Ультразвуковое исследование (УЗИ) — это методика диагностики, которая основана на визуализации при помощи волн ультразвука на экране монитора внутренних органов человека.
Об этом человеке написано много, но незабвенный Владимир Николаевич Абросимов все время вынашивал идею опубликовать в одном из центральных медицинских журналов статью о нем. И понятно, почему – его отец, профессор Николай Зиновьевич Абросимов (1924-1972) был учеником этого знаменитого врача и ученого. Этот человек – академик Борис Евгеньевич Вотчал (1895-1971). Хотя я пишу о Вотчале, но посвящаю этот очерк памяти В. Н. Абросимова…
…Его имя я узнал очень рано, прочитав замечательную книжку «Очерки клинической фармакологии», настоящий бестселлер своего времени! Это одна из немногих медицинских книг, которые я перечитываю часто. Книга, так сказать, на все времена.
Борис Евгеньевич Вотчал родился 9 июня 1895 года в потомственной дворянской семье. Его отец, профессор Евгений Филиппович Вотчал , выпускник медицинского факультета Казанского университета, был известным в России специалистом по физиологии растений, членом Национальной академии наук Украины. Он происходил из обрусевших чехов и был еще в царское время профессором ботаники в Киевском университете и приятелем знаменитого К.А.Тимирязева. Мать, Евгения Осиповна Вотчал была бактериологом, доцентом Киевского политехнического института, хорошо владела несколькими иностранными языками. Борис Вотчал с детства свободно владел английским, немецким и французскими языками. Он окончил 1-ю Киевскую гимназию и поступил на медицинский факультет Императорского Киевского университета Св. Владимира. А вот тут начинаются белые пятна, которых в биографии Вотчала было много. Передо мной лежат три «официальные» биографии Бориса Евгеньевича. В одной сказано, что он «окончил медицинский факультет Киевского университета в 1918 г.» В другой сказано, что с III курса в 1919 году, когда Киев был занят Вооруженными силами Юга России, он был призван в нее в качестве лекарского помощника (фельдшера). Вместе с армией он оказался в Крыму и едва не был расстрелян («знаменитые» расстрелы офицеров, инспирированные Б. Куном и Р. Землячкой). Затем он попал в лагерь, но вскоре был освобожден. И тут новое разночтение в биографиях: в одной : «после крымской эпопеи» для продолжения образования в Киевский университет его не приняли, на работу нигде не брали… В другой: «После окончания университета Б. Е. Вотчал в течение 4 лет находился на фронтах гражданской войны в Красной Армии, занимая различные военно-врачебные должности: ординатор, заведующий эвакуационным отделением, помощник начальника госпиталя по медицинской части, старший врач санитарного поезда». Есть, в-частности, сведения, что Вотчал участвовал в боях в Туркестане. Много лет спустя Борис Евгеньевич рассказывал, что во время гражданской войны его – молодого тогда врача – повез крестьянин на телеге к своей заболевшей жене. По дороге в безлюдной степи телега сломалась. Мужик долго колдовал, и все-таки исправил поломку. По дороге домой Борис Евгеньевич похвалил находчивость и изобретательность возницы. Тот ответил: «Что поделаешь, приходится издохтуряться!» Это слово очень понравилось Борису Евгеньевичу. «Так и нам часто приходится издохтуряться, чтобы помочь больному!» - говорил он.
С 1922 по 1924 гг. Б. Е. Вотчал работал ординатором факультетской терапевтической клиники Киевского университета под руководством профессора Ф. Г. Яновского. Но позвольте, это уже предполагает наличие врачебного диплома! В другой биографии (2015 г.) говорится, что в Киев приехали известные немецкие профессора, которых отец Вотчала пригласил к себе домой на обед, и посетовал, что сын не может завершить медицинское образование (?!) Немецкие профессора любезно пригласили его в Германию для завершения образования (но ведь он в это время ординатор клиники Яновского, которого всю жизнь называл незабвенным учителем!) Точнее так: склонность к научным изысканиям, пытливость были замечены гостем — немецким пульмонологом Л. Брауэром, который пригласил Б. Е. Вотчала для обучения в свою клинику в Германии. С 1924 по 1927 г., Борис Евгеньевич работал в Германии в клиниках Л. Брауэра и «отца» учения о сепсисе — Г. Шоттмюллера (Hugo Schottmüller, 1867-1941), где начал свои исследования по пульмонологии и клинической фармакологии. Это и немудрено: в Германии уже в то время начала развиваться и функциональная диагностика, и на очень высоком уровне была фармакология. Уже тогда немецкие врачи могли по телефонному кабелю передавать ЭКГ во время записи! А в СССР в таких городах как Рязань аппараты ЭКГ появились только после 1945 года…Получается, что в 1923 году Вотчал оказался на медицинском факультете Гамбургского университета, где завершил свое образование и получил диплом врача! Настоящий детектив! Любопытно, что во время пребывания в Германии Вотчал посещал клинику выдающегося невролога Макса Нонне (консультант В.И.Ленина) и увидел блестящий пример внушения, когда Нонне начинал на обходе у больного интересоваться, не болит ли у его большой палец ноги. Спустя несколько дней больной не спал из-за боли в пальце! «Сразу бы так и сказали», — говорит Нонне. Мы вас вылечим с помощью магнита. И привязывает к больному пальцу небольшой магнит. Боль в пальце исчезает! Вот что Макс животворящий делает! И Яновский и Нонне внушили Вотчалу идею о роли слова врача в процессе лечения, чем он с успехом и пользовался! Но интрига не в этом: бывший офицер белой армии, которого легко отпускают в Германию! А М. А. Булгакова, который тоже служил короткое время врачом у белых,так и не выпустили! В 1927 году Вотчал вернулся на родину и начал работу в московском Институте диететики и лечебной физкультуры (?).Первые его работы по клинической фармакологии были опубликованы тоже в 1927 году. С 1930 по 1938 гг. Борис Евгеньевич работает в Центральном институте усовершенствования врачей качестве ассистента, а затем доцента терапевтической клиники. Сначала он работал под руководством видного терапевта, профессора Р.А.Лурия, а в в 1930-е годы с энтузиазмом принял приглашение Плетнева и работал ассистентом его кафедры в ЦИУ врачей. В 1938 году Плетнев был репрессирован и руководителем Вотчала во время работы в знаменитом ВИЭМе (1938–1941 гг.) стал М. П. Кончаловский. Докторскую диссертацию, посвященную изучению периферического кровообращения, Вотчал защитил в 1941 году. Она была посвящена изучению венозного тонуса. Я думаю, что интерес Б. Е. Вотчала к функциональной (инструментальной) диагностике начался во время пребывания в Германии. Если в Европе уже давно миновали времена, когда «свеча была спирометром бедных», то нам до этого было еще далеко. Степень одышки была для наших врачей мерилом дыхательной или сердечной недостаточности. В этом смысле они были на уровне времен Ауэнбруггера и Лаэннека! Да, был еще допотопный спирометр Хатчинсона, который до сих пор, по-моему, применяют комиссии в военкоматах!
С первых дней Великой Отечественной войны Б. Е. Вотчал был на фронте, где служил начальником военно-санитарного поезда, главным терапевтом Волховского фронта, армейским терапевтом 59-й армии. В представлении 1943 года на Б.Е.Вотчала было сказано: «Армейский терапевт Вотчал Б. Е. — врач высокой общей культуры и больших медицинских знаний, тонкий диагност, опытнейший клиницист. Имеет высокие организаторские способности и большой опыт. За короткое время пребывания в 59-й армии проделал солидную профилактическую, лечебно-организационную и научную работу в стрелковых батальонах, полках, медико-санитарных батальонах и госпиталях. Успешно наладил и научно обосновал лечение пекарскими дрожжами больных и раненых, болеющих авитаминозами и дистрофией, возвратив в строй десятки бойцов и командиров, до того считавшихся неизлечимыми. Обладает большой работоспособностью и педагогическими навыками. Много работает над вопросами военно-полевой терапии. Дисциплинирован, настойчив и решителен в работе, в быту скромен. Имеет высокий деловой авторитет». И вот тут еще одна загадка, которую биографы обходят. 30 апреля 1942 года Б. Е. Вотчал военным трибуналом Волховского фронта был приговорен к 8 годам ИТЛ (без поражения в политических правах). За что? Легенда гласит, что он потерял какой-то документ с грифом «Совершенно секретно». Время было горячее (как раз накануне измены А. А. Власова). Особые отделы и трибуналы после поражений на фронтах не церемонились…Но Б. Е. Вотчал в ИТЛ не отправили. Если верить той же легенде, главный терапевт Красной Армии М. С. Вовси умолил Сталина отменить несправедливый приговор! Более того, в 1943 году Б.Е.Вотчал был награжден орденом Отечественной войны II степени. Но тут суть в другом. Конечно, ТЕРАПЕВТ НА ВОЙНЕ СОВСЕМ НЕ ТО, ЧТО ВОЕННО-ПОЛЕВОЙ ХИРУРГ, но Вотчал был совсем особенный терапевт: наблюдательный, умело распознающий болезни (киевская школа!), начитанный и вдумчивый. А потом, он был еще и организатором терапевтической службы фронта. Сюда ведь, кроме банального распознавания и лечения внутренних болезней, было еще и предупреждение эпидемий! Но главным предметом внимания Вотчала в это время (или еще раньше?) стала легочная патология. Представьте: человек ранен в ногу (легко, не смертельно), но идти не может и остается лежать в шинели на снугу, на ветру, на морозе. Понятное дело, что пневмония обеспечена (человек и без того обескровлен и страдает от боли). Да и вообще давно подмечено, что хронические болячки на войне либо проходят, либо обостряются (о симуляции я не говорю). Или вот взять туберкулез. Тут вообще была беда: в первый год войны больные легочным туберкулезом среди всех заболевших военнослужащих РККА составляли 6,6 %, в первом полугодии 1942 года — уже 15,4 %, в 1943 г. — 22,1 %, в победном 1944 году — 20%. В 1943 г. 34 % туберкулезных больных умерло, в части было выписано только 4,1 %, годными к нестроевой службе признали 3,3 %. Примечательно, что 72 % больных до призыва считали себя здоровыми (1943), а 25% прослужили в армии только полгода. Смерть наступала спустя несколько месяцев после выявления в мокроте микобактерий ТБК. В первый год войны туберкулез был причиной смерти 39,9% всех умерших терапевтических больных, в 1942 — уже 50 %, в 1943 — 44 %, причем 40 % умерших составили лица старше 50 лет. Если пневмонию уже начали лечить сульфидином и пенициллином (скорее ближе к концу войны), то против туберкулеза больные были беззащитны, а врачи – беспомощны! За время войны Б. Е. Вотчал приобрел большой и разнообразный опыт в области легочной патологии. В фундаментальном руководстве «Опыт советской медицины в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг»., в 35 томах. Москва, 1952 года его перу принадлежали главы, посвященные легочным болезням. Кстати говоря, я эти главы прочитал с большим интересом и могу сказать, что уже тогда литературный стиль Вотчала (несмотря на строгое редактирование!) проявился уже вполне!
С 1944 по 1952 гг. Борис Евгеньевич работал на кафедре военно-полевой терапии ЦИУВ; с 1952 по 1956 гг. — в Центральном военном госпитале им. М. П. Мандрыка, с начала в течение года в качестве начальника 1-го терапевтического отделения госпиталя, затем в должности консультанта-терапевта.; с 1956 по 1958 гг. – в Главном военном клиническом госпитале им. Н. Н. Бурденко (в должности консультанта-терапевта). В 1958 г. он демобилизован из Вооруженных Сил СССР в звании полковника медицинской службы. На протяжении всего этого времени и до конца жизни Борис Евгеньевич Вотчал заведовал 2-й кафедрой терапии ЦИУв (ЦОЛИУВ). Норберт Магазанник, учившийся в клинической ординатуре у Вотчала, вспоминал: «У него был острый и оригинальный ум. Как-то в разговоре со мной известный физиолог Л. Л. Шик сказал, что «Борис Евгеньевич —ученый с большим вкусом». Я удивился – вкус важен в искусстве, но что это означает в науке? – «Понимаете, обычный завкафедрой раздобудет какой-нибудь новый прибор, скажем, для измерения остаточного воздуха в легких и начнет печь как блины статьи об остаточном воздухе при эмфиземе, при воспалении легких, при инфаркте миокарда — при чем угодно. А Борис Евгеньевич сначала сам определит для себя интересную проблему и потом ищет методы ее решения. Поэтому его работы всегда оригинальны и будят мысль. Действительно, сразу после окончания Великой Отечественной войны, в возрасте 50 лет, уже будучи профессором, т. е. в ситуации, когда большинство предпочитает стричь купоны с наработанного прежде, он заинтересовался хроническими заболеваниями легких и тем, что потом стали называть механикой дыхания. Надо сказать, что до войны Б. Е. Вотчал специализировался по гастроэнтерологии. Но на Волховском фронте, где он был главным терапевтом, было много легочных заболеваний, и он убедился в громадной важности проблемы хронического бронхита и эмфиземы легких. …В то время, когда этим занялся Б. Е. Вотчал, этой проблеме было посвящено лишь несколько немецких статей конца 20-х годов. Он придумал совершенно оригинальную методику, позволившую по движению межреберных тканей оценивать колебания внутригрудного давления при дыхании не у экспериментальных животных, а у больного человека. В результате стала ясна ведущая роль бронхиальной обструкции во всей легочной патологии. Он же сконструировал первый портативный прибор для количественной оценки бронхиальной обструкции – пневмотахометр, опередив англичанина Wright лет на 10. Он также первый увидел большое диагностическое значение форсированной жизненной емкости легких, хотя только француз Tiffeneau впоследствии формализировал эту пробу и сделал ее общепринятой». Чтобы было понятно, речь идет о пик-флуометре, который сейча продается в любой аптеке и совершенно необходим для каждого больного бронхиальной астмой! А у меня хранится прибор, изобретенный Вотчалом – пневмотахометр. Такой же был и у Володи Абросимова…Известно, сколь начитанным был Б. Е. Вотчал. Но он не только много читал, но и много размышлял. Мне он как-то памятно сказал: «Вы много читаете. Это хорошо. Но на один час чтения нужны два часа размышлений…. Говорил он красиво, образно, и на его доклады в Московском терапевтическом обществе аудитория всегда наполнялась буквально до отказа – «как на концерт С.Я.Лемешева» (по выражению И.А.Кассирского). Читая лекцию о применении дигиталиса, он очень легко, не подчеркивая удачное сравнение, заметил, что четверка коней Аполлона на фронтоне Большого театра (конечно же, он сказал «квадрига») напоминает ему четыре главных свойствах этого лекарства: воздействие на возбудимость, сократительность, автоматизм и проводимость миокарда». Всю жизнь Борис , занимался наукой, причем всегда выбирал актуальные проблемы клиники: болезни сердечно сосудистой системы, легких, клиническая фармакология. Им было опубликовано около 250 научных работ и получено 11 автоских свидетельств на изобретния. Под руководством профессора Вотчала было защищено 60 кандидатских и докторских диссертаций. В 1969 году он стал академиком АМН СССР. Кстати говоря, его судьба во многом напомнила мне судьбу замечательного Людвига Траубе, получившего признание незадолго до смерти… Б. Е. Вотчал впервые в мире использовал форсированную спирометрию (сейчас известна проба Вотчала — Тиффно). Он глубоко знал механизмы нарушения проходимости бронхв и предложил свою классификацию болезней легких. Трудами Б. Е. Вотчала в Москве было открыто одно из первых пульмонологических отделений. В течение четверти века Б. Е. Вотчал тесно сотрудничал с разработчиками медицинской аппаратуры. Им предложен пневмотахометр, при активном участии Вотчала были созданы отечественные спирограф, пневмотахограф, аэрозольный ингалятор,газоанализатор, плетизмографы, тромбоэластограф и т. д. Он был соавтором патента стетофонендоскопа Вотчала — СФ-1. А теперь я остановлюсь на том, с чего начал. Хороших книг для врачей не так много. Еще меньше их было у нас в 60-х годах прошлого века, когда мы еще не совсем отошли от «чудес» Лысенко, Лепешинской и Бошьяна. И уж совсем ничтожно мало было книг, в которых говорилось бы про «фармакологическое мышление у постели больного». Собственно говоря, про лечение книг было много, но что это были за «монографии». Книжный хлам! Ни одной не вспомню. А вот книга Вотчала, прочитанная, нет, проштудированная еще в студенческие годы и потом читанная неоднократно, была событием. Она и сейчас лежит передо мной. В ней устарело многое, но только не идеи, мудрый стиль и интеллект автора, замечательного врача и креативной личности – Б.Е.Вотчала. Он подчеркивал, что клиническая фармакология в отличие от «кошачьей», изучает действие тех или иных лекарственных веществ на данного больного. Особенно важной представляется его мысль о том, что чувствительность больного к данному лекарству колеблется в очень широких пределах. Почему это важно? А откуда, скажите, берется неудовлетворенность больных качеством лечения? Вроде бы, все сделали правильно: поставили диагноз, назначили «джентльменский» набор лекарств, рекомендованных с учетом достижений доказательной медицины, но хорошо, что больному хоть не хуже, но ведь и не лучше! Есть соблазн приписать все фальсификации лекарственных препаратов, но дело не в этом. Новые препараты передаются в клинику с указанием лишь ориентировочной дозировки. «Последняя всегда условна»,— пишет Б. Е. Вотчал. Расчет на килограмм массы тела дает только общую ориентировку. Пьющий человек, к примеру, даст иную реакцию на антиагреганты, не говоря уже об антикоагулянтах! Это касается любого больного с печеночной патологией. Сейчас это актуально как никогда. Вотчал говорил об этом уже пятьдесят лет назад. А его рекомендация при «героической» терапии сочетать «сердце льва» с «мудростью змия»! Вспоминая свое отношение к фармакологии, могу сказать, что оно было, как у всех: на третьем курсе это чистой воды теория, не вызывавшая особого интереса. А потом — рецептурные справочники, не содержавшие сведений о фармакодинамике (кроме, пожалуй, справочника В. И. Метелицы). Был, правда, справочник М. Д. Машковского, но он слишком объемист для повседневной работы. Книга же Б.Е.Вотчала буквально полна мудрых мыслей. Клиническая фармакология, которая в больницах полностью профанирована, должна избавить больного от длительного приема препарата неэффективного, но имеющего показания к назначению! Вы часто такое видели? Другая важная мысль у Вотчала — он подчеркивает, что параллелизма между клиникой и тонусом вегетативной нервной системы нет: можно добиться равновесия ее (по данным вариационной интервалометрии), а больному не становится лучше, или клиническое улучшение не сопровождается улучшением вегетативных реакций! Или другой афоризм Бориса Евгеньевича: «Разнообразие рук: влажных, сухих, горячих, холодных — это не болезнь до той поры, пока на это не будет обращено внимание их обладателя». Великолепно! Тоже касается бради- и тахикардии. «Норма со знаком + и норма со знаком - ”, — пишет Вотчал.
Идем дальше. «Старый анекдот об «умершем симулянте», к сожалению, подчас становится жизненным», — пишет Б. Е. Вотчал в главе о лечении неврозов. Если мы ничего «серьезного» не находим у пациента, это не значит, что у него действительно этого нет! «Вполне здоровый человек — это бестелесный дух. Ощущение органа говорит о том, что в нем не все в порядке». Разве это не так? Примечательно воспоминание Б. Е. Вотчала об увиденном им в клинике М. Нонне, когда профессор интересовался у больных большим пальцем ноги. Спустя несколько дней, когда больной уже не спал из-за невротических болей в пальце всю ночь, то Нонне привязывал к пальцу магнит и обещал исцеление. Боль действительно проходила! Внушение за счет привлечения внимания к органу! «Психастеник в клинике опасен, — говорит Вотчал. Каждое непонятное слово он считает болезнью». Сколько таких психастеников бродят по нашим поликлиникам и врачам «капают на мозги»? Но Вотчал говорит и том, что любого невротика надо обследовать еще более тщательно, чем обычного человека. С этого, полагает он, начинается и столь необходимая такому больному психотерапия. «Почва-то нервная, но цветочки на ней растут всякие», — парировал один из больных легкомысленное утверждение доктора, что все «на нервной почве». И еще важное замечание о том, что для невротика дом отдыха без врача лучше, чем санаторий!
Забыли мы и о рекомендации Вотчала перед серьезной нервотрепкой принимать валерьяновый «ликер» — столовой ложки настойки валерианы пополам с водой. Он разоблачает и прием валидола как антиангинального средства, который уже тогда во всем мире, кроме нас, использовали как успокаивающий препарат. «Злые враги кровати — стол письменный и стол обеденный»,— пишет Б. Е. Вотчал о лечении бессонницы, а наши больные хватаются за «Феназепам» и «Донормил»! «…важно подготавливать сон с утра». Добавлю, что не надо не только никаких газет не читать, но и не смотреть на ночь программу «Пусть говорят»! Забыта и рекомендация принимать снотворное с кофе или чаем, особенно пожилым склеротикам. Убедите больного, что надо «восстановить условнорефлектореную связь между темнотой, подушкой, теплом и сном» и он заснет», — уверяет Борис Евгеньевич!
Другое, не умершее, пожелание Вотчала: тщательно обследовать больного артериальной гипертензией на предмет пиелонефрита, коарктации аорты и не забывать, что гипертоники наиболее активная часть человечества, наиболее энергичные и творческие люди!
«К болям в руке надо относится осторожно»,— констатирует выдающийся клиницист. С легкостью мы и сейчас объясняем боль левой руке (у правшей!) профессиональным перенапряжением руки, остеохондрозом и т. п. А Вотчал уже в то время рекомендовал нитроглицерин и ЭКГ с нагрузкой (1963 год!). Для коронарных больных Б.Е.Вотчал предложил и свои знаменитые капли: 9 мл 3 % ментолового спирта и 1 мл 1 % раствора нитроглицерина. В двух каплях — четверть капли нитроглицерина. И голова не болит, и стенокардия снимается, считал Вотчал. А глава об антикоагулянтах! Удлинение протромбинового времени в 2-21/2 по сравнению с нормой — почти современная рекомендация по приему варфарина и определению МНО. Или его указание на то, что до 4,0 л жидкости может быть задержано в организме без привычной «ямки» на голени, по которой мы привыкли судить об отеках. Он считал опасным заблуждением мнение, что постоянная форма мерцания предсердий, которая течет благоприятно, безопасна, (2-4 % таких больных умирают внезапно от тромбоэмболических осложнений). Отсюда его совет о назначении таким больным непрямых антикоагулянтов.
Разве не современно звучит? «Смелость в сочетании с осторожностью», — вот предлагаемый лозунг Вотчала для химиотерапии. А его рекомендация иметь каждому участковому врачу пневмотахометр в кабинете и именно на данные мощности выдоха опираться в постановке диагноза у больных ХНЗЛ и ХОБЛ. Нет, никогда не было у врачей тогда пневмотахометров, а разве сейчас есть хотя бы пикфлуометры (а тогда надо и стерильные мундштуки к ним!)? Особый интерес, хотя теперь уже исторический, представляет раздел «Методика клинической фармакологии». В то время для наших врачей это было настоящим откровением, ведь если «партия сказала, что клизма эффективнее пенициллина», то никто не осмелился бы подвергнуть этот постулат сомнению, а Вотчал говорит о «двойном слепом» методе, который рекламируют империалисты-американцы! Да и нашим академикам такие методы были как нож к горлу: одно дело, если врачи будут считать, что все изрекаемое академиком Чазовым истина в последней инстанции, а другое, когда его авторитет будет поколеблен исследованиями «двойным слепым методом» (слеп и исследователь и объект исследования!) никому не известного младшего научного сотрудника Сидорова, получивший блистательный результат на своей козе! Не потому ли пишет в заключение Б. Е. Вотчал, что недостатком книги он считает ее субъективность. Делает он и оговорку насчет работ иностранных авторов, преимущественно цитируемых им. Ну тут все просто — не велось в стране победившего социализма никаких исследований, а члены ленинского Политбюро лечились импортными препаратами, получаемыми по линии IV управления! В этом смысле книга Бориса Евгеньевича истинный подвиг и самый достойный ему памятник!
«…Б. Е. Вотчал заболел раком пищевода и знал все детали своей болезни», — пишет Норберт Магазанник. «Он пересказал мне протокол гистологического исследования биопсийного материала самым деловым и спокойным тоном. Ему предложили лучевую терапию. Он ездил на сеансы облучения, не прерывая работу в клинике. Как-то сразу после очередного облучения он должен был читать лекцию. Его обычно звучный голос стал уже хрипловатым. Наверное, ему было больно глотать из-за лучевого ожога, но он мужественно дочитал лекцию в своем обычном стиле. О его состоянии свидетельствовали только крупные капли пота на лбу. Незадолго до конца, когда он был уже очень слаб и не вышел на работу, я продежурил у него дома всю ночь. Под утро наступило небольшое расстройство речи, и было решено госпитализировать его. В ожидании автомобиля я помог ему сесть в кресло и с удивлением увидел, что он несколько раз пытался слабеющими пальцами правой руки, сложенными вместе («щепотью») ударить себя по коленям. Не сразу я догадался, что он хотел проверить у себя коленный рефлекс — он оставался врачом и в эту минуту!..»
Н. Ларинский, 2019