Пластическая, но все-таки операция

В нашем обществе сложилось своеобразное отношение к пластической хирургии. Зачастую ее воспринимают как что-то совершенно несерьезное, вроде игрушки для богатых «буратин». Мол, были бы деньги — тут тебе и уши любые сделают, и грудь подтянут, и жирок лишний вырежут. Никакого риска, никаких плохих последствий! Однако так ли это на самом деле?

---

Николай Ларинский: «Синдром Ландау»

Профессор умирал три раза.

После первой смерти ему велели пошевелить головой.

После второй велели сеть.

После третьей - даже поставили на ноги,

Подперли толстой здоровой няней:

Пойдем-ка мы немножечко погуляем

Мозг серьезно задет – тяжелый случай.

И вот, пожалуйста, сколько наверстал:

Правый - левый, светло – темно, дерево-трава, больно - еда.

Два плюс два, профессор?

Профессор в ответ: два.

Ответ точнее предыдущего.

Больно, травка, сидеть, лавка.

А в конце аллеи вновь – старая, как мир,

Неприветливая, нерумяная,

Трижды выгнанная, желанная

настоящая, говорят, няня.

Профессор желает к ней-

Опять от нас вырывается

В.Шимборская, «Прогулка воскрешенного»,1967

 

Замечательный журналист и наблюдательный человек, Ярослав Голованов был знаком с этой историей не понаслышке и его слова, вынесенные мной в эпиграф, с равным успехом могут быть отнесены и к ней. Примечательны и слова Шимборской о «настоящей няне». «Настоящая няня» в данном контексте, это смерть, о желанности которой неоднократно говорил «исцеленный» Ландау…

История болезни выдающегося советского физика, лауреата Нобелевской, трех Сталинских и Ленинской премий, Л.Д.Ландау была не менее драматична, чем у В.И.Ленина, но в отличие от последнего, протекала на виду у большого количества вольных или невольных свидетелей и участников. И так же как у «вождя мирового пролетариата», больного Ландау окружал целый сонм медицинских «звезд». Был это триумф советской медицины или все вышло по пословице: «Медицинское светило утопает в похвалах, а больного ждет могила, видно, так судил Аллах»? Рассчитываю, что данный материал прояснит ответ на этот вопрос.

Начало.

«В воскресенье 7 января 1962 года в Москве была невиданная гололедица. Накануне вечером шёл дождь, к утру подморозило, и город превратился в сплошной каток. Около десяти утра у двери академика Ландау остановилась «Волга». Дау с друзьями отправлялся к ученикам в Дубну. В разговорах время летело незаметно. Миновали Лиственничную аллею старинной Тимирязевской академии. В начале Дмитровского шоссе «Волга» стала обгонять автобус. Вдруг водитель её увидел идущий навстречу грузовик. Он испугался и резко затормозил. Машину крутануло, потеряв управление, она завертелась на льду, как хоккейная шайба. Грузовик ударил намертво, коротким, страшной силы ударом, и весь этот удар пришёлся на Дау, прижатого силой инерции к стеклу. Начало Дмитровского шоссе. Столкнувшиеся машины. Толпа. Из виска и из уха мертвенно-бледного пассажира «Волги» сочится кровь. «Скорая помощь» прибыла к месту происшествия через несколько минут после аварии. Врач с ужасом увидел, что человек из толпы прикладывает к голове раненого снег. В 11 часов 10 минут пострадавший доставлен в 50-ю больницу Тимирязевского района Москвы. Он был без признаков жизни. В лице — ни кровинки, оно землистого цвета. Первая запись в его истории болезни: «Множественные ушибы мозга, ушибленно-рваная рана в лобно-височной области, перелом свода и основания черепа, сдавлена грудная клетка, повреждено лёгкое, сломано семь рёбер, перелом таза. Шок».      Позже выяснилось, что примерно в 10 ч. 30 мин.  водитель «Волги» Судаков врезался во встречный грузовик во время обгона автобуса, который подходил к остановке. Говорили, что опытный водитель, заметив грузовик, не стал бы жать на тормоз - это было наихудшим решением. Надо было ускорить обгон автобуса и успеть вывернуть вправо. Вероятно, Судаков растерялся и, не анализируя ситуации, стал резко тормозить. Грузовик тоже стал тормозить, и его немного занесло. Машину же Судакова буквально закрутило по льду и поставило под удар грузовика как раз тем правым задним углом, в котором находился Ландау. А он, за несколько минут до этого, снял шубу и меховую шапку, так как внутри машины было жарко. Они могли бы хоть немного смягчить удар. Позже, как это и бывает в таких случаях, стали говорить о злом роке: ни водитель «Волги», в которой находился Ландау, ни жена водителя, сидевшая рядом с академиком, ни даже упаковка куриных яиц, лежавшая в салоне, не пострадали, а пострадало самое ценное, что там было – мозг Ландау…   

Народ на шоссе в воскресное утро  был, вызвали «Скорую помощь», которая прибыла минут через двадцать. До этого момента пострадавший лежал на льду. На правом виске была видна кровь. Судаков, находившийся в шоковом состоянии, прикладывал к нему снег. «Скорая» доставила Ландау, находившегося без сознания, в ближайшую больницу № 50. Он поступил туда в 11часов 10 минут. Запись в журнале: «Множественные ушибы мозга, ушиблено-рваная рана в лобно-височной области, перелом свода и основания черепа, сдавлена грудная клетка, повреждено легкое, сломано семь ребер, перелом таза. Шок». Потом диагноз был уточнен, но не стал менее грозным. У Ландау  были выявлены: перелом основания и свода черепа, множественные ушибы головного мозга, отек и острое набухание головного мозга, ушиблено-рваная рана лобно-височной области, сдавление грудной клетки, множественный перелом ребер (4 ребра справа, 3 ребра слева) с повреждением левого легкого, левосторонний гемопневматоракс, перелом костей таза, забрюшинная гематома, травматический шок, осложненный острой массивной кровопотерей. Состояние ученого, когда его доставили в приемный покой, было крайне тяжелым. Он находился в коме с выраженной дыхательной недостаточностью (число дыханий - 32). 40 суток (960 часов) академик находился в критическом состоянии, без сознания!

Московская больница № 50  («полтинник» в народе) тогда была новой (открыта в 1955 году) и, хотя, была базой для курсантов ЦОЛИУВа, но именоваться клинической стала только в 1965 году, став базой ММСИ.     Первую помощь Ландау оказали дежурные врачи Л.Панченко, В.Лучков, Н.Егорова и В.Черняк.  Вот какие были времена: в воскресенье на месте оказался заведующий кафедрой травматологии ЦОЛИУВ профессор Валентин Александрович Поляков, один из лучших травматологов страны. Перечень травм впечатляет и в том, что Ландау не погиб в первый же день, несомненная заслуга этих врачей! Однако статус Ландау заставлял страховаться. Начали собирать ведущих специалистов для медицинского консилиума. В 16 часов в больницу вызвали для консультации нейрохирурга Сергея Николаевича Фёдорова (1925-1995) из НИИ нейрохирургии им. Н.Н.Бурденко, о котором говорили, что он вытаскивает больных с того света. «Я увидел, что больной умирает. Совершенно безнадежный больной. Агонизирующий больной. Такие больные только с переломами ребер погибают в 90 процентах случаев оттого, что перестают дышать: им невыносимо больно дышать, они не могут дышать. В Институте нейрохирургии с такой ситуацией мы сталкиваемся практически каждый месяц»,- говорил Федоров о первом впечатлении при осмотре Ландау. Надо сказать, что Ландау снова повезло, С.Н. Федоров был настоящей нейрохирургической «звездой». Тогда еще не кандидат наук, он станет и профессором и заслуженным деятелем науки. Он оперировал больных во многих странах Европы и Америки. На несколько месяцев Федоров стал лечащим врачом Ландау. Консультантов было много, а лечащий врач один. Федоров едва ли не единственный, о ком в своих мемуарах жена Ландау (даже она!) отзывалась положительно. Ландау была произведена трахеостомия, после чего больного (9 января по настоянию профессора А.М.Дамира) подключили к аппарату искусственного дыхания, привезенному из Института полиомиелита. В дальнейшем, из Швеции доставили два дыхательных аппарата «Энгстрём». Искусственное дыхание обеспечивали выдающийся советский нейрореаниматолог,  доктор медицинских наук Л.М.Попова, врачи В.Ф.Дубровская,  известные в дальнейшем специалисты в области анестезиологии-реаниматологии, профессора Г.Рябов,  В.Салалыкин, Ю.Смирнов, техникиВ.Калмыков и Н.Алексеев - ежедневно подвергали аппарат «Энгстрём» осмотру. На 6-м этаже корпуса № 3 пятидесятой больницы  были выделены две специальные палаты: одна  по типу палаты интенсивной терапии с постоянным врачебным контролем, в которой находился Ландау, другая - гостевая для дежурных физиков. 11 января у Ландау развился коллапс, потребовавший внутриартериального нагнетания крови, а 14 января – возникла двухсторонняя (гипостатическая) пневмония, потребовавшая использования «сильных американских антибиотиков», потом развился парез кишечника, словом, возникло то состояние, которое называется «полиорганная недостаточность». Черепно-мозговая травма была крайне тяжелой, с гипертензионным синдромом (резкое повышение внутричерепного давления). Стоял вопрос о производстве   декомпрессионной трепанации черепа, а технические средства в тот период были ограниченными. Ангиографическое исследование в данном случае могло превысить порог опасности самого повреждения. Компьютерной томографии тогда еще не существовало. Врачам оставалась  наблюдать за динамически изменяющейся клинической картиной повреждения мозга. Периодически производились спинномозговые пункции по поводу диагностики субарахноидального кровоизлияния и санация ликвора, осуществлялась дегидратационная терапия. Тактика лечения оказалась правильной, поскольку клиники сдавления головного мозга не отмечалось.  Проблема состояла в том, что лечили Ландау в это время высокопоставленные нейрохирурги, но чем реально они могли ему помочь? В то время главной задачей нейрохирургии было удаление опухолей мозга. Тут все понятно – есть опухоль и ее удаляют. В случае Ландау работы нейрохирургам, кроме декомпрессионной трепанации не было. Но лавры-то стяжать – вылечить физика мирового значения, одного из немногих, чьими реальными достижениями могла гордиться страна на пороге 50-летия Великого Октября, хотелось, ой, как хотелось! А советская медицина даже здесь то и дело демонстрировала свою отсталость - начался отек мозга у Ландау, а наши врачи и не знали, что мочевина – мощный дегидратант. Кинулись искать мочевину, а ее отечественная промышленность не выпускает, ни к чему, академики не каждый день в аварии попадают, а простой человек он и без лекарств если выздоровеет, то и хорошо, да и помрет, тоже ничего! «День несчастья. Первый консилиум. Угроза отека мозга. Применяются все обычные меры. Но возникает идея — испробовать специальный препарат, который можно достать в Чехословакии и Англии. Капица немедленно посылает три телеграммы старым друзьям-ученым: известному физику Блеккету— в Лондон; ассистенту знаменитого Ланжевена французу Бикару — в Париж; семье Нильса Бора — в Копенгаген. Капица не адресовался к самому Бору, чтобы не огорчать 77-летнего старика — учителя Ландау. Но на следующий день пришла от него короткая телеграмма с сообщением о высылке лекарства. <...> А Бикар позвонил в Прагу своему знакомому <...> Немецу. Немец связался с академиком Шормом, и Шорм послал необходимый препарат. Но еще раньше помощь пришла из Англии. Правда, телеграмма не застала Блеккета в Лондоне. Однако ее тотчас переслали Джону Кокрофту, выдающемуся атомщику Англии, и тот без промедления стал предпринимать все, что нужно. А тем временем Евгений Лифшиц позвонил оксфордскому научному издателю Максвеллу — нашему другу, издавшему в Англии всю многотомную “Теоретическую физику” Ландау и Лифшица. Усилия Кокрофта и Максвелла соединились, и на день ТУ-104 был задержан на час в аэропорту Лондона, дабы успеть захватить посылки для Москвы с коротким адресом — “мистеру Ландау” <...>. Однако в действительности спасла Ландау от смертельно опасного отека в первый день ампула препарата, которую разыскал академик Владимир Александрович Энгельгардт. Он и академик Николай Николаевич Семенов решили еще в воскресенье 7 января предпринять попытки немедленно синтезировать препарат и стерилизовать его, но, к счастью, выход был найден более простой: ученики Энгельгардта нашли готовую ампулу в Ленинграде. Она попала в руки врачей раньше максвелловской», - пишет Д.Данин.

Примечательно, что в те же дни мочевина была заказана в посольстве СССР в Берлине. Одна банка пришла через 2 месяца (уже весной), но в ней была… техническая мочевина!

Профессор   И.А.Кассирский,   член   консилиума, в журнале «Здоровье» № 1 за 1963 год писал: «За сорок лет моей врачебной работы было много замечательных исцелений, казалось, безнадежных больных, но воскрешение из мертвых всемирно известного физика Л.Д.Ландау, о чем сообщалось в нашей и зарубежной прессе, - особо волнующий момент. Каждая из полученных им травм могла бы привести к смертельному исходу. Консилиумы собирали по нескольку раз в сутки. Днем и ночью обсуждались необходимые меры на ближайшие несколько часов. Каждый час, каждую минуту все мы задавали себе мучительный вопрос: «Не упущено ли что-нибудь?». В действие вступил пироговский железный закон умелой организации борьбы за жизнь человека. Отек мозга был предотвращен инъекцией мочевины,    была    отведена    грозная   опасность   поражения продолговатого мозга. Но от избытка введенной мочевины возникло тяжелейшее осложнение - почки не справлялись с ее выведением, возникло отравление - уремия. Остаточный азот катастрофически нарастал».

Решительно вмешался чешский нейрохирург Зденек Кунц, он порекомендовал снять капельницу и резко увеличить подачу воды и жидкого питания больному через нос. После этого заработали почки, пошла моча. Вместе с тем Кунц определил: «Травмы несовместимы с жизнью, больной обречен, он протянет, скорее всего, лишь около суток». Кунц сразу улетел на родину, не его визит, возможно, спас Ландау от смерти вследствие уремии. Можно добавить: и через 10 месяцев сделал его Нобелевским лауреатом.

Около Ландау постоянно находились медсестры, по две в смену,- В. Оболеева , Н. Зайцева , З. Соловьева , Т. Романова , Г. Дроздова и В. Филина . Каждые два часа «дыхательные сестры» поворачивали больного, перкутировали и массировали грудную клетку. Обеспечивалось бесперебойное функционирование дыхательного аппарата. В течение ночи четыре-пять раз исследовался газовый состав крови. В памятке, составленной  сразу после госпитализации, говорилось: «По первому требованию дежурного врача вызывать ночью! Дубровскую Веру Федоровну (по четным числам). Попову Любовь Михайловну (по нечетным числам). В случае тревожного положения (!) вызывать врачей по указанию дежурного врача. Немедленно высылать машину за Федоровым!»  Постепенно состояние стабилизировалось,но Ландау продолжал находиться в мозговой коме, и никаких проблесков сознания не отмечалось. По инициативе академиков М.Келдыша, П.Капицы, Л.Арцимовича 22 февраля 1962 был организован международный врачебный консилиум. В нем приняли участие лучшие специалисты мира: профессор Зденек Кунц (Чехословакия), профессора Мари Гарсен и нейрохирург Жирар Гийо (Франция), нейрохирург Уайдлер Пенфильд (Канада), член-корреспондент Академии наук СССР, член Лондонского Королевского общества Н.И.Гращенков, профессора Г.П.Корнянский, Б.Г.Егоров (1892-1972), профессор И.М.Иргер,  хирурги профессора Б.К.Осипов и Б.А.Петров, врач Л.И.Панченко, кардиолог, профессор В.Г.Попов, невропатолог, профессор М.Ю.Раппапорт, терапевт профессор A.М.Дамир (1894-1982), рентгенолог, профессор Ю.С.Соколов, микробиолог академик З.В.Ермольева.  Сохранилось заключение У.Пенфилда: «Семь недель назад серьезная автомобильная авария. Перелом таза и ребер. Рентгеновское исследование обнаруживает двусторонний перелом черепа и оперативное трепанационное отверстие в левом средне-фронтальном положении около 5 см перед центральной извилиной. В течение 24 часов больной находился в децеребрационной ригидности. Затем это исчезло. Он продолжал оставаться без сознания, и его жизнь была спасена только благодаря героическому уходу и лечению. Постепенно начали развиваться в левой руке непроизвольные движения типа базальных ганглиев. Результаты осмотра: Движение глаз хорошо координировано. Когда его жена заговорила с ним, он кивнул и затем посмотрел на меня, фиксируя свой взгляд. Когда профессор Лифшиц попросил его показать свои зубы, он сделал быстрое движение, которое я истолковал как ответ. Это было с левой стороны рта, и не похоже на то подергивание, которое я наблюдал время от времени в этом месте. Я сделал бы вывод, что отсутствие контакта не следует относить за счет афазии. Это подтверждается и тем фактом, что профессор Егоров при трепанации вблизи зоны Брока в левом полушарии не нашел отклонений от нормы….Рассеянное повреждение мозга, вызванное несомненно мелкими ушибами глубоко в мозгу, вполне может нарушать центрэнцефалическую проводимость субкортикальных узлов. В настоящее время нет признаков повышения внутричерепного давления. Я делаю вывод, что консервативная терапия, примененная в случае профессора Ландау, была правильной. Ничего больше сделать нельзя было. Прогноз очень затруднителен. Сейчас больному лучше. Если улучшения будут продолжаться, он приобретет, как я полагаю, способность говорить. Но я опасаюсь, что нарушение двигательной способности правой руки сохранится постоянно. Похоже, что непроизвольные движения левой руки будут продолжаться, но, как ни странно, он может в настоящее время до некоторой степени контролировать движение как правой, так и левой руки, что свидетельствует о некотором улучшении в этой области. Я советую в лечении применить принцип «secundum artem». Со временем физиотерапия и терпеливый уход в нормальном окружении дома.  
Французские доктора, вероятно, были ошарашены тем, что увидели: « Мы впервые в нашей практике наблюдаем такого больного. Непонятно, как он мог выжить, получив столь тяжелые травмы. До сих пор больные с такими повреждениями умирали. Вероятно, поэтому многие симптомы кажутся необычными. Мы удивляемся упорству, мужеству и мастерству наших русских коллег, которые протащили  этого больного живым через смерть». Но они  высказались против операции. Ландау будет здоров и без операции мозга,- оптимистично заявили врачи.

Председателем, постоянно действующего во время болезни,  в первое время, консилиума был Николай Иванович Гращенков (1901-1965) членАН Белоруской ССР(1947), член-корреспондент Академии наук СССР (1939), академик Академии медицинских наук СССР (1944), доктор медицинских наук (1935), профессор (1938). Участник 1-й мировой и Великой Отечественной войн. Окончил Московский университет (1926) и Институт красной профессуры (1932). В 1932-1933 гг. директор Института высшей нервной деятельности, в 1933-1944 гг. заведующий отделом Всесоюзного института экспериментальной медицины. В 1935-1937 гг. находился в научной командировке в Англии и США. С 1937 г. 1-й заместитель наркома здравоохранения СССР, с 1939 г. директор Всесоюзного института экспериментальной медицины. В период Великой Отечественной войны консультант по вопросам невропатологии и нейрохирургии в действующей армии. С 1944 г. директор Института неврологии АМН СССР. В 1947-1951 гг. президент Академии наук БССР и одновременно с 1948 г. директор Института теоретической медицины АН БССР. С 1951 г. заведующий кафедрой невропатологии Центрального института усовершенствования врачей и клинико-физиологической лабораторией АН СССР и АМН СССР, с 1958 г. - 1-го Московского медицинского института. В 1959-1961 гг. заместитель Генерального директора Всемирной организации здравоохранения.  Гращенков был скорее чиновник (выдвинувшийся после расстрела Г.Каминского и М.Болдырева), но не клиницист, а уж тем более, не специалист по нейротравме. Даже как теоретик он был сомнительной величиной. В то время бытовало несколько теорий патогенеза закрытой травмы головного мозга, среди них ушиб мозга о стенки черепа при дислокации, сосудистые нарушения и асинопсия. Так вот, Гращенков ухитрялся придерживаться всех трех! А как лечить больного в этом случае? Мало того, в лечении Ландау Гращенков (в сосответствии с «гениальным» павловским тезисом : «Все болезни от нервов!») «переумничал»: академик-физик постоянно жаловался на боль в животе, а академик-невролог объяснял, что эта боль «от нервов»! Он даже говорил, что Ландау «теперь придумал себе боль в животе». Гращенков с расстройства (по другому поводу, по карьерному) умер в 1965 году и, вероятно, не знал, что Ландау называл его дураком… Но удивительнее другое - Гращенков с лечением инфекции был знаком не понаслышке - в 1944 году он описал анаэробную инфекцию мозга, но все это было давно и неправда. А реальную угрозу жизни Ландау представляли как раз инфекция и патология, лежащая за пределами компетенции даже очень хороших хирургов и неврологов, лечивших академика… « Позывы газопускания стали все чаще и настойчивей,а медики стали все глубже вникать в психологтию»,- многозначительно пишет жена Ландау, Кора Ландау-Дробанцева. Несмотря на постоянно присутствующий сарказм в отношении врачей, в данном случае она была права… Восстановление физического здоровья шло очень медленно. Происходило плавное восстановление памяти, речи, слуха, движений, нормальных физиологических отправлений. Больной мысленно возвращался в пору раннего детства, юности, зрелости. Однако обстоятельств травмы так и не смог вспомнить. Так часто бывает. Из больницы № 50 он был переведен в Институт нейрохирургии им. Н.Н.Бурденко, где имелись высококвалифицированные специалисты по восстановлению функций мозга и двигательной активности. Затем его перевели в клиническую больницу АН СССР.  Появились движения рук, затем он стал ходить по палате с «манежем» - столиком на колесах, который физики сделали специально для него в соответствии с его ростом. Наконец он начал медленно разговаривать, на английском языке. И все-таки травматическая болезнь и последствия перенесенной полиорганной недостаточности сказались на его состоянии. К научной работе он вернуться не смог.

Поскольку ему часто и много переливали кровь, гепатит во время пребывания в Институте нейрохирургии не замедлил появиться, это же Россия, а не Гарвардский университет! Поразительно, что Ландау перенес и это! Но худшее еще было впереди. Всех волновал (по разным причинам) один вопрос – восстановится ли интеллект Ландау, а если «да», то насколько? Ничего лучше не нашли, как провести у академика-физика консультацию академиков-психиатров. Сначала его осматривает выдающийся советский психиатр Олег Васильевич Кербиков (1907-1965). С 1952 года Кербиков избрался по конкурсу заведующим кафедрой психиатрии 2-го Московского медицинского института, с 1955 по 1958 год был его ректором. Он являлся заместителем председателя Совета по координации научных исследований Министерства здравоохранения СССР, с 1962 года был действительным членом Академии медицинских наук СССР, с 1963 г. главным учёным секретарём АМН. Был председателем редакционной группы в комиссии законодательных предположений Совета Союза и Совета национальностей Верховного Совета СССР по здравоохранению. Основные труды Кербикова: «Острая шизофрения», «Проблемы организационной психиатрии« (в соавторстве), исследования по различным вопросам терапии и клиники психических заболеваний, исследования в области пограничной психиатрии, психопатий и неврозов. Всего же им написано более 70 работ по психиатрии. Все это хорошо и прекрасно, а умер О.В.Кербиков от недиагностированной диабетической комы (?!) Ландау его пережил, как и Гращенкова. Кербиков не сомневался во вменяемости академика Ландау, но был весьма осторожен в прогнозе возвращения последнего к научной деятельности. У Ландау была ретроградная амнезия не только на события, но он практически все забыл, но у Кербикова уже не было возможности убедиться в справедливости прогноза…Потом Ландау попал к фигуре одиознейшей. Андрей Владимирович Снежневский  (1904-1987) — советский психиатр, основатель одной из нескольких школ в отечественной психиатрии. Академик АМН СССР, академик-секретарь отделения клинической медицины АМН СССР (1966) Директор Института судебной психиатрии им. Сербского (1950—1951), директор Института психиатрии АМН СССР с 1962 года, с 1982 года — директор Всесоюзного научного центра психического здоровья АМН СССР являлся главным редактором «Журнала невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова» директором института психиатрии АМН. В 1962 году  Cнежневский поставил диагноз «вялотекущая шизофрения« Валерию Буковскому. Позднее Буковский был обследован западными психиатрами и признан здоровым^..В 1964 году судебно-психиатрическая экспертиза, проведенная под председательством Снежневского, признала психически больным бывшего генерал-майора П. Григоренко, выступившего с критикой советских порядков. Позднее Григоренко был обследован западными психиатрами и признан здоровым. Если бы Ландау стал диссидентом (а это вполне вероятно), то Снежневский, без сомнения, быстренько определил у него «вялотекущую» шизофрению! А в данном случае он был корректен, немногословен и сдержанно-оптимистичен. Приглашали к Ландау и выдающегося советского нейрофизиолога и психолога , профессора Александра Романовича Лурия (1902-1977). В практической деятельности нейропсихологов используется предложенный А. Р. Лурия метод синдромного анализа, или, иначе, «батарея Луриевских методов». А. Р. Лурия отобрал ряд тестов, объединенных в батарею, которая позволяет оценить состояние всех основных ВПФ (по их параметрам). Эти методики адресованы ко всем мозговым структурам, обеспечивающим эти параметры, что и позволяет определить зону поражения мозга. Изменение сложности задач и темпа их предъявления дает возможность с большой точностью выявить тонкие формы нарушения (поставить топический диагноз). Предложенный метод основан на системном подходе к анализу нарушений функции и качественном анализе дефекта и представляет собой набор специальных проб, адресующихся к различным познавательным процессам, произвольным движениям и действиям. Не понравился, однако, Лурия со своей «батареей» Ландау, больной сделал все, чтобы Лурия больше не появлялся! Когнитивные нарушения были самой главной проблемой (она так и осталась нерешенной) восстановления Ландау, т.е. прежнего Ландау больше не было. А какой был? Был страдающий, искалеченный и в общем, мало кому нужный больной. Будь на его месте «простой советский» человек, так он умер бы уже в первые дни. Никто не стал бы выписывать дыхательные аппараты из Швеции, приглашать академиков, метаться по всему свету в поисках мочевины. Жизнь не равна! Но насколько осчастливили лечащие врачи Ландау, сохранив ему жизнь? Вопрос звучит кощунственно, а по сути – он много раз говорил о самоубийстве…

Но была и другая, мучившая его до самой смерти проблема...Дело в том, что у Ландау и сразу после травмы и позже возникала пневмония и плеврит, которые усиленно лечились «сверхсильными американскими антибиотиками», широкого спектра, разумеется. Все, почему-то, упустили из виду то обстоятельство, что антибиотики неизбежно приведут к дисбиозу. Удивительно, что об этом не упомянула академик З.В.Еромольева. Мудрость и к ней в данном случае пришла задним числом!  Боль в животе долго врачами во внимание не принималась, не только нейрохирургами и неврологами, но и терапевтами, а консультантами у Л.Д.Ландау был профессор Иосиф Абрамович Кассирский и профессор Алим Матвеевич Дамир (1894-1982),  в  то время - заведующий кафедрой пропедевтики внутренних болезней педиатрического факультета II ММИ, заслуженный деятель науки. Примечательно, что его пригласили как специалиста по пневмониям! А И.А.Кассирского, соответственно, как специалиста по почкам (у Ландау после щедрого введения мочевины возникла острая почечная недостаточность). Позднее к ним присоединились профессор Васильев и Борис Евгеньевич Вотчал. 10 февраля 1964 г. во время прогулки у Ландау возникло отморожение большого пальца ноги, долго лежал, потом пневмония, потом тромобофлебит глубоких вен правого бедра. Вот здесь около Ландау появилось новое «светило» - Александр Александрович Вишневский, который и занялся лечением тромбофлебита (этот тромбофлебит, в конечном счете, и погубил Ландау четыре года спустя).   Но куда важнее было другое - Вишневский первым (!) спустя два года после травмы обратил внимание на боли в животе, постоянное вздутие и частые (20-30 раз в сутки) позывы на дефекацию, мучившие Ландау. Притом он знал, к кому обратиться. Это был руководитель микологичечского отдела ЦКВИ Минздрава СССР, профессор Абрам Михайлович Ариевич (1896-1988), лучший, вероятно, знаток микозов в нашей стране, написавший, совместно с профессором З.Г.Степанищевой монографию «Кандидомикозы и другие микозы, как осложнение антибиотикотерапии».   Врач В.И.Зарочинцева, у которой в клинической больнице АН СССР Ландау лежал около полутора лет, ни разу не назначила ему анализ кала на грибковую флору, ведь сам (!) Гращенков объяснял боль в животе центральным происхождением! А вот реакция А.М.Ариевича: «За всю мою многолетнюю практику впервые такой тяжелый случай - кишечная флора погибла полностью. Грибки сильные, окрепшие, их возраст где-то около трех лет. Я даже не знаю, как начать с ними борьбу, я удивлен, что больной жив!» Удивительно, если врач сказал именно так (это со слов К. Ландау-Дробанцевой!) После этого Ландау консультировала З.В.Еромольева. Мечниковская простокваша, зелень, диета, нистатин. А что тогда еще могла советская медицина предложить Ландау? Флора почти нормализовалась через полгода, но боль в животе оставалась. Поскольку были три перелома тазового кольца, Вишневский решил, что имеется ирритация тазового сплетения рубцами и попытался устранить боль новокаиновыми блокадами, но из этого ничего не вышло. Вновь возникло вздутие живота, которое не удалось ликвидировать заново составленной диетой (без углеводов и клетчатки). Ландау снова осмотрел Зденек Кунц, но проблема с животом оставалась. В начале 1965 года по протекции М.Бессараб около Ландау появился Кирилл Семенович Симонян, в то время главный хирург больницы № 53 г.Москвы, считавшийся хорошим абдоминальным хирургом. Любопытно, что даже после консилиума с участием А.М.Дамира и А.А.Бочарова К.С.Симонян принял точку зрения уже покойного к тому времени Н.И.Гращенкова- боли в левой руке и животе – «центрального происхождения» и органической основы не имеют, хотя Симонян предложил диагностику «ex juvantibus» - произвести спинномозговую анестезию, если боли центральные – они не прекратятся, если спаечные – исчезнут, но воспротивился академик Вишневский! После этого Ландау с мучениями везут в Карловы Вары, где кишечные промывания и прием минеральной воды несколько ослабили боли, потом местные умельцы-ортопеды изготовили для него хорошую ортопедическую обувь (в СССР этого делать не умели!) Чешские профессора Кунц, Старега и Заводный,  кстати говоря, отбросили идею о «центральных болях» как бредовую, и считали, что кишечное их происхождение наиболее вероятно. Первым из медиков уверенно об этом сказал главный врач санатория в Карловых Варах Ян Иш. После этого Ландау побывал еще в санатории в Крыму, где хорошо перенес грязелечение. Но по возвращении домой вернулась и боль в животе и вздутие. Академика обследуют в кунцевской больнице 4 управления МЗ СССР («Кремлевка»). Обследование показало наличие желчных камней, возникло предположение о наличии содержащих кальций гематом в брюшной полости. Поскольку боль оставалась, К.С.Симонян собирает новый консилиум с участием лечащего врача из клинической больницы АН СССР Паленко и профессоров Вотчала и Васильева. Попытки решить проблему диетой успеха не имели, к тому же Б.Е.Вотчал был все-таки клинический фармаколог и пульмонолог, а не гастроэнтеролог. 25 марта 1968 года в три часа ночи А.А.Бочаров,  Д.А.Арапов,  К.С.Симонян  и О.Ф. Афанасьева (анестезиолог Ю.А.Кринский) оперируют Л.Д.Ландау. При операции было обнаружено, что тонкая кишка была свободна от спаек, но имелись обширные спайки брюшины со слепой, восходящей и нисходящей петлями толстой кишки, что и поддерживало постоянный парез. Поперечно-ободочная кишка была предельно раздута и сжата нисходящей и восходящей петлями. Симонян освободил кишечник от спаек и наложил цекостому. Никто не хотел оперировать Дау — Бочаров чувствовал себя неважно, Арапов еще не владел пальцем после перелома, а заведующий отделением больницы Академии B.C. Романенко просто сказал, что участвовать в операции не будет. Никто не выразил согласия и на ассистенцию, и поэтому мне пришлось оперировать больного с дежурными хирургами. К счастью, это были опытные врачи, а одна из них — Олимпиада Федоровна Афанасьева — много лет до этого работала со мной в Институте им. Склифосовского».

О состоянии больного Симонян пишет: «Его состояние было обычным для непроходимости обтурационного плана. Живот был вздут и тверд, как бочка, но общих симптомов интоксикации не было. Атака у Дау началась к вечеру, а оперировали мы его глубокой ночью. Причиной непроходимости был подозреваемый мной обширный спаечный процесс <...>. Тонкая кишка была свободна от спаек, но множественные сращения брюшины со слепой, восходящей и нисходящей петлями толстой кишки ограничивали ее функцию и были причиной постоянно поддерживаемого пареза. Поперечная кишка, напротив, была предельно раздута и как бы сжата восходящей и нисходящей петлями. Операция состояла в том, чтобы освободить кишечные петли от сращений и наложить цекостому <...>. Я сделал то, что было нужно, и больной был снят со стола с хорошим давлением и пульсом». После операции каждые два-три часа приходилось делать сифонную клизму (через стому), возникла пневмония и постоянная тахикардия. Симонян пишет, что он допускал возможность тромбоэмболии и Ландау постоянно вводили гепарин в больших дозах. Была сделана попытка вызвать активную перистальтику с помощью электростимуляции, которую произвел Аркадий Владимирович Лившиц, старший научный сотрудник Института имени А.В.Вишневского, но безрезультатно. АТФ, гентамил, кокарбоксилаза, никотинамид…Но тахикардия оставалась. Считают роковой фразу, сказанную Ландау в конце: « Все же я хорошо прожил жизнь. Мне всегда все удавалось»!, но вряд ли физик такого уровня верил в сглаз… На восьмой день после операции Л.Д.Ландау потерял сознание и спустя несколько часов умер. На вскрытии профессор Я. Раппопорт обнаружил тромбоэмболию легочной артерии, источником которой был тромбофлебит глубоких вен правой голени (в некоторых публикациях говорится о тромбозе артерий брыжейки). К.С.Симонян высказал примечательную мысль: когда у врачей еще была надежда, что Ландау будет спасен, что он поправится и вернется в строй, то каждый из врачей, вольно или невольно старался большую часть заслуг приписать себе. Но, когда все увидели, что кроме физического увечья ноги и руки, интеллект не вернулся, все потеряли надежду и Ландау уже никого, по большому счету, не интересовал.

Почему-то именно эта история, хотя написал я почти три сотни подобных очерков, повергла меня в уныние (это я еще очень многое оставил «за кадром»): был очень умный, гениальный человек, наверное, равный Н.Бору и другим светилам, на что-то рассчитывал, надеялся, дышал и вдруг идиотская авария, во время которой никто, кроме него, не пострадал и все кончилось, мучительно, унизительно и безысходно… Я начал материал словами Я.Голованова, ими же и закончу: «…2 апреля 1968 года… Ландау умер. Оторвавшийся от стенок сосуда тромб вызвал смерть неожиданную и быструю. Он поразил Дау как шальная пуля. В тот день академик А. Б. Мигдал написал: «Умер один из удивительнейших физиков нашего времени. В наш век специализации науки это был, быть может, последний из учёных, занимавшийся всеми областями теоретической физики». Мне кажется, это очень точно сказано. Вряд ли можно назвать среди учёных всего мира столь универсального физика… Но, может быть, он сидит где-нибудь в университетской аудитории, а мы ещё просто не знаем, что он уже существует.

В качестве дополнения приведу два весьма любопытных материала.

Следующая страница>>>

---

Оставить комментарий:

Имя:*

E-mail:

Комментарий:*

 я человек

 Ставя отметку, я даю свое согласие на обработку моих персональных данных в соответствии с законом №152-ФЗ
«О персональных данных» от 27.07.2006 и принимаю условия Пользовательского соглашения