная: «Брюсов – далеко не тот раб лукавый, который зарыл в землю талант своего господина, напротив, от господина, от Господа, он никакого таланта не получил и сам вырыл его себе из земли упорным заступом своей работы. Апполон его поэзии – вол; на него променял он крылатого Пегаса, и ему сам же правильно уподобляет свою тяжелую мечту. Его стихи не свободнорожденные». Так «припечатал» Брюсова в «Силуэтах русских писателей» Ю.Айхенвальд, Более того, он назвал его «трудолюбивый кустарь поэзии»! Декадент, талантливый поэт, известный переводчик, чуть ли не друг Э.Верхарна, один из трех «Б» русской поэзии – Блок, Белый, Брюсов. Брюсов родился в семье московского купца, Якова Брюсова. Отец поэта был самодеятельный поэт, фантазер, вольнодумец, любитель лошадей и коньяка. Мать - Матрена Александровна Бакулина, добрая чудачка, любительница плести кружева и играть в преферанс. Они жили в доме на Цветном бульваре, который дед, минуя отца, подарил Валерию и Александру Брюсовым – внукам. У В.Брюсова с женой, Иоанной Матвеевной была там отдельная квартира. Именно в этом доме «творились судьбы если не всероссийского, то, во всяком случае, московского модернизма», - пишет не без яда В.Ходасевич. Гимназия и Московский университет - вот «школа» В.Брюсова, необычная для купеческого сына. Он оказался вдруг и до мозга костей литератор и очень хотел встать во главе какого-либо «движения», литературного, разумеется. Это объясняли его мещанским происхождением. Мещанин легче спину гнет перед сильными мира сего, чем аристократ и рабочий, но при случае желание унизить обуревает счастливого мещанина гораздо сильнее, чем рабочего или аристократа! Вот и стопроцентный мещанин Брюсов мог либо командовать, либо подчиняться. Ежели кто-то молодой из поэтов не шел к нему на поклон, то уж он этого никогда не прощал, М,Цветаевой, например. Как всякая власть, власть литературная нуждалась в декорациях и прислужниках: он не приходил, а являлся, не уходил, а исчезал. Сейчас смешно читать о том, в какие игры играли взрослые мужики (но, может быть, это лучше, чем игровые автоматы?). Брюсов людей не любил. Это тоже, вероятно, мещанская черта – не уважать, а, стало быть, и не любить людей. Хотя Брюсов называл К.Бальмонта братом, М.Волошин острил, что традиция такой «братской» любви восходит еще к Каину! Мало того, Брюсов не любил ни одной из женщин, с которыми ему случалось «припадать на ложе»! А вот любил он только литературу и себя, во имя ее! Известен его афоризм о том, что больше всего ему хочется, чтобы в истории литературы (мировой, разумеется!) о нем были две строчки. И они будут, уверенно говорил Валерий Яковлевич. И еще он мечтал о памятнике на Цветном бульваре.
«Скачет Брюсов по Тверской,
Не мышой, а крысиной,
Дядя, дядя, я большой!
Скоро буду с лысиной!»,
- съязвил как-то Есенин, но две строчки, даже больше, о Брюсове остались. Он знал, по меньшей мере, три европейских языка, носил европейские костюмы (жаль, «Бриони» тогда не было!), использовал французский парфюм, но как был азиатом, так и остался! «Да, скифы мы! Да, азиаты мы! С раскосыми и жадными глазами!» И вся наша самая «западная» поэзия – суть подражание! У «них» все это уже было естественным: либо пройденным этапом, либо они придумали это. «В Европе – одеваются, а на Руси – рядятся»,- остроумно выразился А.Герцен! Бедными приживалами, эмигрантами с плохим знанием иностранного языка, потребителями чужой культуры - от пипифакса до литературы предстают россияне (и тогда, и сейчас)! Как посылал дворянских недорослей в Европу Петр I, так все недорослями и остались! Нет, и в литературе тоже самое, что и в медицине – «Хороша Маша, да не наша»! Так и сейчас упорно подражаем Голливуду, да далеко Арапке до тряпки! Дружба В.Брюсова с Э.Верхарном – попытка показать, что мы не лыком шиты, «Пятница», дескать, может тоже дружить с Робинзоном! «Пятница», разумеется, Валерий Яковлевич Брюсов. Интересно, угощал ли он Верхарна, кроме стихов, купеческими пирогами с морковью, кои так любил?
Любопытно, что В.Брюсов, играя с людьми, играя в людей, совершенно не владел искусством игры в карты, а счастливым игрокам завидовал и злился, кажется из-за того же мещанского происхождения, мещанину невозможно признать, что кто-то в чем-то лучше его! Вот эта нелюбовь к людям в одном случае почти привела к трагедии (история Нины Петровской), а в другом- привела (самоубийство Нины Львовой). Причем во втором случае жена Брюсова просила, чтобы тогдашние репортеры не освещали историю в печати, а сам Брюсов смылся в один из рижских санаториев. Но Н.Петровская ему отомстила жестоко - она приобщила поэта к морфию и он быстро вошел во вкус…
…Антисемит (перестал общаться с сестрой после того, как она вышла замуж за еврея Муни), черносотенец, ярый апологет идеи о «жидо-масонском заговоре» он вдруг стал коммунистом! Он травил инакомыслящих, он участвовал в высылке интеллигенции в 1922 году, он оказался, в конце-концов, никому не нужным, и готов был идти при большевиках на любой пост и чем-то занимался в…Главном управлении по коннозаводству!
«Да, здесь жили особой жизнью…Может быть и ни на что больше не похожей. Здесь пытались претворить искусство в действительность, а действительность в искусство. События жизненные, в связи с неясностью, шаткостью линий, которыми для этих людей очерчивалась реальность, никогда не переживались как только и просто жизнь; они тотчас становились частью внутреннего мира и частью творчества. Обратно: написанное кем бы то ни было становилось реальным, жизненным событием для всех. Таким образом, и действительность, и литература создавались как бы общими, порой враждующими, но и во вражде соединенными силами всех, попавших в эту необычайную жизнь, в это «символическое измерение»… Жили в неистовом напряжении, в вечном возбуждении, в обостренности, в лихорадке. Жили разом в нескольких планах. В конце концов, были сложнейше запутаны в общую сеть любвей и ненавистей, личных и литературных»….Отсюда: лихорадочная погоня за эмоциями, безразлично за какими. Все «переживания» почитались благом, лишь бы их было много, и они были сильны. В свою очередь, отсюда вытекало безразличное отношение к их последовательности и целесообразности. «Личность» тановилась копилкой переживаний, мешком, куда ссыпались накопленные без разбора эмоции – «миги», по выражению Брюсова: «Берем мы миги, их губя». Глубочайшая опустошенность оказывалась последним следствием этого эмоционального скопидомства. …Но это было именно последнее следствие. Ближайшим, давшим себя знать очень давно, почти сразу же было нечто иное: непрестанное стремление перестраивать мысль, жизнь, отношения, самый даже обиход свой по императиву очередного «переживания» влекло символистов к непрестанному актерству перед самим собой – к разыгрыванию собственной жизни как бы на театре жгучих импровизаций. Знали, что играют,- но игра становилась жизнью. Расплаты были не театральные. «Истекаю клюквенным соком!» - кричал блоковский паяц. Но клюквенный сок иногда оказывался настоящей кровью…Символисты хотели питаться крепчайшими эссенциями чувств…»Эта обширная цитата из «Некрополя» В.Ходасевича многое объясняет в судьбе не только тогдашних символистов, но и нынешних актеров и представителей шоу-бизнеса. Бесконечные «романы» и скандальные разводы, сыгранные эмоции, сочетающиеся с постоянным подстегиванием их алкоголем, наркотиками, психотропными препаратами, нередко заканчиваются смертью. А «подстегивание», в свою очередь, мотивировано и поисками измененного состояния сознания, и новых энергетических ресурсов, которыми на первых, очень недолгих, порах являются наркотические вещества. Только последние примеры: М.Джексон и Г.Мур. Примеры, ближе стоящие к В.Брюсову – В.Высоцкий и В.Ободзинский. В действии любого наркотика зависимого человека влечет эйфория, но именно у морфина ярко выделяется «энергетический» эффект – появляющееся желание какой-то, чаще нецелесообразной энергетической деятельности, сменяющееся ощущением «выжатого лимона». На каком этапе, на какой инъекции В.Брюсов стал зависимым от наркотика? Кто же теперь скажет. Надо сказать, что это была эпоха морфия, чуть позже ее сменила эпоха кокаина. Но и без наркотиков и с ними, публика, окружавшая В.Брюсова, часто психически, мягко говоря, не была здоровой... Приведу только несколько имен:
Витольд Францевич Ахрамович (Ашмарин), (1882-1930) поэт, переводчик, секретарь издательства «Мусагет», католик-большевик (?!). Сотрудник ЧК и ЦК ВКП (б). Морфинист. Застрелился.
Виктор Викторович Гофман(1884-1911), поэт из окружения В.Брюсова. Страдал «неврастенией» (поскольку имел суицидальные мысли, скорее можно говорить о депрессии). Застрелился в Париже.
Иван Васильевич Игнатьев (Казанский) (1882-1914), поэт круга И.Северянина, директор издательства «Петербургский глашатай», гомосексуалист. После первой брачной ночи попытался убить жену, затем перерезал себе горло бритвой.
Всеволод Гаврилович Князев (1891-1913), поэт, гомосексуалист, интимный друг М.Кузьмина. Застрелился.
Василий Алексеевич, граф Комаровский (1881-1914), поэт «царскосельского круга», мастер сонета. Повесился.
Алексей Константинович Любич-Ярмолович-Лозина-Лозинский (1886-1916), поэт и прозаик. Отравился морфием, подробно описав предсмертные ощущения. Ранее подобную картину самоубийства изложил в рассказе.
Анна Яковлевна Бровар (Леншина), псевдоним Анна Мар (1889-1917). Писательница, автор эротического романа «Женщина на кресте». Приняла цианистый калий (застрелилась?)
В.Брюсов писал о ней: «Сегодня – громовой удар
При тусклости туманных далей:
По телефону мне сказали,
Что застрелилась Анна Мар…
Самуил Викторович Киссин (Муни) (1885-1916), очень популярный поэт, писатель и драматург. Свояк В.Брюсова. Застрелился.
Надежда Григорьевна Львова (1891-1913). Поэтесса, подруга В.Брюсова. Для получения «острых ощущений» Брюсов приучал ее к мысли о самоубийстве и подарил браунинг, из которого она и застрелилась.
Нина Ивановна Петровская (1879-1928). Поэтесса, подруга А.Белого, К.Бальмонта, В.Брюсова. Прообраз Ренаты в романе Брюсова «Огненный ангел» (граф Генрих – А.Белый, Рупрехт – В.Брюсов). Пыталась убить А.Белого Морфинистка, алкоголичка. Бросалась из окна (в 1913 г. в Париже, осталась хромой после перелома ноги), пыталась заразить себя трупным ядом (!?). Отравилась бытовым газом.
Анастасия Николаевна Чеботаревская(1876-1921). Писательница, жена Ф.Сологуба, ярого антипода В.Брюсова. После отказа в выезде за границу утопилась. Тело искали семь месяцев.
Александра Николаевна Чеботаревская (1869-1925). Писательница, переводчица, старшая сестра Анастасии Чеботаревской. После ничтожного повода бросилась с Большого Каменного моста. Вытащили, доставили в больницу, где спустя час она умерла от «разрыва сердца».
«Брюсов в ту пору занимался оккультизмом, спиритизмом, черной магией ,- не веруя, вероятно, во все это по существу, но веруя в самые занятия как в жест, выражающий определенное душевное движение». «…он…был только скептик, не веря ни в бога, ни в черта; не верил он и в последовательность любого мировоззрения; его интересовали лишь ахиллесовы пяты любого мировоззрения; он хотел в них воткнуть свою диалектическую рапиру…» «За бога, допустим, процентов так сорок, и против процентов так сорок; а двадцать, решающих,- за скептицизм».
Французский врач Жорж Дюамель вспоминал, как приехавший в Париж Брюсов пригласил его и нескольких друзей к себе. В полночь они собрались уходить, но Брюсов схватил врача за руку и попросил остаться. Войдя в спальню, он показал доктору пустой шприц: « Ночь только начинается, а у меня нет морфия. Дюамель, вы врач! Спасите меня, дайте мне рецепт! Напишите мне рецепт, или я стану на колени и буду валяться у вас в ногах!». Врач с ужасом смотрел на всегда такого гордого Брюсова… Общаясь с Э.Верхарном и другими видными парижскими литераторами. Брюсов продолжал оставаться в плену морфиновой зависимости, ведь, как говорил Э.Крепелин: «Морфинная абстиненция самое мучительное из всех состояний». Вначале Брюсов стремился избавиться от своей болезни, в 1911 году начинающий московский психиатр и поэт, кстати говоря, Генрих Койранский (Хонон-Генрих Ааронович-Лейбович Койранский (псевдоним Г. Тверской)(18/30.I 1883 – ? ). Он в 1904 окончил Московское коммерческое училище. В мае того же года экстерном сдал экзамены за гимназический курс в Коломенской гимназии. Пытался поступить на медицинский факультет Московского, а затем Казанского университета, однако в обоих местах получил отказ (из-за еврейского происхождения, разумеется). Злоключения абитуриента красочно описаны в письме его матери ректору Московского университета:
В настоящем году, сын мой, Ханон-Генрих, стремясь к продолжению своего образования, подал прошение о зачислении его в число студентов медицинского факультета Императорского Московского Университета, но, ввиду переполнения имевшихся еврейских вакансий, принят не был. Между тем, возможность получить медицинское образование, являющаяся заветной целью его стремлений, заставила его преодолевать в течение предыдущих лет многочисленные препятствия, возникавшие на пути получения аттестата зрелости, необходимого ему, как получившему реальное образование. Упорный труд, напряжение моральное и физическое не принесли, однако, желанных результатов ввиду невозможности попасть в установившуюся для евреев процентную норму. Ввиду вышеизложенного, я, как мать, решаюсь ходатайствовать перед Вашим Превосходительством о зачислении сына моего в число студентов Московского Университета, присовокупляя при этом, что два сына моих уже проходят в настоящее время университетский курс.
Хайя-Сарра Койранская
В лучшем случае, Г.Койранский к моменту обращения к нему В.Брюсова только окончил медицинский факультет и, конечно, никакой практики как психиатр (наркологии, как специальности, тогда не существовало) не имел. Поэт он был никудышний, да и врач, вероятно, тоже - В.Брюсов очень скоро после его «лечения» вернулся к злоупотреблению морфином…И это не последний врач - еврей, лечивший завзятого антисемита В.Брюсова (еще один российский феномен: бить у евреев стекла, а потом занимать у них деньги на бутылку!) Морфий сделался необходимым для В.Брюсова. Очевидец описывает эпизод 1917 года, когда во время разговора В.Брюсов впал в какое-то оцепенение и начал почти засыпать, а потом ненадолго вышел в другую комнату (дзынь-ля-ля, инъекция сделана!) и вернулся «помолодевшим»). Два года спустя этот же очевидец нашел в ящике стола в кабинете, который до этого занимал В.Брюсов ,иглу от шприца и обрывок газеты с кровяными пятнами (вместо ваты!). Парадокс, что ни революция, ни Гражданская война не мешали В.Брюсову добывать морфий, как и С.Есенину «сухой» закон не помешал спиваться в центре Москвы! Нет ничего удивительного в том, что В.Брюсов до конца сохранял интеллект. Известно, что деградацию интеллекта барбитураты могут вызвать за год злоупотребления, алкоголь за 2-5 лет, а препараты опия, вызывая изменения психики, «не трогают» интеллект и морфинисты, в общем, сохраняют контроль за ситуацией. Но, конечно, морфин разрушал В.Брюсова. Потеря массы тела, облик старше своих лет, бледность, потеря многих зубов, снижение иммунитета - известно, что из-за интоксикации В.Брюсов в последние годы жизни часто болел. Но в тоже время его жизнь, по крайней мере, внешне, не превратилась в постоянные поиски наркотика, он все-таки стремился придать ей хоть какой-то смысл… И все же, все же, как считают наркологи, опиомания – болезнь смертельная. Опасность смерти заложена не столько в самой болезни (как это бывает, например, при алкоголизме и злоупотреблении снотворными) сколько в соматоневрологических, психических (депрессия) осложнениях и сопутствующих ей обстоятельствах. Не случайно мнение современника Брюсова, который думал, что поэт покончил с собой. «Быть может, в конце концов, так и было бы, если бы смерть сама не предупредила его…
…Летом 1924 года Брюсов был в Коктебеле, у М.Волошина. Там его увидел Андрей Белый, который не без изумления, написал: «…передо мной прошел новый Брюсов: седой и сгорбленный старик, неуверенно бредущий по берегу моря и с подозрением поглядывающий на солнце; меня поразили его худоба, его хилость и кашель мучительный, прерывающий его речь…». Сам Брюсов, крайне тягостно перенесший долгий путь в Крым, в первый же день, во время экскурсии на Карадаг, попал под дождь и простудился. Кашель, который был у него постоянно уже много лет, усилился, и появились боли в левой руке (той, куда он делал инъекции морфия?). Местный доктор поставил ему диагноз неврита и назначил хинин, компрессы, аспирин и салициловую мазь Боль была очень интенсивная и Брюсов боялся из-за этого выехать в Москву(!?) Настроение его тоже оставляло желать много лучшего.»…лежу и плачу»,-пишет он родственнику. С большим трудом он вернулся в Москву, больным, по свидетельству современников и скоро слег с «крупозным и ползучим воспалением легких вместе с плевритом». Все время болезни у Брюсова была лихорадка: «…Валерий Яковлевич жаловался, что температура и связанные с нею бреды, мешают ему собраться с мыслями и потому просил жаропонижающего». Ясно, что лечение тогда было совершенно беспомощным, хотя к Брюсову приглашали лучших московских врачей, профессоров М.П.Кончаловского, В.Д.Шервинского и Е.Е.Фромгольда. Постоянно поэта лечили врач Старо-Екатеринской больницы Матвей Борисович Розенблюм и хирург Юрий Александрович Рихтер (1899-1971). М.П.Кончаловский позже говорил: «Я застал Валерия Яковлевича уже в безнадежном состоянии. Крупозное воспаление, которым он заболел за неделю до приглашения меня, осложнилась плевритом. Эта болезнь при организме, надорванном нервной жизнью, протекала чрезвычайно тяжело. В.Я. Брюсов к тому же ранее болел туберкулезом. Он,правда. Был залечен, но все же оставил в его организме тяжелые разрушения. Врачами, лечившими его в течение последней болезни, было все сделано для сохранения жизни поэта….Была сделана попытка бороться с плевритом путем проколов, но экссудат был густой и операция плевриту рассосаться не помогла….Последние сутки он реагировал на впечатления уже слабо, но все же не терял сознания…». А вот мнение В.Д.Шервинского: «В.Я. Брюсов заболел около двух недель назад острым воспалением легкого диплокококкового характера, причем очень скоро к этому присоединилось геморрагическое экссудативное воспаление плевры, через несколько дней было констатировано скопление воздуха над экссудатом, правда, в небольшом количестве. Есть основание предполагать, что покойный страдал хроническим туберкулезом легких, кроме того у покойного было изменение сосудов в смысле склероза с увеличением сердца…Нервная система Валерия Яковлевича точно так же была в ненормальном состоянии вследствие многолетнего влияния различных наркотических веществ. Болезнь, начавшись очень остро, протекала с большими колебаниями, то стихая и давая надежду на благоприятный исход, то снова обостряясь от возникновения воспаления в новых местах легких. Несмотря на все это, сердце держалось относительно удовлетворительно, но в конце-концов организм…не выдержал все нараставшей токсемии и Валерий Яковлевич скончался в тихой агонии и уже в бессознательном состоянии…». Примечательно, что последними словами В.Брюсова были: «Мои стихи…»
Лечащие врачи В.Я.Брюсова:
Василий Дмитриевич Шервинский (1850-1941) выдающийся терапевт и патолог, основоположник отечественной эндокринологии. В 1869 г. Василий Шервинский поступил на медицинский факультет Московского университета. По его окончании в 1873 г. состоял помощником прозектора при кафедре патологической анатомии университета. В 1879 г. за диссертацию: "О жировой эмболии" был удостоен степени доктора медицины.В.Д. Шервинский также служил прозектором и ординатором в Екатерининской и других московских больницах, санитарным врачом. Много внимания В.Д. Шервинский уделял заболеваниям «закрытых желез», под которыми в то время понимали железы внутренней секреции, изучал осложнения, которые возникают при зобе больших размеров в результате сдавливания трахеи, пищевода, блуждающего нерва. С 1884 г. Василий Дмитриевич - профессор кафедры патологической анатомии, с 1894 г. - кафедры частной патологии и терапии Московского университета. Он читал лекции по таким заболеваниям эндокринной системы, как базедова болезнь, микседема и Аддисонова болезнь. В 1899-1907 гг. возглавлял факультетскую терапевтическую клинику, при которой открылся первый в Москве рентгеновский кабинет. Вместе со своим преемником профессором Л.Е. Голубининым создал школу терапевтов (М.П. Кончаловский, Е.Е. Фромгольд и др.). С 1896 по 1899 гг. В.Д. Шервинский был основателем и первым директором общей клинической («Алексеевской») амбулатории, которая предназначалась для изучения и лечения внутренних болезней.После 1917 г. В.Д. Шервинский - член Ученого медицинского совета при Наркомате здравоохранения РСФСР. С 1919 г. руководил лабораторией, с 1923-го - Институтом органотерапевтических препаратов, в 1925-1929 гг. - Институтом экспериментальной эндокринологии. В 1928 г. ему было присвоено звание Заслуженного деятеля РСФСР.В.Д. Шервинский с 1882 г. был председателем Московского собрания врачей, с 1899-го - председателем Московского терапевтического общества, до 1931 г. избирался председателем ряда съездов Всесоюзного терапевтического общества, был одним из учредителей Пироговского общества, основателем Московского эндокринологического общества (1925). По его инициативе в 1919 г. в Москве открылась Центральная медицинская библиотека.
Максим Петрович Кончаловский , в то время уже профессор, заведующий госпитальной терапевтической клиникой Высших женских курсов (в будующем – Второй медицинский институт имени Н.И.Пирогова). Кончаловский был тогда в «моде» - он лечил видного большевика Ю.Стеклова, анархиста, князя П.Кропоткина, патриарха Тихона, К.С.Станиславского и многих известных актеров. Величественный и импозантный и, он олицетворял само понятие «профессор» в глазах больных. Кстати говоря, в Н.С.Михалкове есть что-то от М.П.Кончаловского, хотя он лишь брат деда Михалкова – П.П.Кончаловского. Егор Егорович Фромгольд (Georg Wilhelm Rudolf Fromhold,1881-1942) – терапевт, профессор. Происходил из купеческой семьи прибалтийских немцев. Окончил медицинский факультет Московского университета (1905), работал в факультетской терапевтической клинике под руководством В. Д. Шервинского и Л. Е. Голубинина; стажировался за рубежом в клиниках Ф. Крауса, К. Венкебаха и др. и в химических лабораториях. С 1920 - профессор кафедры врачебной диагностики, с 1924 г. - заведующий новой кафедрой пропедевтики внутренних болезней 1-го МГУ (ныне ММА им. Сеченова). В 1920-30-х гг. - один из ведущих московских терапевтов. Развивал клинико-экспериментальное направление исследований, с привлечением методов химии, физики, математики, по проблемам обмена веществ и эндокринных заболеваний (нарушения пигментного обмена и патогенез желтухи, сахарный диабет, базедова болезнь). Был арестован (как немец и потенциальный шпион) в 1941 году, умер в лагере в 1942.
Е.Е.Фромгольд (слева) и М.П.Кончаловский
Можно предположить, чем лечили В.Я.Брюсова. Что вообще могла предложить медицина того времени для лечения пневмонии? Хинин в инъекциях, аутогемотерапию по схеме: 5,0-10,0-15,0 через день-два, банки, которые любил назначать еще Г.А.Захарьин, кровопускание, 20% раствор камфоры через два часа, наперстянка, кислород из подушки… Московские извозчики говорили, когда их посылали в аптеку за кислородной подушкой: «Теперь за попом пошлют»…К атеисту В.Брюсову священника не пригласили. Без покаяния ушел…
… Кажется, что сейчас вал наркотических и алкогольных стимулов накрыл киношный и шоу мир, целиком, как спортивный – допинг. Видимо, человечество вместе с содержимым кишечника уже все из себя выжало, и бредовые фильмы и книги требуют для своего появления иного психического состояния (о таланте и речь не идет!) Как в спорте – прыгнул лишь на сантиметр выше, а визгу на весь мир, да и прыгнул-то, «уколовшись». Любопытен утренний актерский «рецепт: «Коньяку – 100 гр., «Холлс» под язык и «Нафтизин» в…глаза! Поехали сниматься! М.Нордау писал о психологии творчества, Ч.Ломброзо – о психопатологии, а теперь пришла пора говорить о наркологии творчества , хотя В.Брюсов, при вечном стремлении стать первым, здесь не был пионером!
Н.Ларинский, 25.11.11