Мысль — начало всему. Как избавляют от зависимости в реабилитационном центре под Рязанью

Какой русский не любит выпить? Этот миф так укрепился в нашем обществе, что сейчас принято считать ненормальным того, кто не пьет. По данным Минздрава, хоть на начало 2017 года потребление алкоголя в стране и снизилось до 10 литров на взрослого человека в год, уровень потребления спиртных напитков в России все еще высок. Немало людей страдает от алкогольной зависимости и не знает, как избавиться от нее. Помочь нуждающимся готовы в различных центрах реабилитации. Один из них находится в Ухоловском районе Рязанской области. Его руководитель Евгений Леднев уверен, что все в руках человека, главное — захотеть.

---

«Я был чужой между посторонними…»

Одно из существеннейших достоинств русского характера — чрезвычайная легкость принимать и усваивать себе плод чужого труда. И не только легко, но и ловко: в этом состоит одна из гуманнейших сторон нашего характера. Но это достоинство вместе с тем и значительный недостаток: мы редко имеем способность выдержанного, глубокого труда. Нам понравилось загребать жар чужими руками, нам показалось, что это в порядке вещей, чтоб Европа кровью и потом вырабатывала каждую истину и открытие: ей все мучения — тяжелая беременность, трудные роды, изнурительное кормление грудью — а дитя нам. Мы проглядели, что ребенок будет у нас — приемыш, что органической связи между нами и им нет...
А.И. Герцен, «Дилетантизм в науке»

С давних времен врачи связывали развитие диабета с нервными потрясениями. Т. Уиллис в своем учебнике еще в 1679 году говорил о том, что диабет развивается под действием «нервного сока». Спустя двести лет выдающийся психиатр Г. Модсли описал историю болезни прусского офицера, у которого диабет развился буквально в течение нескольких дней после возвращения с франко-прусской войны: бедняга узнал, что жена наставила ему рога! Конечно, сам стресс не вызывает диабета, иначе все россияне были бы больны им, но он спускает биохимическую «пружину» отягощенной наследственности. Любопытно описание «диабетической личности»: «апатичный, ипохондричный, упрямый и пассивный, незрелый и склонный к мазохизму» человек. Вот как! Это, несомненно, ерунда, а вот депрессия и диабет связаны. Депрессия совершенно четко ведет к нарушению гормонального фона и пищевого поведения. А теперь скажите, достаточны ли для развития депрессии такие факты биографии, как арест и ссылка, вынужденная эмиграция и лишение прав состояния, страстная любовь и измена любимой, гибель при кораблекрушении собственной матери и маленького сына, наконец, потеря жены и новорожденного сына, крах литературных начинаний и надежд, что в России когда-нибудь что-нибудь изменится к лучшему? Так вот, все это было (как и диабет) у Александра Ивановича Герцена…

Александр Герцен родился в семье богатого помещика, сорокапятилетнего Ивана Алексеевича Яковлева (1767-1846), и шестнадцатилетней Генриетты-Вильгельмины-Луизы Гааг, дочери мелкого чиновника казенной палаты Штутгарта. Брак родителей не был церковным (по современным понятиям — гражданский), и Герцен носил фамилию, придуманную отцом: Герцен — «сын сердца» (от нем. Herz-son). Хотя отец Герцена был очень богат (предки Яковлева были родственниками династии Романовых) и оставил сыну кроме имения еще и капитал в двести тысяч рублей (около миллиона тогдашних франков), жизнь Герцена в детстве и юности нельзя считать особенно счастливой. Отец то баловал его без меры, то охладевал. Повторилась история М.Е. Салтыкова-Щедрина и И.С. Тургенева, но там «помпадуршами» были матери, а тут куражился отец. Домашнее обучение у гувернеров и физико-математический факультет Московского университета — вот отрочество и молодость Александра Герцена. Примечательно, что болезни в детстве, от которых умирала половина российских детей до пяти лет, его, к счастью, обошли. Раннее увлечение идеями свободы, знакомство с людьми, исповедующими подобные взгляды, знаменитая клятва с Огаревым на Воробьевых горах — хрестоматийные факты биографии Герцена. И последствия вполне предсказуемые — два ареста и ссылка (хорошо, что не каторга!). После смерти отца в 1847 году Герцен, в то время настоящий «западник», предпочел уехать в Европу (финансово он был вполне обеспечен), где активно занимался общественной и издательской деятельностью, публицистикой и «большой» литературой.

Интересным моментом биографии А.И. Герцена является его знакомство с великим российским врачом Сергеем Петровичем Боткиным. Познакомились они тогда, когда Боткин еще не был тем Боткиным, которого знаем мы, ему было всего 27 лет. Первая их встреча произошла в 1859 г. в Лондоне. «...Сергей Петрович много рассказывал Герцену о Пирогове, о Крымской войне, о баснословных злоупотреблениях, простиравшихся до корпии... они продавали врачам корпию, которой недоставало для раненых». С.П. Боткин, личность обаятельная и интересная, произвел на А.И. Герцена приятное впечатление. На следующий день после их встречи Герцен сообщил Огареву: «Я Боткиным доволен без предела и конца, я ничего подобного не видал его осмотру». Находясь под впечатлением своего визита к Боткину, Александр Иванович писал Н.А. Тучковой-Огаревой: «Еще раз я должен заметить, что вниманием, умом и патологической догадливостью он выше других, мною виденных докторов». А.И. Герцена поразило исключительное внимание Боткина к больному (Сергей Петрович, судя по многочисленным свидетельствам, «отключался» от внешнего мира, когда смотрел больного, кроме которого для него в тот момент ничего не существовало!). Примечательно, что Боткин продемонстрировал Герцену свой неповторимый стиль — объяснить самому себе, больному, студентам и сотрудникам весь ход развития болезни и каждый симптом! А.И. Герцен, всегда интересовавшийся вопросами естествознания, был особенно доволен комментариями Боткина при назначении лечения. «Ясность его языка поразительна, — писал он. — Например, он не говорил, как о чуде, о действии Виши и Карлсбада... а химически объяснил, в чем влияние тех минеральных и других веществ, которые вносятся в тело». В этот период сам А.И. Герцен находился в зените славы. Незадолго до этого, 1 июля 1857 г., вышел первый номер «Колокола». К этому времени А.И. Герцен был уже автором известных работ. Его «Дилетантизм в науке» и «Письма об изучении природы» были заметной вехой в развитии естествознания того времени, а слава Боткина была еще впереди. Не очень понятно, по какому поводу Герцен обращался к С.П. Боткину, но из контекста вытекает, что речь шла о каких-то гастроэнтерологических проблемах (желчнокаменная болезнь?). А.И. Герцен еще многие месяцы был пациентом талантливого клинициста. Его письма к многочисленным друзьям и знакомым в это время заполнены самыми лестными отзывами о С.П. Боткине. А.И. Герцен «чрезмерно», «бесконечно», «безмерно» доволен своим талантливым врачом, которого называет «серьезным человеком», «единственным разумным врачом», но больше всего Герцен ценил в Боткине способность прогнозировать. Последними словами гениального мыслителя были: «Боткин страшный пророк медицины». Вероятно, Боткин осознавал всю серьезность болезни Герцена, которая укоротила его жизнь, и не скрывал от него фатальность прогноза. Арману Труссо приписывают афоризм «Если бы я знал прогноз каждой болезни, я бы знал половину медицины». Правда, во времена Боткина врачам трудно было ошибиться в прогнозе: любая мало-мальски серьезная болезнь укорачивала жизнь пациента независимо от его финансового благополучия и социального статуса.

…Интересно, что сближало врача и общественного деятеля: они оба боролись с эмпиризмом в естествознании, оба были решительными и сильными людьми. Правда, Герцен был умеренным западником, а Боткин, до самозабвения не любивший «немцев», был ближе к славянофилам! Несмотря на это, он не мог не оценить самобытность мышления и острый ум Герцена и стремился общаться с ним в то время, когда любая связь с Герценом рассматривалась как государственное преступление. В последние годы жизни А.И. Герцен серьезно заболел. По мнению французских врачей, это был диабет. Как свидетельствуют очевидцы, он внимательно следил за новыми методами терапии, применявшимися С.П. Боткиным, и страстно ждал его приезда за границу. Эта встреча состоялась осенью 1868 г. в Париже. С.П. Боткин поразил А.И. Герцена своей эрудицией, специальными знаниями. В письме к своему сыну Александру, уже крупному физиологу с европейским именем, А.И. Герцен делится своими впечатлениями от встречи с великим русским терапевтом: «Да, друг мой, такого доктора я, по крайней мере, не видал... Что за основательность, догадка и внимание... Вообще четыре дня с Боткиным мне открыли глаза на бездну вещей». В последний раз они встречались в Париже в 1869 году. Но и Боткин был бессилен перед страшным недугом А.И. Герцена…

Неизвестно, кто из врачей поставил Герцену диагноз смертельной тогда болезни, но произошло это в 1866 году. Понятно, что это был диабет 2-го типа, инсулиннезависимый, «диабет второй половины» жизни. Заболел, конечно, А.И. Герцен раньше. Диабет не случайно называют «болезнь-притворщик». Сейчас многие знают, что надо бить тревогу, когда появляется сильная жажда, особенно через 1-2 часа после еды, учащенное мочеиспускание, сухость во рту, усиливается аппетит. Несмотря на это больной быстро худеет. Сухая кожа и ее сильный зуд, воспалительные поражения кожи, поражение нервной системы, угнетенное настроение, ипохондрия, ухудшение зрения вплоть до внезапной слепоты — вот симптомы диабета, которые больной может обнаружить сам. Нет сомнения, что так было и в случае А.И. Герцена, но тогда этого не знали, и, когда он обратился к врачам, болезнь уже продвинулась далеко. Он «быстро похудел, пожелтел и постарел», — пишет современник. Врачи того времени знали о существовании «сахарного мочеизнурения», но не знали ни его природы, ни методов лечения. Достаточно сказать, что современник Герцена, знаменитый парижский профессор Пьер-Адольф Пиорри предлагал лечить его… большим количеством сахара! Врачи назначали пациентам с диабетом покой и даже… морфий, помогавший пациенту «расслабиться и забыться»… Обнаружить сахар в моче врачи того времени, благодаря работам Г .фон Фелинга (1812-1885), Э. Пелиго (1811-1890), Э-Ж Моуменя (1818-1885), Д.О. Риса (1813-1889), Ф. Хоума (1719-1813), Л.-Ж. Дюбоска (1817-1886), М. Шевреля (1786-1889) и К. Троммера (1806-1879) могли, что и делалось Ж. Шарко во время последней болезни А.И. Герцена. Но глюкоза может быть повышена в крови, но не появляться в моче, сохраняя свое разрушительное действие. Методы лечения диабета, кроме диеты, были в то время, безусловно, шаманскими. Герцен скептически говорил: «…доктора — дураки, они чуть не уморили меня этими старыми средствами и диетой…». Доктора дураками не были, но их беспомощность подтвердил финал жизни Герцена — в доинсулиновую эпоху больные диабетом нередко погибали именно от крупозной пневмонии.

В те времена врачи компенсировали отсутствие УЗИ и рентгена высокой наблюдательностью. Они знали до тонкостей течение многих болезней, в том числе тот факт, что начало крупозной пневмонии можно указать с точностью до дней и часов, поэтому точно известно, что А.И. Герцен заболел 17 января 1870 года. Примечательно, что болезнь (крупозное воспаление левого легкого) развивалась у него классически: острая боль в грудной клетке, лихорадка, слабость и озноб. Температура быстро стала критической, и начался бред. Утром следующего дня к Герцену пригласили виднейшего французского интерниста и невролога, профессора клиники Сальпетриер, Жана-Мартина Шарко (1825-1893). Опытный клиницист, Шарко сразу пошел по правильному пути и начал с выслушивания грудной клетки больного, но ничего не услышал, хотя и назначил больному банки («вантузы») на грудную клетку и отхаркивающий «сироп». Ему сказали о диабете Герцена, и Шарко в течение всей болезни дважды производил анализ мочи. Уже на следующий день Ж. Шарко обнаружил у Герцена кардинальный симптом — «начальную крепитацию», которая считалась патогномоничной для крупозной пневмонии. Он сказал об этом пациенту, а Герцен много раз говорил близким: «Я умру или параличом, или воспалением легких». Но больной не обратил на это внимания. Его состояние было слишком тяжелым. После «консилиума» Ж.-М. Шарко и некоего доктора Du Brise Герцену прописали пилюли с хинином и мускусом: доктора опасались рокового кризиса пневмонии. Действительно, это было грозное осложнение, в эпоху до антибиотиков — настоящая катастрофа. Во время кризиса пневмонии, кстати говоря, погиб и главный (после Гервега, любовника жены!) недруг Герцена — император Николай I.

Любопытно, что историк называет Герцена личностью «светлой, гармонической, эллинской … в своем стремлении во что бы то ни стало найти выход, положительное решение», несмотря на то, что жизнь его была и трагична, и страдательна, но светлое начало Герцена лишь сильнее обнаруживалось на этом фоне. Удачно сказано: «На свету — все светится, другое дело — во мраке». У Герцена больше, чем у других известных литераторов, натура безусловно требовала найти положительный выход не вообще, в будущем, для человечества, а в частности — сейчас, в себе самом, для себя. Это совсем не вяжется с его общепризнанной общественной ролью, но тем не менее это так. После самых тяжелых, черных месяцев своей жизни Герцен пишет: «Все люди разделяются на две категории: одни, которые, сломавшись, склоняют голову, — это святые, монахи, консерваторы; другие наргируют (от французского narguer — бросать вызов) судьбу, на полу дрягают ногами в цепях, бранятся — это воины, бойцы, революционеры». Он и был революционером, воином, бойцом. Многое он смог преодолеть, перестрадать, пережить, но против роковой болезни оказался бессилен…

Николай Ларинский, 2012

 

---

Оставить комментарий:

Имя:*

E-mail:

Комментарий:*

 я человек

 Ставя отметку, я даю свое согласие на обработку моих персональных данных в соответствии с законом №152-ФЗ
«О персональных данных» от 27.07.2006 и принимаю условия Пользовательского соглашения