Актуально

«127 часов» по-рязански, или вопреки диагнозам

В 2011 году на экраны вышел художественный фильм режиссера Дэнни Бойла «127 часов». В его основу легла подлинная история альпиниста Арона Ралстона, который в 2003 году провел в горной расщелине почти шесть дней после того, как его руку придавило трехсоткилограммовым камнем. Он сумел выбраться, самостоятельно ампутировав себе руку, и прошел много миль под палящим солнцем. Он блуждал по пустыне до тех пор, пока не наткнулся на туристов, которые вызвали спасательный вертолет. Американец стал символом героизма в горах.


2017-05-26 Автор: admin Комментариев: 0 Источник: uzrf
Публикация

Николай Ларинский.«Я родился в камыше. Как мышь… »

Гений и безумство. Как порой эфемерна черта, проведённая между двумя этими понятиями. А впрочем, вряд ли кто-то станет спорить, что самые яркие и творческие люди всегда выставляют напоказ свою яркую сущность. Чего больше в этом эпатаже, действительного безумства или желание чувствовать себя свободным?

Замечательную подборку биографических фактов, посвящённую неординарному поэту Даниилу Хармсу, предлагает известный врач и современный публицист Николай Ларинский.

 

Фадеев, Калдеев и Пепермалдеев
однажды гуляли в дремучем лесу.
Фадеев в цилиндре,Калдеев в перчатках,
а Пепермалдеев с ключом на носу.

Над ними по воздуху сокол катался
в скрипучей тележке с высокой дугой.
Фадеев смеялся, Калдеев чесался,
А Пепермалдеев лягался ногой.

Но вдруг неожиданно воздух надулся
И вылетел в небо горяч и горюч.
Фадеев подпрыгнул, Калдеев согнулся,
А Пепермалдеев схватился за ключ…
Д.Хармс,1930

Мы к трибуне подойдем,
Подойдем,
Мы к трибуне подойдем
С самого утра,
Чтобы крикнуть раньше всех,
Раньше всех,
Чтобы крикнуть раньше всех
Сталину «ура»!
Д.Хармс, 1939

Честно говоря, бесконечное повторение в течение последних двадцати лет в разных контекстах словосочетания «Сталин - НКВД», «НКВД-Сталин» осточертело, по крайней мере, мне! Любопытно только то, что «кремлевский горец» опять на устах, при том, что абсолютное большинство людей, которым было двадцать, когда он умер, находятся уже или в «ином когнитивном измерении», или на подступах к маразму, и о «порядке при Сталине» хлопочут те, кто и зачат-то был после XX съезда! И вот биографию Хармса можно рассматривать как иллюстрацию к той эпохе, когда «…текли, куда надо каналы, и в конце, куда надо – впадали»! Естественно, иллюстрацию для тех, кто знает его хотя бы по хрестоматийным «Несчастная кошка» или «Иван Топорыжкин», не говоря уже о двухтомнике. Не уверен, что таких читателей много, но все же…

Даниил Хармс так описывал «историю» своего рождения: «Папа так разбушевался, что акушерка принявшая меня, растерялась и начала запихивать меня обратно, откуда я только что вылез…но, правда, как потом выяснилось , запихать-то запихали, да второпях не туда…Пришлось вызывать опытного доктора. Опытный доктор осмотрел родительницу и руками развел, однако все же сообразил и дал родительнице хорошую порцию английской соли. Родительницу пронесло, и таким образом я вторично вышел на свет». Ну как к этому относится? К сожалению, многие подобные писания, принимаемые всерьез, с одной стороны ни с какого боку не вписывались в «социалистический реализм», а с другой работали на образ «городского сумасшедшего», который в буквальном смысле Хармса погубил…

Даниил Ювачев (таково его настоящее имя) родился 30 декабря 1905 года в семье Ивана Павловича Ювачева (1860-1940 ) и Надежды Ивановны, урожденной Колюбакиной (1869-1929). Иван Ювачев был личностью неординарной и интересной. Родился в семье дворцового полотера, в 1874 г. окончил Петербургское Владимирское уездное училище, затем учился на штурманском отделении Технического училища Морского ведомства в Кронштадте, стал мичманом и в 1878 году участвовал в штурме Батума во время русско-турецкой войны. Не известно, какя нелегкая его дернула, но он «ушел в революцию» и злоумышлял на убийство наследника-цесаревича. Уже учась в Петербургской морской академии 9какую карьеру мог бы сделать!) был арестован, осужден по известному «процессу 14-ти», но в отличие от подельников Рогачева и Штромберга не был повешен, а получил «всего лишь» пятнадцать лет каторги! Просидев четыре года в Шлиссельбурге, Ювачев переродился…в глубоко верующего, религиозного человека. Поневоле вспомнишь Достоевского: Широк русский человек! Надо бы сузить». Ювачев даже попытался сделать новый перевод Евангелия и выбрал себе псевдоним «Миролюбов», но когда ему предложили постричься в монахи (какая пропагандистская акция для власти!), но он отказался. В 1887 году его отправили на Сахалин, а в следующем году он(все-таки штурман!) стал заведовать метеорологической станцией. Посетивший Сахалин А.П.Чехов в «Острове Сахалин» написал о нем несколько строк. Ювачев стал прототипом героя его «Рассказа неизвестного человека. В 1899 г. Ювачеву, который вел себя смирно, вернули гражданские права. О Сахалине он оставил воспоминания. После этого он совершил паломничество в Палестину, о котором тоже написал. Ювачев был избран членом-корреспондентом Главной физической обсерватории Императорской Академии наук. Он был близко знаком с М.Волошиным.

…В январе 1904 года в семье Ювачевых родился первый сын Павел, умерший спустя месяц, а в 1905 году - Даниил (древнееврейское-«Мой судья-господь» ). Его крестили в церкви Пресвятой Богородицы. Потом в семье родились дочь Елизавета (1909-1992) и Наталья (1912-1917). Примечательно, что уже в раннем детстве Даниил приобщился к православию . Он был способным в детстве, в четыре года научился читать, всем подаркам предпочитал книги. Но что примечательно, он уже в детстве стал конструировать и пытаться создавать некие, не имеющие никакого практического смысла «сооружения». Что он всю оставшуюся жизнь и продолжал делать. Но образование он получил весьма неплохое, сначала его учила немецкому языку учительница – немка, а отец учил английскому. В шесть лет он уже очень грамотно писал, в десять поступил в знаменитую «Петришуле» - Главное немецкое училище Св. Петра в Петрограде. В одиннадцать он начал сочинять. Октябрьский переворот перечеркнул возможный «жизненный сценарий» Хармса: в 14 лет он идет работать «подручным монтера» в Барачной больнице им. С.П.Боткина, куда мать устроилась кастеляншей. Ювачевы,как и семья Достоевского, жили в одном из больничных зданий.. В 1921 или 22 году Даниил Ювачев берет себе псевдоним (правда, еще непонятно, зачем) и становится Хармсом.

Получив паспорт, он ухитрился вписать в него (?!) рядом с фамилией Ювачев Хармс. Что было основой псевдонима: учительница немецкого Елизавета Хармсен, Шерлок Холмс, английское harm- вред, ущерб, (но по английски звучит «чармс»), а по французски – шармс. Уже в шестнадцать лет Хармс продолжает учиться, но уже в советской школе в Детском Селе, директором которой была его тетка и крестная мать. Уже в это время он отличался от других учеников: «На нем все было выдержано в бежево-коричневых тонах- клетчатый пиджат, рубашка с галстуком, брюки гольф, длинные клетчатые носки и желтые туфли на толстой подошве». Во рту – небольшая трубка, на животе – идущая к жилетному карману часовая цепочка. Ну ,прямо «мистер Смит с Бобкин-стрит»!  И попутно- сочиненный каламбур : «задам по задам за дам»! Уже тогда проявилась его тяга к абсурду, к игре в «словесную чепуху» и любовь к поэзии, но не классической, а авангардной. В 1924 году он стал студентом Первого Лениградского электротехникума (в институт его бы не приняли, мать была из дворянской семьи). И почти сразу он начинает выступать в разных местах с чтением своих и (чаще пока еще) чужих стихов. Скверянин, Гумилев (?), Ахматова, Маяковский, Есенин, Хлеников и др., но явно предпочитает футуристов. Кроме эго- и кубофутуристов, его интересовали имажинистские опыты Есенина «Изба-старуха челюстью порога жует пахучий мякиш тишины» и т.д.   Близкие этого не понимали, на что Хармс ответил (отцу) эпиграммой:

 

 

«Мои стихи тебе папаша

Напоминают просто кашель.

Твои стих не спорю много выше

Но для меня он шишел вышел».


Есть такое понятие «заумь». Оно пошло от Велемира Хлебникова, который говорил, что «Заумный язык- значит находящийся за пределами разума». Вот такой «заумью», которой писали Крученых, Хлебников и Бурлюк, начал интересоваться и Хармс. Для будущего «монтера Дани», пардон «электротехника Хармса» это было по тем временам – круто! Не поняв, что время не то, он в 1924 г. ходил по Невскому проспекту ночью вместе с приятелями в цилиндрах, держа под мышкой валики от дивана. То его видели в странной кофте с со странным цветком, прикрепленном сзади, то с нарисованными на лице кругами, крестами и морщинами. Реакция публики не заставила себя ждать: «Безумец…футурист…сбежал из сумасшедшего дома»., то он целый час сидит на верхушке дерева, а поскольку мальчик то уже был большой, то сомнения в психическом здоровье его у зрителей, конечно, возникало…»Когда он шел, на него все оглядывались. Из бокового кармана пальто выглядывала голова маленькой комнатной собачки.Эта деталь воспринималась как органическая часть его странного облика». Если бы все ограничивалось такими странностями, то это еще пол-беды, но Хармс совершал поступки, кажется не очень задумываясь над последствиями. В 1928 году он женился на дочери известного деятеля Александра Иоселевича, который был близок к Троцкому, на сестрек Эстер, Любови Иоселевич был женат известный троцкист Виктор Серж. Звезда Троцкого к тому времени уже закатилась, но всевидящий Сталин внимательно заботился о его сторонниках и в 1936 году вся семья (Александр успел помереть своей смертью) была арестована. Эстер упекли в лагерь, где она в Магадане через год умерла . Женитьба на дочери врага народа ничего хорошего к судьбе Хармса не добавило…

…Электротехникум Хармсу закончить не удалось. Он пропускал занятия, игнорировал общественную работу и не подходил к классу (рабочему) …физиологически! В начале 1926 года его учеба завершилась, а творчество только началось. Он стал посещать Ленинградское отделение союза поэтов, где его внимание привлекли не «классики» Кузьмин, Клюев, Рождественский и Тихонов а…поэт-заумник А.В.Труфанов. И черт его нанес на Хармса, которого он вовсе сбил с толку своей идеей о том, что «Народ поэзию звуков ставит выше поэзии мыслей».. Он был автором бредовой книги «К зауми». Вот любопытно и сейчас встречаешь в Константинове людей разного возраста, с «горящим взором» и часто с улыбкой полуидиота, продающих изданные за собственный счет тиражом с воробьиный нос книжечки совершенно графоманских стихов. Как они надоели! Было бы что сказать, кроме воспоминаний о босоногом и косноязычном детстве, перешедшем в дебильную юность, но ведь пишут, и конца этому не видно. Туфанов был еще круче Хлебникова. Человек нелепого вида, с длинными волосами, в пенсне, в бархатном камзоле и жабо ( а жена в сарафане и кокошнике!)- замечательная пара городских сумасшедших. И человеку почти исполнилось пятьдесят! Он называл себя еще и «Председателем Земного Шара»!. Исключение разума из творчества, словесный автоматизм, очень напоминающий «творчество» больных шизофренией- вот опусы Туфанова: «Мама Няма аманя Гахи глели на меня» и т.д.

Ну и ладно бы, пиши бред, наслаждайся его чтением, но нет, Туфанов создает «Орден заумников», куда вошли он сам, Е.Вигилянский, И.Терентьев Марков, Черный, Богаевский, Александр Введенский и Д.Хармс. Это дало Хармсу и нечто положительное, не получив классического образования, он стал компенсировать это полиглотством, поскольку его наставник Туфанов даже в силу профессии (он был самый известный корректор в Ленинграде, а корректоры – «механически» образованные люди). Хармс беспорядочно и много читает: литературоведение, футуристов, имажинистов, классику, книги на немецком языке. В 1926 году его приняли в Союз поэтов. На смерть Есенина Хармс откликнулся стихотворением «Вьюшка смерть» (он представлял, что Есенин повесился на вьюшке – печной заслонке. В это время он и Введенский выходят из-под влияния Туфанова и они создают группу «Левый фланг» Вскоре они познакомились с начинающим Н.Заболоцким. Бывали они в гостях у Хармса, жилище которого напоминало квартиру А.Ремизова: «Проволоки и пружины тянулись в разных направлениях, на них висели, дрожали и переплетались какие-то коробочки, чертики, символы и эмблемы, и все это менялось по мере появления новых аттракционов. Было много книг-Библия на древне-еврейском, огромная толстенная книга «Черная магия», какие-тостарые манускрипты». Почти как квартира, где поселились Воланд и его свита! Один из очевидцев пишет, что на настольной лампе Хармса висела надпись : «Здесь убивают детей»! Интересно, а за чей счет были все эти шалости: Хармсу 21 год, он нигде не работает, у него нет профессии, за чей счет банкет, спрашивается?
…В 1926 году Хармс поступает на Высшие государственные курсы искусствоведения при Государственном институте истории искусств и они с А.Введенским начинают писать пьесу, Хармс начинает заниматься йогой, джиу-джитсу и гимнастикой, читает о Талмуде и каббале в перемежку с книгами по теории шахмат и книгами по оккультизму. Можно только представить весь этот винегрет. Именно это психиатры называют «метафизической интоксикацией». Но куда страшнее было то, что под влиянием А.Введенского Хармс начал нюхать эфир и злоупотребляет эти в течение четырех месяцев, успевая еще в промежутках напиваться. Удивительно, что ни еще слушают лекции Трауберга и Козинцева, Эйхебаума и Тынянова. Стихи ему пока приходится выпускать в «самоиздате». Они продолжают заниматься литературными эскападами, пока не раздается «первый звонок»: весной 1927 года по политическому обвинению был арестован и отправлен в лагерь близкий знакомый Хармса, режиссер Г.Кацман, но «чинари», как называли себя Хармс со - товарищи еще ничего не поняли…Десятилетие Октябрьского переворота обозначило поворот к единовластию Сталина и быстрой ликвидации относительной свободы творчества. А вместе с НЭПом ушла и возможность использовать частные издательства для выпуска книг. Не скрываемый Хармсом и его друзьями авангардизм не только не шел «в ногу» с руководящей линией, но и мог рассматриваться уже как почти контрреволюция. Не случайна «проработка» Хармса «товарищем из ГПУ» после чтения стихов Гумилева. Правда, все ограничилось только словесной выволочкой и «соответствующим предупреждением»…В это же время Хармс встретился с И.Приблудным, малоталантливым эпигоном Есенина, который еще в 1925 году стал внештатным сотрудником ОГПУ… По совету одного мудрого человека, которого, однако, его мудрость от лагеря не спасла группа Хармса убирает из своего названия термин «левый» и становится «Объединением реального искусства»- «Обэриутами2 («е» на «э2 заменили по предложению Хармса). Их не напугал арест хорошо с ними знакомого К.Малевича (правда,его быстро выпустили) и другие тревожные явления. Что это было, коллективный психоз, индуцированная неадекватность, но ведь не понимали то все!
…В конце 20-х у Хармса умирает мать, а вскоре его призывают на военные сборы. Это не было службой, но он также оказался «физиологически несовместим» с «армейским коллективом», как и с студентами электротехникума…

 

У Хармса никогда не было денег (как и устойчивого источника существования) и он отважился начать писать для детей, поскольку его «взрослая заумь» мало кого интересовала. В то время Ленинград стал центром детской поэзии, благодаря тому, что там жили Самуил Маршак и Николай Олейников, благодаря тому что там выходил журнал «Еж». Как бы то ни было, возникшая с тех пор репутация детского поэта и по сей день сохраняется за Хармсом. «Хорек», «Иван Иваныч Самовар», «Почему»,. «Иван Топорыжкин», рассказ« Озорная пробка» - вот только некоторые детские шедевры Хармса. В начале тридцатых его практически не издают и публичные выступления «обэриутов» уже становятся невозможными. Прорваться в «большую» советскую или зарубежную литературу не получилось… Его имя, как и имена его товарищей публично звучат только в критической форме, а в 1931 году произошла катастрофа…

…Накануне Нового года, 10 декабря 1931 года в Ленинграде были арестованы Туфанов, Введенский, Хармс , Ираклий Андронников и некоторые другие. В квартире Хармса произвели обыск. Что там рассчитывали найти: бомбу, миномет, листовки, непонятно. Были изъяты рукописи, мистическая литература и т.д. Обвинение было «подрасстрельным»: участие в антисоветской группировке литераторов. Любопытно, что Андронникова уже через две недели выпустили за «недоказанностью». Так что в отношении блестящего рассказчика и имитатора, над рассказами которого мы в свое время хохотали, есть целая масса вопросов, ответа на которые уже не получишь… Но на самом деле, донесли на друзей другие люди. «Портные» из ГПУ «шили» белыми нитками дело т.н. «детского сектора Госиздата». Не вдаваясь в подробности скажу, что сказанного (добровольно, его не били!) на допросах Хармсом было достаточно для расстрела, но его осудили по ст. 58 п.10 на три года концлагеря, но все кончилось высылкой в Курск. Работы нет, денег, нет, начался голод и проблемы со здоровьем. Речь даже шла о туберкулезе легких (ему ставили диагнозы «плеврит»,»неврастения» и «верхушечный туберкулез2». Пока он не попал к местному светилу - главному врачу туберкулезного диспансера в Курске, врачу с «тончайшим слухом» И.Б.Шейндельсу, немцу по национальности. Тот был не только талантливым врачом, но и хорошим человеком. Он снял диагноз туберкулеза, который поставил себе Хармс, испорченный термометр которого постоянно показывал 37,8 0 С , а устойчивый субфебрилитет рассматривался тогда как несомненный признак чахотки… Уехав из Курска Хармс еще какое то время переписывается с Шейндельсом. То что Хармс писал в курске, представляет интерес только для литературоведов, но хорошо, что вообще что-то писал. Среди многочисленных странностей Хармса было «коллекционирование» необычных людей. Современник писал, что этих людей отличал а сумасшедшинка, это были люди типа Нико Пирасманишвили, люди не от мира сего или явно психически больные. Один из таких знакомых Хармса два раза в год госпитализировался в психиатрическую больницу., другой был «хохочущим идиотом», третий третий обожал рисовать кошачье и собачье дерьмо и т.д. «Даниил Иванович тянулся (к ним-Н.Л.), потому что в собственной психике знал и чувствовал сдвиги, решительно отличающие поэта от мира так называемых нормальных, то есть попросту нетворческих людей…Только в отличие от (них-Н.Л.) , которыми владело безумие, Даниил Иванович сам владел и своим безумием, умел управлять им и поставил его на службу своему искусству». И при этом он проявлял какое-то детское простодушие в решении жизненно важных вопросов, получении карточек на хлеб, например и т.д.  В октябре 1932 года Хармс вернулся в Ленинград и даже был восстановлен в Союзе писателей. Он возвращается к прежнему образу жизни и прежнему безденежью. Его жизнь ,кроме «пирушек нищих»,была прервана неприятным событием -в апреле 1933 года он заболел паратифом. Примечательно, что творческий импульс Хармса, сильно понизившийся  после ссылки, не возродился и после выздоровления от тяжелой, а тогда и потенциально смертельной болезни…  

 

 

Вообще, читая биографию Хармса, невольно обращаешь внимание на то, что прекрасно понимая его «странность». «необычность», «неотмирность» многие вольно или невольно эту странность поддерживали. Вот, например, история с «вестниками». Возьмите его рассказ «О том, как меня посетили вестники». Сразу вспоминаются идеи Эрнста Амадея Гофмана о двойнике , Гоголя с его «Портретом» и т.д. Чего там больше, писательской фантазии или признаков психопатологии? Чем закончил Гофман – алкогольным психозом, Гоголь – «mania religiosa». Манифестированным МДП. Насколько «странным» был Хармс, что-бы это не могло бросаться в глаза окружающим? Его неспособность к какой-либо работе, еще более странный с возрастом вид: «…кепка жокея, короткая куртка, галифе и краги. На пальце – огромное кольцо с печатью…» И это в 1938 году! А его отношение к старикам и детям: называть ребенка «гнидой», его неприязненное: «Но подождите, сволочи, я вам обдеру еще уши!» Правильно сказано, что в окружении Хармса обращение к нравственности и морали было признаком откровенной пошлости. Они были такие независимые, такие современные, такие авангардные1 Тогда откуда же у Хармса прямо-таки средневековая вера в приметы: падение иконы со стены, наличие в номере билета цифры «6», встреча с горбуном на улице, разбитая чашка – все это были «вестники несчастья». И эффект не заставлял себя ждать: упала икона – внезапно умер знакомый Хармса, выдающийся хирург Иван Иванович Греков, за ним последовал молодой К.Вагинов, больной туберкулезом. Поразительно, что при всем этом Хармса отправляют читать стихи для детей в пионерские лагеря! Воистину : «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью!»

Примечательно, что при совершенно дегенеративной внешности и всяческими «закидонами» Хармс пользовался успехом у женщин. После развода с Эстер Русаковой он женился на Марине Малич, которая, по ее словам, происходила из княжеской семьи Голициных (а вы думали из семьи Федора Сидорова?) Только князья! Тут началась такая поддержка бредоподобным идеям, только держись! Надо косу отрезать («чтобы волос в суп не попал»!) и Малич безропотно ее режет под корень, надо голодать с ним – пожалуйста… В этом странном мире, все – даже похороны, превращалось в какую-то дикую игру: умерший К.малевич лежит в белой рубахе, черных брюках и красных туфлях в «супрематическом гробу», а рядом стоит Хармс со стихотворением в руках:

«Пе - чернильница слов твоих.

Трр  - желание твое.

Агалтон – тощая память твоя.

Ей, Казимир! Где твой стол?

Якобы нет его и желание твое – трр». И т.д.

 

А в это время Хармс, опубликовавший всего шесть стихотворений, задолжал всем знакомым около тысячи рублей, без всяких шансов их когда-нибудь отдать… Ясно, что в 1937 году нп Хармса и Введенского с их заумью обрушилась уничтожающая критика (при том, что на них, естественно велось «наблюдательное производство НКВД»)… Кризис в семье, вечера где было «много водки и пива», беспорядочные романы с сестрой Введенского и…кузиной М.Малич, попытка ее самоубийства, уход, возвращение, молитвы Хармса, перемежающиеся пьянством, продажа его единственной ценной вещи, часов «Павел Буре», подарка матери за 200 рублей. Любопытно признание Хармса: «Меня интересует только «чушь»; только то, что не имеет никакого практического смысла. Меня интересует жизнь только в своем нелепом проявлении». Мораль,гигиеничность, нравственность, геройство, пафос, удаль вот ненавистные для Хармса понятия. Весело, нечего сказать! Но посмотрите список любимых писателей Хармса: Гоголь, Прутков.  Мейеринк, Гамсун, Эвард Лир, Льюис Кэрролл. Все, в той или иной мере представители абсурдизма! Финал творчества Хармса- повесть «Старуха». Почитайте, впечатляет своей бредовостью.

 

…Существует версия, что в 1939 году, якобы предвидя возможный призыв в армию, Хармс решил прикинуться психически больным. Когда-то один из его странных друзей посоветовал ему лечь в больницу, а на вопрос, что там же надо иметь признаки болезни, сказал, что надо зайти к доктору и сказать: «Ты – врач, а я – грач» и дело сделано. Но Хармс якобы стал готовиться к госпитализации как бухгалтер Берлага, он начал читать журнал «Психоаналитик унд психолоджик», книги по психиатрии, выписывать синдромологию и т.д. Литфонд помогает ему устроиться в стационар. Надо думать, что там работали не дети и фактически Хармс пршел психиатрическую экспертизу. Невозможно сомневаться, что врачи не знали об интересе «органов» к писателю и никто не стал бы спасать без вины виноватого. За время госпитализации у Хармса : «…были отмечены бредовые идеи изобретательства, отношения и преследования, считает свои мысли «открытыми и наружными», если не носит вокруг головы повязки или ленты. Проявлял страх перед людьми, имел навязчивые движения и повторял услышанное. Выписан без изменения». Причем вся экспертиза продолжалась шесть дней! Как только началась Великая Отечественная война Хармса второй раз подвергли экспертизе, подтвердили диагноз и определили вторую группу инвалидности. Это продлило ему жизнь ненадолго. В августе 1941 года по доносу одной из знакомых его арестовали, снова подвергли экспертизе, причем в ней принимал участи проректор, затем ректор I –го Ленинградского медицинского института, заведующий кафедрой психиатрии , первый ректор Красноярского медицинского института , основатель отечественной психомоторики, соавтор известного учебника психиатрии  Николай Иванович Озерецкий( 1893-1955).

 

Известнейший и авторитетный психиатр никаких сомнений в диагнозе не высказал, но это судьбу Хармса нисколько не облегчило. От тюрьмы он избавился, но не от тюремной больницы (больница №1 при тюрьме «Кресты», где и умер от голода в начале 1942 года). Конечно, литературоведы отстаивают версию о том, что «странный», но психически здоровый Хармс «гнал дуру», «косил» и т.д., обманывая опытных психиатров. Есть же версия, что и Есенин и Высоцкий, здоровые люди просто прятались в психиатрических больницах от преследования, хотя есенинский делирий отражен в истории болезни, да и наркотическая зависимость Высоцкого несомненна. Хармс вовсе не исключение: анамнез жизни его по сути становится патографией (даже бред изобретательства гораздо раньше проявился в конструкциях в его квартире), поэтому наличие вялотекущей шизофрении представляется очень вероятным, тем более, что абсолютно непрактичный и недальновидный Хармс за два года предсказал войну и решил от нее спрятаться, не учтя, что тюремная больница хуже тюрьмы (см. историю Павла Судоплатова), и будучи крайне несобранным, вдруг скрупулезно запомнил мельчайшую симптоматику  «схизофрении» и т.д. Если биографы писателя судят о психиатрах по врачам из «Кавказской пленницы», тогда возможно, но и им бы в НКВД было бы не до шуток. Сталинская карательная машина перемалывала всех: и здоровых и больных, каковым, несомненно, был и Даниил Хармс…

Так начинается голод:

с утра просыпаешься бодрым,

потом начинается слабость,

потом начинается скука,

потом наступает потеря

быстрого разума силы,

потом наступает спокойствие.

А потом начинается ужас…

                                                   

Н.Ларинский, 2011 г.

 

 

 

 

 

 

 


2011-05-18 Автор: Larinsky_N.E. Комментариев: 1 Источник: uz-rf.com
Комментарии пользователей

Вьешко

Николай! Большое вам спасибо! Читал все ваши публикации. Не скажу, что все они абсолютно бесспорны, но все до единой талантливы. Вы молодчина.

Дата: 2011-05-20 19:32:08

Ответить

Оставить комментарий:

Имя:*
E-mail:
Комментарий:*
 я человек
Логин: Пароль: Войти