Калининградская область, сайтов: 50, персон: 75.
Актуально

Детская стоматология без боли

Почему дети боятся лечить зубки? Ответ очевиден: из-за страха, что стоматолог может сделать больно. Эта проблема давно известна и врачам, и родителям. Однако не всегда бывает понимание того, что вопрос гораздо глубже, чем кажется. 


2020-01-25 Автор: admin Комментариев: 0
Публикация

«Я тело износил на горестных дорогах…»

История болезни Андрея Платонова

Три вещи меня поразили в жизни — дальняя дорога в
скромном русском поле, ветер и любовь.
Андрей Платонов

Истинного себя я никогда никому не показывал
и едва ли когда покажу.
Андрей Платонов

Мне страшно, что я неизвестность, мне жалко, что я не огонь.
Александр Введенский

В свое время великий американский терапевт У. Ослер провел весьма наглядную параллель между восприимчивостью к туберкулезу и древней притчей о сеятеле. «Иное семя упало при дороге, и налетели птицы и поклевали его» — это те палочки, которые широко распространены вне организма, большее число их гибнет. «Другое семя упало на места каменистые» — это те палочки, которые попадают ко многим из нас, не производя никакого действия или вызывая лишь незначительный фокус воспаления: «как не имело корня, засохло». «Иное семя упало в терние, и выросло терние и заглушило его» это случаи латентного или активного туберкулеза, которые нашли благоприятную почву и стали развиваться, но встретили противодействие со стороны «терний», т. е. защитных сил организма, которые одержали верх в борьбе. «Иное семя упало на добрую землю и принесло плод во сто крат» (У. Ослер, 1928) сюда относятся миллионы умерших и умирающих от туберкулеза, у которых «почва оказалась благоприятной, а защитительные силы слабыми». Был среди них и выдающийся российский писатель Андрей Платонов…

В 90-х годах на нас обрушился шквал литературы, скрытой до той поры. Что-то сразу было жадно прочитано и стало настольным, а что-то оказалось не «гладким», шероховатым, тревожным и даже депрессивным. Читать эти книги можно было только один раз, и хватит. Тяжело, темно, безысходно… Таким оказался для меня Платонов. Талантливо, но перечитать не хочется.

Его жизненный сценарий был очень схож с биографией М. А. Булгакова: на обоих обратил пристальное внимание И. В. Сталин, но Булгаков говорил с ним и о чем-то просил, а Платонов только писал и оправдывался, обоих критики в пух и прах, обоих не сажали, но и не печатали, и наконец, оба тяжело болели и умерли почти в одном возрасте. Булгакову, правда, повезло больше: он нашел свою аудиторию хотя бы после смерти, а Платонов нет. В 80-х годах, когда Платонов «вернулся» к нам, в биографиях гонимых писателей настойчиво отыскивались факты (часто апокрифические), которые должны были подчеркивать их гениальность и затравленность. Такие факты находились у М. Булгакова, нашлись они и у А. Платонова: он якобы был писателем-самородком, далеким от книжной премудрости, заразился туберкулезом, поцеловав умершего сына (?!), а в конце жизни работал дворником в Литературном институте, поскольку других источников средствсуществования не имел… А на деле оказывается, что Платонов был хорошо знаком с работами З. Фрейда, О. Шпенглера, О. Вейнингера, В. Ключевского, Т. Карлейля, М. Монтеня, К. Леонтьева и хорошо знал произведения Д. Свифта, Л. Толстого, Ф. Достоевского. Дворником он не был, а вот туберкулез, туберкулез действительно был…

Итак, Андрей Платонов. Он родился 16 (28) августа 1899 г. в Воронеже, в семье Платона Фирсовича Климентова (18701952) и Марии Васильевны, урожденной Лобочихиной (18751929). Андрей в качестве фамилии взял имя отца, как было принято у крестьян («Андрей, Платонов сын»). «Я с детства знал по отцу, что такое пьяный мастеровой человек — это невыносимо, говорят. Но я люблю пьяных людей, это искреннее племя», — напишет Платонов позднее. Но пьяный или не пьяный, а отец скончался в 82 года  и на год пережил своего талантливого сына, а вот мать умерла в 54 года. В семье было восемь детей, один умер младенцем, брат Дмитрий и сестра Надежда стали жертвами жуткой трагедии: они поехали в двадцатых годах в пионерский лагерь и вместе с пионервожатыми, учителями и другими подростками (21 человек) насмерть отравились… грибами! Мертвецкая местной больницы была завалена трупами… Вот такая российская традиция: тогда грибами дети травились, а сейчас от менингита погибают! Вскоре после этой трагедии Андрей Платонов женился на Марии Александровне Кашинцевой (19031983). Наверняка по мнению жены это был мезальянс: у Платонова было «нисшее», как он сам писал, образование, а М. Кашинцева закончила гимназию в Петербурге и сменила в Воронеже несколько факультетов местного университета, но самое главное он был сыном вчерашнего крестьянина, а она вела свою родословную от князей Шереметьевых. Примечательно, что в начале их совместной жизни А. Платонов написал:

«Баю-баю, Машенька,
Тихое сердечко,
Проживешь ты страшненько
И сгоришь, как свечка…»

На самом деле «страшненько» прожили они оба, сгорел как свечка на тридцать лет раньше жены он сам… Горячей любви, по крайней мере с ее стороны, видимо, не было. В письмах А. Платонова достаточно тому свидетельств.7 ноября 1922 года у них родился сын, названный в честь деда Платоном. Вот так и получилось, что начало семейной жизни совпало у Платонова с рождением сына и трагической смертью двух близких людей.

Интересно, что к моменту знакомства двадцатилетнего А. Платонова с женой у него уже было, по ее словам, больше 200 публикаций. Но пока это лишь графоманский зуд! Сначала Андрея исключают из партии, потом он бросает совпартшколу, но, несмотря на это, его назначают «главным мелиоратором» Воронежской губернии. Биограф характеризует Платонова как идеалиста, мечтателя, утописта со стойким, мужественным и терпеливым характером. «Писатель, состоявшийся не вопреки либо независимо от социализма, а благодаря ему, входил в литературу сильным, крепким, уверенным в себе и своих силах человеком, входил как власть имеющий» (А. Варламов, 2011). «Эфирный тракт», «Родина электричества», «Ямская слобода», «Епифанские шлюзы», «Песчаная учительница», «Город Градов» и «Сокровенный человек» первые шедевры Платонова. Но пока большевики не спохватились! Да уж, чего стоил, например, такой пассаж писателя: «Мастеровой воевал, а чиновник победил». Карьера Платонова по мелиоративной и профсоюзной части резко обрушилась, и почти одновременно с этим в Ленинграде тяжело заболел его сын (1929 г.). У него были последовательно корь, скарлатина, дифтерия (?!) и как осложнение одной из двух первых болезней мастоидитом, который закончился трепанацией сосцевидного отростка. До конца жизни у сына Платонова были проблемы с ухом. Сам Андрей в это время как будто ничем серьезным не болел, но было нечто непонятное. Он пишет жене (конец 20-х гг.):«Два дня назад я пережил большой ужас. Проснувшись ночью (у меня неудобная жесткая кровать) — ночь слабо светилась поздней луной, — я увидел за столом у печки, где обычно сижу я, самого себя. Это не ужас, Маша, а нечто более серьезное. Лежа в постели, я увидел, как за столом сидел тоже я и, полуулыбаясь, быстро писал. Причем то «я», которое писало, ни разу не подняло головы, и я не увидел у него своих слез. Когда я хотел вскочить или крикнуть, то ничего во мне не послушалось. Я перевел глаза в окно, но увидел там обычное смутное ночное небо. Глянув на прежнее место, себя я там не заметил. В первый раз я посмотрел на себя живого — с неясной и двусмысленной улыбкой, в бесцветном ночном сумраке. До сих пор я не могу отделаться от этого видения, и жуткое предчувствие не оставляет меня. Есть много поразительного на свете. Но это — больше всякого чуда… Мне кажется, что с той ночи, когда я увидел себя, что-то должно измениться. Главное — это не сон…» Что это? «Доппельгангер», «двойник», который приходил к Э. Гофману и Ф. Кафке? «Черный человек», как у С. Есенина? Богатое писательское воображение? Непонятно. Во всяком случае, А. Платонов производил впечатление человека со здоровой психикой, если учесть тяжесть ударов судьбы, которые сыпались на него до самого конца. Временами, правда, его пером словно водил дьявол. То в «Епифанских шлюзах» у него палач‑гомосексуалист насилует главного героя до смерти. То один персонаж режет колбасу на крышке гроба умершей жены, а другой, показывая большевистскую выдержку, не ходит в сортир три дня, а затем справляет нужду в штаны, и дерьмо начинает вылезать у него из-под галстука, то девочка просит принести ей бренные останки матери и начинает перебирать их, как детали конструктора «Лего»! Не говоря уже о поголовном убийстве всех буржуев, мрачных фантасмагорий у Платонова хоть отбавляй. Что там кокаиновый наркоман С. Кинг, ему чертей и положено видеть, а тут ужасы свои, природные, натуральные, российские! Но Сталин обратил неблагосклонное внимание на А. Платонова вовсе не поэтому. Прочитав повесть-хронику «Впрок» Иосиф Виссарионович оставил на страницах пометки в адрес автора: «Дурак», «Пошляк», «Балаганщик», «Беззубый остряк», «Это не русский, а какой-то тарабарский язык», «Болван», «Подлец», «Да, дурак и пошляк новой жизни», «Мерзавец; таковы, значит, непосредственные руководители колхозного движения, кадры колхозов?! Подлец». После такого «рецензирования» А. Платонову оставалось только ожидать «веселенького визита» к себе сотрудников СПО ОГПУ СССР и в лучшем случае, как писал П. Васильев, вскоре увидеть «волчьи изумруды в нелюдимом северном краю». Ан нет, обошлось, но с той поры печатали его мало, а чего он только ни писал: романы и повести, рассказы и эссе, утопии и рецензии, пьесы и сценарии, даже редактировал сказки. Был литконсультантом, инженером и сотрудником треста «Метровес» в Москве, автором нескольких изобретений: «Устройства для поддержания напряжения в сети постоянным при переменном числе оборотов генератора», «Приспособления для подвода электрического тока к электрическому нагревательному элементу», «Компенсационного устройства к весам, у которых вес тела уравновешивается электромагнитной силой», «Прибора для нанесения плана по данным тахиметрической съемки», «Дальномера», «Шариковой шестерни». Как рецензент кого он только ни «смазывал по морде походя»: А. Грина и М. Пришвина, Л. Кассиля и И. Эренбурга, Л. Соловьева (автора «Повести о Ходже Насреддине») и К. Паустовского. Он не любил и классиков Чехова и Зощенко! Примечательно, Э. Хемингуэй называл Платонова своим учителем, говорил о том, что он учился у него! Но в советской литературе Платонов был изгоем.

…Самая большая трагедия у Платонова случилась в 1936 году, когда за участие в краже его сын получил условный срок. Избалованный родителями, особенно матерью, это был «писательский» сынок наподобие Максима Пешкова или Георгия Эфрона, которого, кстати, тоже обвиняли в воровстве. Ничему толком не учившийся, зато рано узнавший московские рестораны, взбалмошный, «трудный подросток», не раз сбегавший из дома, он решил вместе с приятелем «развести на деньги» корреспондента «Франкфуртер Альгемайне» Германа Перцгена, аккредитованного в Москве. НКВД представило его как резидента немецкой разведки, а Платон Платонов и его друг, некий Игорь Архипов, стало быть, пытались установить с ним контакты и попутно убить советских вождей, а П. Платонов еще вербовал своих товарищей в немецкие сети! Платон был арестован 4 мая 1938 г., а 23 сентября 1938 г. Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила пятнадцатилетнего П. Платонова к 10-ти годам тюремного заключения с поражением в политических правах на 5 лет и конфискацией всего лично ему принадлежавшего имущества по статьям 58–1а (измена Родине), 17–58–8 (соучастие в террористическом акте) и 58–11 (контрреволюционная организационная деятельность) УК РСФСР, а И. Архипов 15 сентября 1938 года после 20-минутного заседания суда был расстрелян. Сына Платонова спасло лишь то, что ему было пятнадцать лет! А. Платонов начал хлопотать о его освобождении, писал Сталину. 4 сентября 1940 г. в связи с протестом прокурора СССР на приговор Военной коллегии по вновь открывшимся обстоятельствам («преступление Платонова было совершено, когда ему было 15 лет» «следствием не установлено, что в к-р организацию входит 11 человек, и, как показал Платонов, он сам сфантазировал эту версию») П. Платонов был этапирован из Норильлага и помещен в Бутырскую тюрьму. В результате дополнительного расследования обвинения по статьям 58–1а, 17–58–8 и 58–11 были отменены, дело было переквалифицировано по ст. 58–10 (контрреволюционная пропаганда и агитация). 26 октября 1940 г. Особое совещание при НКВД СССР постановило зачесть в наказание срок предварительного заключения. П. Платонов был освобожден из-под стражи. То ли в лагере, то ли позже, в эвакуации в Уфе, он заразился туберкулезом. «Из лагеря Платон вернулся внешне здоровым. Но ему пришлось ездить на открытых платформах, он простудился и заболел. Поднялась температура. Врача не было, только фельдшер из ссыльных немцев. Платон получил повестку в военкомат. Я отвезла в Караганду справку, выданную фельдшером. Потом Платон проходил медкомиссию при военкомате. На лошади отвезли в туберкулезный диспансер в Караганду, выяснилось, что у него туберкулез второй стадии. От армии его освободили», — пишет современница. Болезнь развивалась быстро. Летом 1942 года А. Платонову удалось с помощью А. Фадеева устроить сына в санаторий, но лечение не помогло. В Москву младший Платонов вернулся, но счастья она ему не принесла, хотя отец так страстно этого счастья желал. «Моему сыну Платону — во время тяжкой войны, во время твоей тяжкой болезни — в знак нашей надежды на победу и твою долгую счастливую жизнь, — более счастливую, чем она прошла у отца. — Отец. Москва. 10.11.42», — написал Платонов на экземпляре вышедшей в издательстве «Молодая гвардия» книги «Одухотворенные люди». Положение больного было настолько плохо, что отца вызвали домой, прервав командировку на Калининский фронт.

…А между тем тогда же, в ноябре, у умирающего П. Платонова родился сын. И когда Платон умирал, «попросил мать и отца поцеловать его в губы. И вот так тихо умер. Может, с этого начался у Андрея туберкулез? ...Он заразился туберкулезом от своего несчастного умирающего сына — в каком-то безумии целовал его в губы», — написал один из биографов. Однако версия о том, что именно от умирающего сына заразился Платонов туберкулезом, одними историками подтверждается, а другими оспаривается. «За театром Красной Армии была больница, где Тоша лежал, зимой 43-го года меня вызвали врачи: „Мария Александровна, забирайте его, он умрет“. Машины не было, Соболев дал мне бензину, я привезла Тошеньку домой и телеграммой вызвала Платонова с фронта», — рассказывала мемуаристу жена писателя. «Вдруг начинала сердиться: „Почему он написал, что сын умер на его руках?! Он умер на моих руках. Я сидела около него, мы говорили — и вдруг он мне сказал: „Мама, я сейчас тихо-тихо усну“ — и стал холодеть, я закричала, быстро вошел Андрей, я повалилась перед Тошенькой на колени и стала целовать всего его… Похоронили Тошу — и на другой день Платонов улетел на фронт». «Говорят, что Платонов заразился туберкулезом от сына, но Мария Александровна резко и непреклонно отвергает это. „Ничего подобного. Заболел на фронте“», — привел суждение вдовы писателя современник. Для анамнеза болезни А. Платонова это принципиально важно: разница между предполагаемыми моментами заражения составляет почти два года. Что такое два года для нелеченого «злого» туберкулеза в то время? Ситуация, «когда диагноз готов, но, к сожалению, готов и приговор»! Поразительно, что в наше время еще произносятся вот такие «здравицы»: «Благодаря заботе Партии и Правительства о здоровье личного состава Советской Армии заболеваемость туберкулезом среди военнослужащих снизилась к концу войны почти в 2 раза по сравнению с первым годом, в то время как в первую мировую войну заболеваемость туберкулезом все время нарастала» (Ю. П. Чугаев, 2012). На самом деле все было гораздо хуже: в первый год войны больные легочным туберкулезом среди всех заболевших военнослужащих составляли 6,6%, в первом полугодии 1942 года уже 15,4%, в 1943 г. 22,1%, в победном 1944 года 20%. В 1943 г. 34% туберкулезных больных умерло, в части было выписано только 4,1%, годными к нестроевой службе признали 3,3%. Примечательно, что 72% больных до призыва считали себя здоровыми (1943), а 25% прослужили в армии только полгода. Смерть наступала спустя несколько месяцев после выявления в мокроте микобактерий ТБК. В первый год войны туберкулез был причиной смерти 39,9% всех умерших терапевтических больных, в 1942 уже 50%, в 1943 44%, причем 40% умерших составили лица старше 50 лет. На 1 место по причине смерти вышел фиброзно-кавернозный туберкулез, второе занимал гематогенно-диссеминированный (В. В. Чернуха, 2013). Ясно, что шансов у А. Платонова заразиться туберкулезом и в армии было предостаточно. Еще перед войной французские фтизиатры приводили наблюдения, когда каверна образовывалась на вторые сутки после заражения! И в благополучных европейских армиях случаи массового заражения туберкулезом были (а они старались призывать только лиц с отрицательной реакцией на туберкулин), а в Красную Армию в начале войны брали всех без разбора. Хотя врачи знали и о другом: «Внешний вид цветущего здоровья не исключает активного туберкулеза» (М. И. Мастбаум,1941). Но важнее было в случае А. Платонова другое: «Глубокие переживания только тогда могут перевести, например, латентный туберкулез в активное состояние, когда все подготовлено предыдущим развитием скрыто протекающей болезни. …незаметная сенсибилизация туберкулезного очага немыми инфекциями играет большую роль в подготовке эффекта эмоционального разряда». Эта мысль принадлежит тому же замечательному клиницисту М. И. Мастбауму. Да, собственно, об этом говорил еще в начале XIX века гениальный Лаэннек, ничего не зная ни о туберкулезной палочке, ни о сенсибилизации, ни о психосоматике. А переживания у Платонова были, да еще какие. «Временами я тут заболеваю каким-то психическим расстройством: оно заключается в том, что голова моя начинает самостоятельно думать какие-то ненужные бредовые мысли, и я не могу овладеть своим сознанием», — писал он жене из армии. Вся предшествующая нелегкая жизнь Платонова и продолжавшаяся в СССР эпидемия туберкулеза (он во время разъездов по убогой и нищей российской глубинке с кем только ни общался, а 4% сельского населения в России было поражено открытой формой туберкулеза еще в начале XX века) давали повод для реинфицирования (вряд ли это было первичное заболевание у 45-летнего человека!) и возникновения латентного туберкулеза. Смерть сына стала финальным этапом, но все-таки заболел А. Платонов через полтора года после этого. Судя по воспоминаниям современников, в первой половине 1944 года он перенес брюшной тиф, а летом того же года получил контузию на фоне охлаждения. Возникла пневмония, но не простая… «Легочный туберкулез взрослого начинается под видом пневмонического очага различной величины и формы (от вишни до ломтя хлеба) под ключицей — у ворот легкого — редко в нижней доле. А после образования каверны инфекция по бронхиальному дереву распространяется по всему легкому. Для начального ТБК характерна локализация очага в верхних отделах и односторонность поражения». Для врачей тогда это была аксиома, да и образование каверны у Платонова себя ждать не заставило уже в конце лета он (зная о бацилловыделении) стал избегать близких контактов с сослуживцами. В 1944 году он вернулся домой, а 11 октября родилась его дочь Мария (19442005). В начале 1945 года Платонов находился в санатории в Гурзуфе. Ну какой был санаторий в только что освобожденном Крыму и какое климатолечение возможно в гнилую тамошнюю зиму? Примечательно, что из армии его демобилизовали только через год, а сентябре-октябре 1945 года снова направили в санаторий, на этот раз в Ялту. Ф. Левин вспоминал, как его жена отправилась вскоре после войны в туберкулезный диспансер, чтобы сделать рентгеновский снимок дочери.

«Внезапно кто-то взял у нее снимок из рук. Она с недоумением подняла голову, перед ней стоял Андрей Платонов. Он внимательно посмотрел пленку, вернул ее и сказал: „Все хорошо, идите отсюда, не надо вам сюда ходить, кругом туберкулезные, мы все заразные”. И стал настойчиво подталкивать жену и девочку к выходу. Сам он в это время уже был болен туберкулезом…». «В конце войны его привезли с фронта на носилках, с кавернами в легких, с неизлечимым туберкулезом и сбросили на диван, с которого он все реже вставал, иногда выходил во двор, медленно ходил тут чужим чахоточным мастеровым среди студентов», — писал со слов вдовы Платонова мемуарист. Согласно легенде, Платонова консультировал заведующий кафедрой туберкулеза II ММИ, директор Московского туберкулезного института профессор Владимир Львович Эйнис (18901979), автор известного метода перкуссии ключиц на вдохе и выдохе для выявления туберкулеза легочных верхушек. Осматривал его и известный специалист по коллапсотерапии, московский фтизиатр Евсей Маркович Аспиз (18771968). По каким-то причинам искусственный пневмоторакс Платонову накладывать не стали (плевральные спайки?), хотя именно при кавернозном туберкулезе коллапсотерапия давала хорошие результаты, если не возникало осложнение в виде пневмоплеврита с серозным или гнойно-серозным выпотом. Его бесконечные посещения 1-го противотуберкулезного диспансера г. Москвы и «лечение» в санатории «Высокие горы», входившем в структуру ЦНИИ туберкулеза, ничего не давали, но как раз в это время появилось средство, которое всем представлялось панацеей от туберкулеза, стрептомицин. И началась почти детективная история поиска А. Платоновым этого препарата. В СССР он еще не выпускался, и раздобыть его могли немногие счастливцы. Известно несколько историй таких поисков, увенчавшихся спасением больных. В начале 1946 года диагноз «туберкулез гортани» был поставлен известному советскому химику, профессору, потом члену-корреспонденту АН СССР К. П. Лавровскому  (18981972). Другой наш химический корифей, академик Н. Д. Зелинский через своих американских друзей раздобыл стрептомицин, и в мае 1946 года Лавровского начали им лечить. И успешно: академик прожил после этого еще тридцать шесть лет. В это же время в Москве заболевает туберкулезным менингитом Ирина Цукерман — дочь Вениамина Цукермана, советского физика-теоретика, основателя отечественной импульсной рентгенографии, создателя оригинальной рентгенотехники, начальника отдела КБ-11. Она попадает в инфекционную клинику (зав. — проф. Д. Д. Лебедев) на базе Детской городской клинической больницы № 1 в Москве.По инициативе отца она получила заочную консультацию доктора Хиншоу (клиника братьев Мэйо), и по его рекомендации девочке применили стрептомицин, который вводился проф. Я. А. Росиным (Институт физиологии АН СССР, руководитель акад. Л. С. Штерн). По просьбе родителей Ирины 1 грамм стрептомицина отдал ей профессор Лавровский, а Зельман Ваксман после всяческих перипетий привез тайком для нее из США 30 граммов препарата. Ирине Цукерман начали вводить стрептомицин субокципитально, и через 11 месяцев лечения она выздоровела, но оглохла (Б. Л. Альтшулер, 2006). В больнице было открыто отделение для лечения туберкулезного менингита, и к 1948 году в Москве было уже несколько сотен детей, спасенных от менингита именно стрептомицином (Д. С. Футер и соавт., 2004). Заболевшего тяжелым туберкулезом студента одного из московских институтов Б. Варданяна удалось спасти при помощи стрептомицина, достать который помогла его однокашница, дочка всесильного наркома здравоохранения СССР Е. И. Смирнова (А. В. Трубецкой, 1997). Л. Ахеджакова рассказывала, что она писала И. В. Сталину и просила помочь достать стрептомицин для ее мамы и тети, и товарищ Сталин помог! Г. П. Вишневская пишет о своей истории: «Тогдa только что появился стрептомицин, но в aптекaх его не продaвaли — нужно было достaвaть нa черном рынке зa бешеные деньги. Врaчи скaзaли, что можно попробовaть инъекции стрептомицинa, хотя вряд ли поможет. Мы решили пробовaть все, что можно, все существующие лекaрствa. …из Москвы приезжaл спекулянт и привозил мaленькие флaкончики по 30 рублей зa грaмм — моя концертнaя стaвкa. А мне нужно было 120 г, т. е. 3 600 рублей. А где их взять, когдa я не рaботaю? А если бы рaботaлa, то нужно спеть 120 концертов! Нaчaли продaвaть вещи. Тaм нaчaли мне делaть инъекции стрептомицинa по двa рaзa в день. Он был тогдa плохо очищенным, уколы поэтому — стрaшно болезненные. Когдa мне сделaли последний, 120-й укол, нa мне живого местa не было — все тело в синякaх и опухолях: лекaрство плохо рaссaсывaлось. Мне повезло, что у меня к нему не было aллергии. Он и спaс мне жизнь…» (Г. П. Вишневская, 1994). У Платонова не было ни знакомых такого уровня ни денег: его не печатали, и семья существовала на жалованье жены. Конечно, знакомые пытались помочь: ездили в Министерство здравоохранения и пробовали достать препарат через бывавших за границей. Советский стрептомицин начали выпускать в промышленных, а не экспериментальных масштабах только в 1950 г. Тогда считалось, что для излечения от туберкулеза больной должен получить 120 г препарата 10 месяцев по три инъекции в неделю (из-за сильной болезненности тогда практиковалось введение препарата в 1‑процентном растворе пирамидона (амидопирина)). Если пациенту везло, то он не терял слух. Неизвестно, сколько инъекций получил А. Платонов, но чуда не произошло. Почему? Есть версия, о которой говорит только один из мемуаристов В. П. Некрасов. Он утверждает, что у А. Платонова был еще и туберкулез гортани. Вполне вероятно. Туберкулез гортани в то время очень часто осложнял течение открытых форм туберкулеза легких. Это понятно: инфицированная мокрота, проходя через гортань, поражает и ее. Спутагенный, «мокротный» путь заражения. Во времена Чехова туберкулез гортани был приговором. У пациентов были сильные боли, они не могли глотать, быстро истощались и погибали. Тяжесть поражения гортани была индикатором тяжести легочного процесса. Тогда объясняется и фатальное течение болезни у А. Платонова. Массивный двухсторонний легочный (милиарный диссеминированный или деструктивный) туберкулезный процесс и поражение гортани это сочетание уже само по себе крайне тяжелое. Судя по воспоминаниям вдовы писателя, у него было и кровохарканье, и легочное кровотечение.

Парадоксально, но факт: тяжелая болезнь спасла А. Платонова от ареста. Невеселый выбор: умереть в лагере от голода или дома, на диване, от туберкулеза! Вышло все по упомянутой притче: «семя упало на добрую землю и принесло плод во сто крат». Этот-то «плод» убил и А. Платонова, и его сына и во всем мире убивал по двадцать миллионов человек в год. Убивает и сейчас, хотя и не так повально.

«Человек по Платонову — немое горе вселенной. Жизнь истратилась на страдания и истощилась нищетой. Нелюдимый и нелюбимый, он просто как бы исчез из виду, а там и совсем умер. Его смерть была логическим выходом из абсурдной ситуации».

P. S. …Справедливости ради замечу, что бесталанный, но успешный «по жизни» недруг Платонова, «выдающийся советский писатель» П. А. Павленко (18991951) умер от туберкулеза в том же году. Видимо, не все решают в жизни деньги и связи. Но о Платонове, по крайней мере, спорят филологи, а кто сейчас вспомнит о писаниях Павленко?

Николай Ларинский, 2013


2013-07-05 Автор: Larinsky_N.E. Комментариев: 3 Источник: UZRF
Комментарии пользователей

Анна

Хорошая статья.

Дата: 2017-09-16 22:04:22

Ответить

Мария Дмитриевна Воейкова

Случайно нашла эту статью - очень понравилось. Много сведений, все по делу, очень интересно. Спасибо

Дата: 2015-04-18 22:36:09

Ответить

nic

Петр Андреевич павленко был настоящим любимцнм Сталина: четыре Сталинских премии I степени чего-то стоят. Мать Павленко умерла от туберкулеза вскоре после его рождения, а сам он тяжко заболел уже во время войны и с 1945 года жил в Крыму, а сначала лечился у того же В.Л.Эйниса в ЦНИИ туберкулеза. Поразительно, уж для него то через аптеку Лечсанупра Кремля раздобыли бы все, что тогда существовало и стрептомицин и ПАСК, это был номенклатурный работник уровня А.А.Фадеева. Но что-то не сложилось. При всей успешности Павленко, его книги забыли сразу после смерти Сталина, когда перестали о нем бормотать, как о "талантливейшем прозаике и сценаристе сталинской эпохи".

Дата: 2013-07-09 09:03:48

Ответить

Оставить комментарий:

Имя:*
E-mail:
Комментарий:*
 я человек
 Ставя отметку, я даю свое согласие на обработку моих персональных данных в соответствии с законом №152-ФЗ
«О персональных данных» от 27.07.2006 и принимаю условия Пользовательского соглашения
Логин: Пароль: Войти