Как я живу полноценной жизнью с диабетом первого типа

На сегодняшний день около 420 миллионов человек на планете живут с диагнозом «сахарный диабет». Как известно, он бывает двух типов. Сахарный диабет первого типа распространен менее, им страдают около 10 % от общего количества диабетиков, в том числе и я.

---

«Имев несчастье…»

Душевнобольные люди очень часто сохраняют свободу суждения, но теряют свободу выбора…

В. Х. Кандинский

Я испытал обильнейшие и разнороднейшие галлюцинации во всех чувствах…

В. Х. Кандинский

Большую роль играет, конечно, наследственное предрасположение…

Э. Блейер

История болезни выдающегося психиатра второй половины XIX века В. Х. Кандинского иной раз представляется как наглядная иллюстрация концепции Ч. Ломброзо о гениальности и помешательстве. Сюда притягивается и биография его дальнего родственника, знаменитого абстракциониста В. В. Кандинского, но без серьезного подкрепления. Однако несомненно, что у В. Х. Кандинского был и большой талант, и серьезная болезнь, приведшая к трагическому финалу.

1. «Впервые фамилия Кандинских встречается в Якутске…»

Виктор Кандинский родился в с. Бьянкине Нерчинского уезда Забайкальской губернии 24 марта 1849 г. в семье «почетного  гражданина I-й гильдии купецкого внука Хрисанфа Иосафова Кандинского и законной его жены, Августы Апполоновны». Он был правнуком известного сибирского купца-миллионера Хрисанфа Петровича Кандинского, державшего в руках всю торговлю на знаменитых Нерчинских заводах. Любопытно, что, начав с кражи церковной утвари, разбоя на больших дорогах и каторги, предки Кандинского выбились в купцы первой гильдии, стали почетными гражданами и коммерции советниками! Интересно, брили ли они голову (по каторжному обычаю)? Предки психиатра промышляли ростовщичеством, подкупая всегда падких на деньги российских чиновников, пока знаменитый генерал‑губернатор Сибири Н. Н. Муравьев-Забайкальский не положил конец процветанию этой семьи.

В начале 60-х гг. XIX века В. Кандинский оказался в Москве и поступил в четвертый класс III московской гимназии, одной из лучших в те времена. Он окончил гимназический курс в 1867 году, имея четыре отличных оценки (Закон божий, русский язык, география, история) и все остальные — хорошие. Вопреки семейной традиции он выбрал профессию врача (только его племянник Иван стал врачом) и поступил на медицинский факультет Московского университета. Виктор Кандинский вынужден был из-за внезапного разорения семьи вести жизнь студента-разночинца, а не сынка богатых родителей. Среди университетских учителей Кандинского были: зоолог А. П. Богданов, гистофизиолог и бактериолог А. И. Бабухин, терапевт Г. А. Захарьин, ученик выдающегося немецкого интерниста и психиатра Вильгельма Гризингера невролог и психиатр А. Я. Кожевников. Кандинский начал врачебную практику как интернист (терапевт). Он стал сверхштатным, затем штатным ординатором Временной (Второй Градской) больницы в Москве, в которой он служил до 1876 г. За этот период он опубликовал 31 сообщение (описание казуистики) в «Медицинском обозрении». Работ, относящихся к психиатрии, в это время он публикует всего три. Кандинский стал одним из основателей и секретарем Московского медицинского общества, а в 1876 г. оформился на службу во Второй черноморский флот для участия в русско-турецкой войне. В. Х. Кандинский стал младшим судовым врачом Королевского высочества герцога Эдинбургского экипажа.

2. «В походах и делах против неприятеля находился…»

В. Кандинский год прослужил в Морском госпитале, после чего 6 января 1877 года был командирован на пароход «Великий князь Константин». Именно здесь впервые и проявилась его болезнь. Судном командовал тогда старший лейтенант, а позднее адмирал С. О. Макаров. Во время боя с турецкими кораблями батумского рейда Макаров приказал спустить катера, один из которых, «Чесма», подвел под одно из турецких судов мину, но взрыва не последовало. А ожидавший, как и все, взрыва молодой врач Кандинский вдруг бросился за борт и попытался утопиться! Его спасли, и выхаживавшая его сестра милосердия стала женой Кандинского. Это был не просто приступ естественной у невоенного человека паники, не психогения, не реактивный психоз, а дебют эндогенной болезни, т. е. проявление притаившегося врожденного заболевания… 13 мая 1878 г. его списали с корабля и 8 июня поместили в Николаевский военный госпиталь в Санкт-Петербурге, в отделение для душевнобольных. Позднее он описал свою болезнь в монографии «О псевдогаллюцинациях», выведя себя под фамилией Долинин. В. Х. Кандинский пишет, что у него возникли слуховые галлюцинации, причем он считал, что какие-то силы воздействуют на него извне путем «психической индукции».

Отвлечемся от хронологии и упомянем о наследственности в семье Кандинского. В семье дяди Х. Х. Кандинского, отличавшегося многими странностями, одна из дочерей была ученицей О. Родена, сын учился в Академии художеств, затем в Париже. Среди родственников Кандинского были музыканты и художники (в советское время был известен заслуженный деятель искусств РСФСР, народный художник Якутской АССР В. А. Кандинский). С другой стороны, двоюродная сестра Кандинского Мария Ксенофонтовна провела около 30 лет в Доме призрения душевнобольных в Петербурге. Она страдала параноидной формой шизофрении, сопровождавшейся стойким эротическим бредом, разорванностью речи с симптомом монолога и периодическим тяжелым психомоторным возбуждением. В том же Доме призрения душевнобольных содержалась Анна Христофоровна Кандинская, которая страдала идеями воздействия, «чужими мыслями». Был психически нездоров и другой родственник психиатра, которого он вывел в работе «О псевдогаллюцинациях» под именем Александра Мелехина…

3. «Состояние его здоровья представляет значительные колебания…»

В. Х. Кандинский на протяжении жизни не страдал серьезными соматическими заболеваниями, не имел вредных привычек, в его характере не отмечалось существенных колебаний. Его жизнь была правильной, он был чрезвычайно трудоспособен, безукоризненно относился к своим обязанностям. Знакомые характеризовали его как страстно увлекающегося ученого, человека полностью самоотверженного и самоотреченного, отзывчивого, скромного и доброго, имевшего стройное мировоззрение. На таком фоне болезнь выглядела как нечто совсем чуждое, привнесенное извне, а не живущее внутри.

Приступ болезни, в 1883 году, возник на фоне напряженной умственной работы. Если первому приступу предшествовали «злоупотребления спиртными напитками,… впрочем, в размерах, обыкновенных для людей военных», то перед вторым Кандинский провел на себе эксперимент с приемом экстракта конопли или опия. Во время этого приступа у Кандинского возникли бредовые идеи преследования, величия и внешнего воздействия. Происходило прямое мысленное общение и индукция бреда, прямая и обратная открытость мыслей, насильственная речь и другие, как их называют психиатры, речедвигательные феномены. Особенно богатой была палитра галлюцинаций, псевдогаллюцинаций и образного фантазирования. Галлюцинации были во всем спектре: слуховые, зрительные, обонятельные, общего чувства, музыкальные, аутоскопические, сливавшиеся в образный и чувственный бред и расстройства сознания, которые сам Кандинский описал как онейроидное состояние. Он переживал сменявшие одна другую сцены фантастического характера: катастрофы, превращения, гибель. Мало того, он иллюзорно толковал и то, что происходило на самом деле. Любопытно, что Кандинский сохранял воспоминания о своих ощущениях в онейроидном состоянии, хотя и с некоторыми пробелами.

С мая 1877 г. по май 1879 г. Кандинский перенес два приступа психоза с четырехмесячной ремиссией. В марте 1883 г. развился еще один приступ болезни, и Кандинского наблюдал в домашних условиях главный врач Петербургской психиатрической больницы Николая Чудотворца Оттон Антонович Чечотт, а с 16 марта Кандинский оказался в том же Доме призрения, где позднее были и его родственницы. Этот приступ прошел быстрее, чем предыдущий. Казалось, что все закончилось, но приступы болезни повторялись и позже, хотя без госпитализации.

В августе 1887 г. выдающийся российский психиатр С. С. Корсаков встретил в Крыму В. Х. Кандинского, который пожаловался, что временами у него бывает тоска. Он поставил себе диагноз «галлюцинаторный, первично бредовый синдром (галлюцинаторная паранойя)». В. Х. Кандинский считал свою болезнь «первичным умопомешательством» и критиковал врачей, которые настаивали на диагнозе меланхолии (депрессии). В. Х. Кандинский считал, что первичный бред с последующими обильными и разнообразными галлюцинациями несовместим с меланхолией. Он полагал, что для тоски у него есть объективные причины: изменившиеся обстоятельства жизни, разлука с близкими, осознание болезни и боязнь слабоумия. Известно, что эндогенная депрессия очевидных причин не имеет. Картина его болезни укладывалась в выделенную им же «идеофрению» — прообраз позднее описанной Э. Блейером шизофрении, а точнее —  периодической шизофрении. У него, конечно, были глубокие светлые промежутки, но они наступали не сразу после приступа болезни: по месяцу и дольше держались слуховые галлюцинации.

После дебюта болезни В. Х. Кандинский написал работу «К вопросу о галлюцинациях» (июнь 1880 г.). Примечательно, что, как это часто бывает на выходе из депрессии у него усиливалась тяга к самоубийству. Обычно этого удавалось избежать благодаря тщательному надзору, но в 1889 г. никого рядом не оказалось. Кандинский взял из больничного шкафа пузырек с опием и по возвращении домой принял смертельную дозу. Он стал описывать свои ощущения, и последними словами его были: «Я не могу больше писать потому, что я не вижу больше ясно. Света! Света!»…

Тема гениальности и помешательства в случае В. Х. Кандинского прослеживается с полной очевидностью. Так было, например, и в случае М. А. Врубеля, который имел похожую картину страдания, но в минуты просветления, находясь в различных психиатрических клиниках, смог нарисовать портреты доктора Ф. А. Усольцева и В. Я. Брюсова, написать «Азраила» и «Жемчужину». А французский математик Андре Блох (André Bloch, 1893–1948), зверски убивший брата, дядю и тетку и помещенный пожизненно в клинику Мезон-де-Кларентон в Париже, написал блестящие работы по алгебраическому анализу, теории чисел и геометрии и даже статью по теории приливов. Еще один пример — американский военный врач Уильям Минор (William Chester Minor, 1834–1920). Он был частым гостем публичных домов, и после одного из таких визитов стал утверждать, что его изнасиловали во время сна. Доктор выследил псевдонасильника, некоего Джорджа Меррета, у которого было шестеро детей и беременная жена, и смертельно ранил его. После этого Минор был признан невменяемым и помещен в психиатрическую лечебницу в Бродмуре (ее подобием является нынешний институт им. В. П. Сербского в России), где посвятил себя… составлению Оксфордского словаря английского языка! При повторном обострении в 1902 году у него возник бред, во время которого стало мерещиться, что неведомая сила перенесла его в Стамбул и принудила заниматься сексом с маленькими мальчиками, вследствие чего он отрезал себе детородный орган… Уже после этого ему поставили диагноз «шизофрения», и к работе над словарем он уже не вернулся. Но никого из этих знаменитых сумасшедших, кроме  В. Х. Кандинского, не волновали проблемы своей и чужой психики. Было у него и другое отличие от Блоха и Минора: его агрессия была направлена не на других, а на самого себя — как, впрочем, и у М. А. Врубеля.

4. «Но жить тебе было тяжело…»

Течение болезни В. Х. Кандинского и беспомощность тогдашней психиатрии связаны. Психиатрия того времени была наукой феноменологической, описательной, а уж лечить тогдашние душеведы не умели ничего или назначали, как при белой горячке, лекарство «три С»: снотворное, сердечное, смирительная рубашка… В. Х. Кандинский, кстати говоря, был одно время пациентом клиники Александра Яковлевича Фрея, где так же безуспешно лечился и затем покончил с собой Всеволод Гаршин. Но была одна особенность: болезнь Кандинского имела длительные и глубокие ремиссии, во время которых он мог продуктивно функционировать. С 1881 г. он был ординатором, затем старшим ординатором психиатрической больницы Николая Чудотворца и издал монографию «Общепонятные психиатрические этюды», перевел книгу Л. Ландуа, написал популярный философский этюд и издал одну работу в Германии. Он был действительным членом Петербургского общества психиатров, делегатом и секретарем I съезда психиатров России. В. Х. Кандинский был автором 25 работ по психиатрии, судебной психиатрии, философии, 42 рефератов, 10 рецензий, он неоднократно выступал на заседаниях Московского и Петербургского психиатрических обществ. Его монография «О псевдогаллюцинациях» была удостоена премии имени А. А. Филиппова (уже после смерти автора). В. Х. Кандинский перевел работу Т. Мейнерта «Механика душевной деятельности» и книгу В. Вундта «Основания физиологической психологии».

… Болезнь, безусловно, не только прервала его работу, но и лишила нормальной семейной жизни. 1 сентября 1878 г., сразу после первого приступа болезни, он вступил в брак с Елизаветой Карловной Фреймут, которая, как уже говорилось, была сестрой милосердия. Она стала свидетелем всех приступов его болезни. Детей у них не было (психически больной не должен иметь детей, в этом твердо были убеждены оба). Через год после самоубийства Кандинского Е. К. Фреймут-Кандинская тоже покончила с собой, успев за свой счет издать его работу «О псевдогаллюцинациях».

В. Х. Кандинский многого не успел: не стал доктором медицины, не увидел многих своих работ напечатанными, не получил должной оценки своего бесспорного врачебного таланта и научных достижений. После смерти он оказался довольно быстро забыт. Мрачная ирония состоит в том, что его имя вернулось в историю отечественной психиатрии в 1952 году, на волне борьбы с «космополитизмом и низкопоклонством перед Западом». Общепризнанной его заслугой среди прочих заслуг считается то, что он различал психотические и непсихотические формы расстройства психической деятельности. Это было особенно важным тогда, когда он выступал в роли психиатра‑эксперта (проблема вменяемости). Он одним из первых отметил динамику психопатий (задолго до П. Б. Ганнушкина). В. Х. Кандинскому повезло в том, что он работал практическим психиатром под руководством выдающегося психиатра позапрошлого века профессора И. П. Мержеевского. Примечательно, что Кандинский, начав работать в качестве врача, шел от внутренней медицины к психиатрии (как В. Гризингер, например). Это объясняет его стремление к точно сформулированному диагнозу болезни, что в психиатрии непросто: воспаление легких — это всегда воспаление, а психоз может быть и при шизофрении, и при многих других страданиях, да при той же пневмонии, наконец! Можно долго рассуждать о связи таланта и болезни Кандинского, но невозможно не согласиться со словами биографа выдающегося отечественного психиатра: «Какую нужно было иметь любовь к науке, чтобы после приступа заболевания, зная терапевтическую беспомощность своего времени, все же „неудержимо стремиться“ к постановке самоэкспериментов, к изучению сложной проблемы галлюцинаций»…

Николай Ларинский, 2003–2015

---

Оставить комментарий:

Имя:*

E-mail:

Комментарий:*

 я человек

 Ставя отметку, я даю свое согласие на обработку моих персональных данных в соответствии с законом №152-ФЗ
«О персональных данных» от 27.07.2006 и принимаю условия Пользовательского соглашения